– Командир дивизии в отъезде, вот и перестраховывается кто-то исполняющий обязанности, – проворчал Шаронов.
– Проблема с доставкой снарядов, со всем проблема. Их можно понять.
– А нас понять можно? – взорвался вдруг комбат и грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнул масляный светильник.
Соколов успел подхватить его на лету и осторожно поставил на стол. Так вот о чем тут шел спор. Лукьянову приходится говорить нам в глаза, что артиллерийского прикрытия не будет. Скорее всего. Но ведь речь не о том, чтобы он со своими танкистами возвращался на левый берег. Его задачу никто не отменял. Просто условия изменились.
– Ладно, Саша. Обойдемся, – спокойно заявил Соколов. – У штаба дивизии свои заботы, а нам надо приказ выполнять. Пойдем сегодня ночью без артиллерии, своими силами.
– Фрицы не дураки, – проворчал Шаронов. – Они наверняка догадались, что стреляли их танки. Слушай, а давай по первоначальному плану, который предлагал Лукьянов? Соберешь, сложишь там, в башнях, снаряды, как считаешь нужным, я тебе взрывчатки подброшу. У меня прилично мин запасено. Сколько раз снимали, на разминирование ходили. Взводы боевую активность стараются держать на высоте, мины снимают. Бабахнем фугасом, когда немчура подойдет!
– Эффектно взорвать танки? – Соколов отрицательно покачал головой. – Красиво, шумно, но бестолково. Если повезет, перевернем один бронетранспортер, который поблизости окажется. Ну, десятка два солдат из строя выведем. Вот и все.
– Что, все равно пойдешь? – уставился на танкиста комбат.
– Пойду, – кивнул Соколов. – Пойду потому, что могилы моих сгоревших заживо ребят от самой границы тянутся. И я хочу остановить этот кровавый пунктир. Пойду, потому что в одном белорусском городке, где хозяйничают фашисты, осталась красивая девушка, почти девочка с больным отцом на руках. Она не отсиживается в подвале, а борется, и ее школьные товарищи, и другие взрослые там не ждут, пока к ним придет Красная армия. И я, как командир этой армии, не могу сидеть сложа руки, меня не просто совесть мучает, она меня жжет огнем внутри. Мне легче под вражеский танк с гранатой, чем вот так сидеть и ждать, пока изменится ситуация. Нет у меня сейчас танка? Танки есть у врага, И они будут стрелять. Я все буду использовать, что убивает врага!
От улицы остался сплошной, заваленный остатками зданий пустырь. Собственно, в этой части города весь ландшафт перестал быть городским.
Когда-то в детстве Алексей лазил с друзьями на городскую свалку. Они шли из леса, немного заблудились и вышли к деревне не там, где планировали. Недалеко от их дома была свалка, куда свозили битый камень разрушенных зданий и старые сгнившие срубы. Никогда не думал лейтенант Соколов, что детские воспоминания посетят его вновь и именно здесь. Ни одного целого дома, даже фрагмента дома в виде остатков стен.
Пять подбитых немецких танков стояли среди этого дикого ландшафта. Один угодил гусеницей в погреб и застыл, накренившись набок. Тут его и расстреляли артиллеристы. Еще два танка «Т-III» стояли в разных положениях, чернея закопченными боками. В них наверняка выгорело все внутри.
Соколова заинтересовали два «Т-IV» последней модификации с удлиненными стволами. Пехота рассказала, что немцам удалось-таки утащить одни танк на буксире, к другим они фашистов просто не подпустили. Обстреливали буксир несколько раз, в том числе и ночами. Пока ремонтники больше не совались. Зато атаки на советские позиции шли здесь чуть ли не каждый день. Чаще всего это была разведка боем или попытка не давать обороняющимся покоя. Иногда атаку начинали здесь, чтобы отвлечь внимание оборонявшихся от наступления на другом участке.
Стреляли тут круглые сутки. То с одного, то с другого холма на окраине города начинал бить пулемет. Сначала длинными, потом короткими очередями, видимо, давая остыть стволу. Пулеметчик обычно расстреливал две ленты и замолкал. Но не проходило и получаса, как с другой позиции начинал стрелять другой пулемет. Потом били минометы. Сначала не прицельно, не стараясь накрыть определенные площади. Просто две мины в одну сторону, две в другую. Где по окопам, где по дорогам и блиндажам, которые успевали разведать наблюдатели. А бывало били прицельно, по полчаса или по часу. И тогда мины перепахивали десятки или сотни метров позиций.
