Он тяжело поднялся и стал смотреть на мост. Все-таки они сумели подбить на самом подходе к нему еще три танка. Вон тот даже с тросом, уже начал брать на буксир подбитую машину, которую втащил на мост Бабенко. А трупов-то! Здорово Омаев тут накосил!
– Вставай, пошли. – Алексей похлопал Руслана по плечу и обернулся на свои позиции.
На краю развороченного снарядами окопа стоял Блохин, опираясь на немецкую винтовку. Второй рукой он придерживал солдата с залитой кровью головой. Еще один, в разорванной на плече гимнастерке, пытался подняться, но все время падал. Больше никто не шевелился, только – тела, каски, винтовки, автоматы и пулеметы.
«Все, – решил Соколов, – воевать мне больше не с кем. Если не пришлют подкрепление, я просто стащу ящики с взрывчаткой на середину и лягу на них с гранатой. Большего я тут ничего сделать не смогу. Нечем. Так и сделаю… А все-таки мы их не пустили!»
От этой мысли на душе стало веселее. Это не было веселье довольного и счастливого человека. Это было злорадство, злая ирония солдата, который убил много врагов. Потерял убитыми много своих товарищей, но еще больше убил врагов. И не отступил. И не отступит, чтобы ни случилось, какая бы вражеская сила на него ни шла!
Глава 6
Говорить приходилось кодами из таблицы. Передачу по радио легко перехватить, это не проводная связь, тем более не спецсвязь, в которой используется аппаратура искажения.
Опустив микрофон, Алексей посмотрел на своих танкистов и сержанта Блохина, сидевшего рядом и поглаживающего свои усы. Один ус он во время боя умудрился подпалить, но сейчас было не до бритья. Немцы откатились назад, и повторной атаки можно было ждать с минуты на минуту. И тем более следовало ждать авиационного налета и артиллерийского удара по советским позициям.
Бойцы смотрели на своего командира с удивлением и надеждой. Лейтенант улыбнулся устало.
– Приказано взорвать мост и отходить. – Соколов сдвинул шлемофон со вспотевшего лба.
– Ну и нормально. – Началов сплюнул и потрогал пальцем рассеченную щеку. – Затащить на середину моста все ящики с взрывчаткой и долбануть. И будет им сначала три подбитых танка, потом дырка от бублика. Хрен они его быстро восстановят!
– Третий танк, который вы сегодня у самого моста подбили, – Блохин кивнул головой в сторону реки, – если из его баков бензин спустить и поджечь?
– Опоры железные, – возразил Соколов. – Чему там гореть. Да и бензин – жидкость текучая. Он быстрее сольется в воду, прежде чем прогорит.
– Разрешите мне сказать? – раздался голос Бабенко. – Прошу прощения, товарищ лейтенант!
Все повернули голову к механику-водителю, который стоял возле гусеницы со своей неизменной доброй улыбкой и вытирал руки ветошью. Началов смотрел недовольно, Блохин – устало и почти равнодушно. И только старшина Логунов с интересом посмотрел сначала на механика-водителя, потом на своего командира.
– Да, Семен Михайлович, – кивнул Соколов. – Что вы хотите сказать?
– Я, конечно понимаю. – Бабенко стал теребить ветошь в руках. – Опыт у всех большой, но я все-таки инженер. И пусть по механической, так сказать, части. Но…
– Говорите, Семен Михайлович, – нетерпеливо перебил сержанта Соколов.
– Понимаете, нельзя взрывчатку укладывать на пролет моста. Сколько бы ее ни было, она разрушит только один пролет. А основную нагрузку несет не пролет, а опоры моста. Пролет легко восстановить. Даже за один день – сделать настил из бревен. Можно в три наката, и тогда по нему пройдут даже танки.
– Что вы предлагаете?
– Понимаете, надо разрушать узлы жесткости конструкции. Тогда восстановить мост будет сложнее. На это уйдут недели, а то и месяцы. Надо закладывать заряды там, где сходятся опорные элементы.
Бабенко, торопливо разровняв носком сапога песок под ногами, стал чертить на нем схему опор моста и показывать, куда, по его мнению, следует закладывать взрывчатку. Танкисты переглянулись. Блохин перестал поглаживать остатки своих усов и с азартом уставился на чертеж.
– Слушай, а ты молодец, инженер! – первым оценил идею Блохин. – Тебе не в танке сидеть, а в Генштабе. Ну на худой конец в Главном инженерном управлении. А он ведь дело говорит, товарищ лейтенант! Я бы с ним пошел, прикажите!
– Так, стоп! – поднял руку Соколов. – Пока никто никуда не идет. Семен Михайлович, сколько нужно взрывчатки, чтобы наверняка обрушить этот мост? Учтите. Мне нужно знать минимум. Не удастся повредить серьезно, так хоть пролет взорвать. Приказ нам необходимо выполнить.
– Сколько? – Бабенко повертел в руках ветку, которой рисовал схему, задумчиво посмотрел на чертеж. – Для этого нужно осмотреть мост. Прикинуть толщину металла, форму швеллеров, способы их крепления. Болтовое или сварное. В воду уходят бетонные «чушки», но их рвать бесполезно.
– Хорошо. – Соколов хмуро смотрел на мост, пытаясь придумать, как разумнее использовать силы и средства, которые у него остались. – Началов, как твоя «восьмерка»? Починить можно?
