Акимцев говорил хорошо, правильно. Погибшим вечная память и вечная слава. Матери будут плакать, жены. Но чтобы меньше на свете было слез, оставшиеся в живых должны сделать все, чтобы побыстрее очистить землю от ненавистного врага. Короткий залп в воздух, стиснутые зубы. А потом началась работа, которую надо сделать быстро. Враг мог появиться каждую минуту.
Бабенко сумел-таки завести один из подбитых немецких танков. Второй вытащили из окопа и потащили на тросе на мост. В центре моста Бабенко остановил машину, чуть сдал назад, чтобы можно было снять буксировочный трос.
– Давай, Коля, – крикнул он из люка Бочкину. – Отцепляй! Не будем упрощать задачу фашистам. Если захотят растащить танки, пусть со своим тросам приезжают!
– А мы еще посмотрим, разрешить им или нет! – весело скаля зубы, отозвался заряжающий.
Коренев занимался со своим экипажем другим нужным делом. Сколько времени предстояло группе провести в обороне, никто не знал. Оставлять тела убитых немцев вокруг себя было нельзя. Соорудив из бревен волокушу, на которую набили доски от разбитого сарая, прицепили ее к танку. Танк потащил волокушу к двум дальним авиационным воронкам метрах в ста от моста. Часть трупов закопали в передовом окопчике у самого моста.
Часа через три были восстановлены пулеметные гнезда и стрелковые ячейки.
– Товарищ лейтенант. – Подбежавший сержант Блохин поправил пилотку. – Мы боеприпасы нашли. Там на дороге у овражка две полуторки перевернутые. Не загорелись почему-то. Одна с патронами, а вторая с двумя спаренными зенитными «максимами» на турелях. Видать, сюда везли для обороны, да «Юнкерсы» налетели.
– Зенитные? – обрадовался Соколов. – Вот что, сержант, давай их сюда. Один установишь за насыпью, чтобы его с противоположного берега не было видно. В ста метрах от моего танка. А второй ближе к берегу, вон там, в ракитнике. Скажешь Акимцеву, пусть он расчетам секторы обстрела обозначит.
Отпустив сержанта, Алексей повернулся к «семерке». Логунов потопал ногами по броне и спрыгнул на землю.
– Ну, все, товарищ лейтенант, окопчики оформили для Началова и Коренева, сектора обстрела согласовали с пехотой. Снарядов – по половине боекомплекта, патронов почти комплект. Если припрет, возьмемся за немецкое оружие, у них два пулемета целыми оказались, только землей присыпало. Так что, один хороший бой продержимся, может, два. А когда снаряды кончатся, останется только врукопашную идти.
– Пойдем, если надо, и врукопашную, – пообещал Соколов. – Что с горючим?
– Вот это теперь наше самое больное место, – тихо ответил Логунов, став вдруг серьезным. – У Петра запасные баки пробило, у Коренева левый бак снарядом сорвало совсем. Короче, стоять можем, пару раз позиции поменять можем, но активно маневрировать у нас теперь возможности нет. И уйти не сможем. Горючки на два часа хода по пересеченной местности. На приколе мы, командир.
– Возду-у-у-х! – пронесся над позициями протяжный крик.
И почти сразу стали слышны воющие звуки моторов немецких истребителей. Пара «мессеров» шла низко над лесом, с явным намерением скрытно выйти к мосту. Уж очень шумный был сегодня день, а немецкий командир вот уже несколько часов не выходил на связь. Теперь немцы узнают, что здесь произошло, поймут, что мост снова в наших руках.
– К бою! – крикнул Соколов. – Всем в укрытие, приготовиться к отражению атаки противника. Зенитчики, по самолетам огонь!
Спаренные «максимы» открыли огонь почти одновременно, ворочая своими тупыми стволами следом за воздушными целями. Истребители пронеслись над мостом, свечой взвились к облакам, а потом бросились, как гончие на волка. Злобно завыли моторы, окопы прочертили фонтаны земли, выбиваемые пулеметами «мессеров».
Пехотинцы затаились в окопах, прижимаясь к стенке, которая находилась со стороны атакующих самолетов. Пара истребителей ушла за лес, снова набрала высоту и понеслась заново поливать позиции из пулеметов.
Соколов подумал, что им повезло, что это истребители, а не истребители-штурмовики, что на их с Акимцевым головы не посыпались осколочные бомбы.
Снова развернулись на турелях зенитные пулеметы. Стало слышно, что из окопов по самолетам стреляют из автоматов и немецких трофейных пулеметов.
Соколов не особенно рассчитывал сбить самолеты. Основная задача зенитчиков была отпугнуть «мессеры», не дать им прицельно атаковать наши позиции. Но кому-то сегодня все же повезло. Один из немецких самолетов неожиданно просел в воздухе, изменился звук его мотора. «Мессер» не смог набрать высоту и стал тянуть над лесом, уходя от моста на запад. Второй взмыл вверх и как будто охранял своего ведомого, кружа высоко под облаками и наблюдая за окрестностями.
– Ну, теперь держись, – проговорил Алексей. – Теперь жди гостей, и часа не пройдет. Логунов, наблюдай за тем берегом, я к пехоте!
Соколов не успел отойти от танка и нескольких шагов, как увидел спешащего к нему Блохина. Сержант бежал между окопами, придерживая рукой каску на голове.
– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! – Блохин подбежал к Соколову и сразу сбавил голос почти до шепота: – Командира убило. Нет больше нашего Акимцева.
– Черт, – простонал Соколов и с горечью сплюнул. – Как чувствовал ведь, как чувствовал. Еще подумал… Эх!
– Если правду говорить, то и я чувствовал… Нашла старшего лейтенанта пуля.
– Вот что, сержант, принимай командование! Следи, чтобы твои орлы не хватались за автоматы, пока немцы не подойдут на пятьдесят метров. Пусть стреляют из трофейных карабинов. Если пойдут танки, то – огонь из пулеметов по мосту. Они попытаются растащить баррикаду. А я буду выбивать бронетехнику и артиллерию, если ее притащат. И поставь кого-нибудь наблюдать, вдруг немцы с собой привезут лодки и постараются переправиться к нам в тыл по воде. Все понял?
– Так точно, – бойко козырнул Блохин и побежал обратно к своим.
Увы, кто воевал, знает, что на фронте часто бойцы чувствуют свою близкую смерть. Не все, но бывает. Вдруг тоска одолевает, вдруг начинают не вовремя вспоминаться родные и близкие, особенно те, кто умер. Товарищи к бою готовятся, а у такого все из рук валится. Сядет и сидит, смотрит в одну точку. Вот и с погибшим Акимцевым, как показалось Алексею, происходило то же самое. Может, байки, мистика, а может, и правда.
Думать об этом не хотелось, да и некогда было думать.
Кажется, уверенный тон лейтенанта-танкиста добавил Блохину уверенности. Да и приказания, на взгляд опытного сержанта, танкист отдавал толковые.
Блохин успел добежать и спрыгнуть в окоп, когда в неподвижном вечернем воздухе появился зловещий гул. Это могли быть только танки и гусеничные бронетранспортеры. Дождались!
– А ну, хлопцы, слушай мою команду! – зычно прокричал Блохин, поднимая голову над бруствером окопа. – К бою! Стрелять по пехоте только из карабинов. Автоматы, когда немчура мост пройдет, только для ближнего боя.
Соколов стоял в люке своей «семерки». Сейчас главным было не подпустить немцев к самому мосту. Не так много у него сил, чтобы вступать в ближний бой, чтобы поднимать солдат в штыковую. Сейчас только огневой бой на максимальной дистанции. Три танковых орудия – это сила. Если бы еще была возможность не давать прицельно бить по себе. Но горючего совсем мало.
Поэтому Соколов поставил танки так, чтобы они простреливали все подходы к мосту на предельной дистанции прямого выстрела. Бойцы у него опытные, умелые. Они будут пулеметным огнем отсекать вражескую пехоту от танков. Один станковый «максим» и два немецких ручных пулемета Алексей дополнил тремя танковыми, снятыми с «тридцатьчетверок». Его пулеметчики-радиотелеграфисты заняли места в подготовленных ячейках, выгрузив из танков почти все пулеметные диски. Сейчас ему предстояло убедиться, что его оборонительная тактика была правильной. Или неправильной… Но об этом молодой командир старался не думать.
– Без команды не стрелять! – на всякий случай приказал Соколов по рации, разглядывая в бинокль выползавшую из-за леса немецкую колонну. – Ждать определения целей.
Четыре «T-IV» с удлиненными стволами и набалдашниками дульных тормозов. Новинка, их все больше стало появляться с зимы 42-го года. И дополнительные бронированные экраны на лобовой броне. Следом шли семь T-III – танки поддержки пехоты. Эти не так страшны, но пренебрегать не стоит. А вон и бронетранспортеры с пехотой. Два, четыре, шесть… двенадцать. На некоторых на турелях крупнокалиберные пулеметы. Да, серьезная сила!
Показались трехтонные грузовики, крытые брезентом. Грузовиков было много. Наверное, в некоторых из них везли боеприпасы и имущество, но в большинстве все же были солдаты. Это же не менее полка, усиленного танковой ротой!
Руки стиснули бинокль, в голове запульсировала одна только мысль. Ничего, идите, сколько бы вас там ни было. Все идите, и вы узнаете, как умеет сражаться Красная армия, как умеют умирать русские люди. Кровью умоетесь!
Алексей тряхнул головой и опустил бинокль. Что это я? Первый день на войне? Паника? Ничего подобного, я год их бью и бить буду, пока они не начнут драпать обратно домой. А мы еще их пинками будем подгонять.
Эта мысль показалась Алексею забавной, особенно если представить все буквально. Почти как у Кукрыниксов[4]. Видел он несколько таких плакатов этой зимой!
– Спокойно, ребята, спокойно, – тихо проговорил Алексей, не веря своим глазам. Колонна свернула и пошла в сторону от моста, куда-то севернее, в направлении Губарева. – Неужели эти не по нашу душу?
– Что, командир, мимо проходят? – раздался голос Логунова, который смотрел на немцев через прицел орудия. – Что-то не верится! Или им мост не нужен? Утром был нужен, а сейчас нет?
– Ну, вот и кончилась сказка «про белого бычка»!
От колонны отделилась группа в семь танков «T-III», десяток бронетранспортеров, которые стали разворачиваться на открытом пространстве в боевой порядок.
Колонна удалялась, пыля по проселку, а атакующая группа уже шла к мосту. Пехота пока не высаживалась, пока еще танки шли в