– В полевых условиях без техники и сварки ничего не получится, – покачал головой сержант и кивнул на Бабенко. – Мы с Михалычем смотрели. Амортизаторы с левой стороны на ладан дышат. Если по шоссе, то еще можно километров пятьдесят проехать. А по бездорожью и думать нечего. Ограничитель болванкой сбило, левая гусеница может соскочить, если придется резко поворачивать. Сейчас состояние машины, как у чугунного дота. Да и снарядов кот наплакал. Патроны для пулеметов есть. Еще пару таких боев продержимся, а со снарядами беда.
– Значит, так. – Соколов встал на ноги и расправил ремень. – «Семерка» остается на насыпи. Это наша ключевая позиция, отсюда простреливается все пространство перед мостом. Началов, «восьмерку» перегонишь за траншеи, замаскируй ее у развалин сарая. Ты – наша засада на самый крайний случай. Не шевелись и тем более не стреляй, пока я не прикажу. Своего пулеметчика отдашь Блохину. Они поедут на полуторке за взрывчаткой, по пути своих раненых забросите к ребятишкам в подвал. Бабенко, вы с Омаевым отправляйтесь на мост и осмотрите его. Ваша задача – точно определить места закладки взрывчатки. Все, выполнять!
Соколов полагал, что ему следовало бы самому отправиться с Бабенко к мосту, убедиться, что все будет рассчитано правильно. Но у лейтенанта совсем не оставалось людей. Да и есть ли необходимость контролировать Бабенко? Пусть Семен Михайлович выполняет приказ, Омаев его прикроет лучше других. А мы… Логунов с Колей в башне у орудия, справа танк Началова прикроет, если создастся критическая ситуация. Две пушки, два пулемета.
Алексей лежал в нише на насыпи, положив подбородок на приклад пулемета, и смотрел за мост, не покажется ли над лесом пыльный шлейф от колес вражеской техники, не послышится ли гул авиационных моторов.
Омаев осторожно обошел немецкие танки, заглядывая под днище, рассматривая следы на мосту. Два танка, которые Бабенко затащил на мост на буксире. Еще два подбиты и стоят чуть поодаль справа и слева от моста. И пятый, который сожгли, когда он готовился подцепить один из танков на буксир.
Руслан осматривал танки, вражеские трупы, опасаясь, что их с Бабенко может ждать засада. Не исключено, что немцы выслали разведчиков, которые должны были помешать взорвать мост.
Не будет там никаких разведчиков. Соколов вспомнил свой разговор по рации с командованием. Ему дали понять, что немцы уже переправились через Дон севернее и южнее Семилук. Жестокие бои идут на окраинах города. Так вот что это за отдаленный грохот, понял тогда Алексей.
Обернувшись, Соколов увидел возвращающуюся полуторку. Она еле ползла, объезжая воронки. Хорошо, пусть так, все-таки взрывчатка в кузове. Омаев стоял на мосту один, держа наготове автомат. Бабенко было не видно, наверное, спустился под мост осматривать опоры.
Блохин загнал машину задом на мост, чтобы было удобнее сгружать ящики. «Теперь успеем», – подумал Соколов и поперхнулся: из-за леса внезапно появились немецкие танки.
Теперь их сопровождали самоходки. Шесть StuG 40 с удлиненной 75-миллиметровой пушкой остановились у кромки леса. Замерли и танки. Чего они ждут, недоумевал Соколов и с беспокойством поглядывал на мост, где Блохин с танкистами заканчивали выгружать ящики. Нельзя двигаться, понял Алексей. Никакого движения, иначе немцы увидят и начнут обстреливать, поспешат сюда, чтобы помешать. Они понимают, что нам сейчас выгоднее уничтожить мост.
Оставив пулемет, Соколов вскочил на ноги и побежал к мосту. Бежать было тяжело – контузия давала о себе знать.
Блохин уселся за руль полуторки и только теперь увидел бежавшего к мосту лейтенанта. Соколов махал рукой. Сержант высунулся из кабины, стал одной ногой на подножку.
– Нет, Блохин! – Соколов закричал, когда до моста оставалось метров пятьдесят. – Стоять на месте!
Голова кружилась, в груди гулко билось сердце, но Алексей все же добежал до машины, правда, в последний момент зацепился сапогом за край выщербленной доски и упал. Блохин спрыгнул с подножки и присел рядом с командиром, помог ему подняться.
– Куда вам сейчас бегать, товарищ лейтенант! После контузии лежать надо, а то кровь может пойти из ушей. Как бойцы на вас смотреть будут.
Соколов, опираясь на руку сержанта, приподнялся на одно колено и улыбнулся его шутке. Отдышавшись, торопливо заговорил:
– Танки, Блохин. Немцы опять готовятся атаковать. Там у леса еще шесть самоходок. Сейчас они остановились и наблюдают. Не заводите мотор, пусть машина остается здесь, не двигайтесь с места. Увидят движение на мосту, поймут, что минируем, и ударят все сразу. Мы можем тогда не успеть приказ выполнить. Как там ребята? Как Бабенко?
– А, черт, – хрипло выдохнул Блохин и смачно сплюнул. – Не могли до вечера подождать. Опять идут. А ребята уже заканчивают. Они сейчас ящики проволокой вяжут к стропилам возле опор. Бабенко сказал, что в двух местах достаточно будет. Вы уходите, а мы закончим и вернемся.
На мосту появился пулеметчик из экипажа Началова. Молодой рыжеволосый парень посасывал ободранный до крови палец. Он что-то сказал Омаеву, потом увидел лейтенанта и поспешил к нему. Возле леса рокот двигателей возобновился. Значит, немцы пошли вперед.