Соколов с командирами танков лежал в узкой длинной щели, вырытой два дня назад пехотинцами. Сюда прятался пулеметный расчет «максима» во время минометных обстрелов. Чем уже щель, тем меньше вероятность, что мина попадет точно в нее. В обычные окопы мины попадали часто, убивая и калеча красноармейцев.
– Хреново, что башни у них в нашу сторону развернуты, – проворчал Началов, разглядывая в бинокль танки и окружающую местность.
– А они должны были предусмотрительно навести пушки на свои позиции, а потом послушно подохнуть? – ответил Логунов. – Что-то надо думать.
– Что? – недовольно спросил Соколов. – Развернуть башню, спилить половину ствола, а в нашу сторону водопроводную трубу направить? Если аккумуляторы сдохли, вручную эту дуру крутить замучаешься.
– Дым? – снова предложил Началов. – Вроде обстрел с нашей стороны или что загорелось.
– Наша артиллерия стрелять не будет, – напомнил лейтенант. – Если только немцы не вздумают тут пробивать оборону на полном серьезе. Нам нечем будет закамуфлировать дым, никакого обстрела, а дым появился. Это сразу насторожит фашистов. Не это главное, вы посмотрите, как стоят танки. Три «Т-III» подбиты на таком месте, которое трудно преодолеть. Надо или вытянуть эти машины, или обходить их. Вытянуть немцам не удалось – наши не дали.
– Значит, они пойдут мимо этих подбитых «четверок»? – понял мысль командира Началов.
– Танки и бронетранспортеры точно пойдут там, – вставил Логунов. – А пехоте везде путь открыт. Им по пересеченной местности даже лучше атаковать: есть где залечь, перебежками пройти зону сильного огня, есть где накопиться перед штурмом.
– Артиллерийские разведчики имеют сведения о накоплении вражеских сил в этом районе города. – Лейтенант опустил бинокль и задумчиво стал смотреть на холмы. – Командование знает, но пока несогласно с тем, что это сильная угроза. Хотя нам с вами всех своих планов командование армией не расскажет. Наша с вами задача – использовать брошенные немецкие танки для нанесения максимального урона врагу, сорвать его попытки атаковать наши позиции и сбросить нас с плацдарма.
– Приказ ясен, – весело отозвался Логунов. – Будем устраивать фрицам ловушку здесь.
Лейтенант на ночь оставил в окопах не только одну роту, но и все имеющиеся в его распоряжении пулеметные расчеты. Один взвод он выдвинул перед боевым охранением для наблюдения за действиями немцев и прикрытия отхода танкистов, если те нарвутся на врага.
Соколов со своими экипажами и отделением автоматчиков пополз вперед по нейтральной полосе. Камней разного размера было много. От валунов до мелкого щебня. Металлические части оружия обмотали порезанными старыми портянками. Никто не надевал каски, чтобы не издавать металлических звуков.
Соколов с Омаевым ползли следом за автоматчиками. Ночь была ветреной. Низкие тучи то и дело закрывали звездное небо и узенький серп луны. Где-то впереди справа на ветру трепалась и мелькала какая-то тряпка. Двое автоматчиков, сделав остальным знак замереть, поползли обследовать подозрительное место. Сильно несло трупным запахом.
Автоматчики махнули рукой и поползли дальше. Значит, все нормально.
Омаев несколько раз приподнимал голову и на пару минут замирал. Его чутью Алексей доверял больше всего.
Когда отделение заняло оборону, Соколов и Омаев принялись обследовать технику. Никаких признаков, что в танках после их гибели кто-нибудь появлялся, не обнаружилось. Экипажи заняли места в подбитых машинах и начали проверку боеприпасов. Время неумолимо летело вперед, а не ползло, как того хотелось Алексею.
Танки разделяли метров сто. Все люки были открыты, похоже, немцы спешно покидали машины под шквальным огнем с нашей стороны.
Лейтенант лежал среди камней, ожидая доклада. Недалеко от него готовил свою позицию Омаев, справа расположился Васютин из экипажа «восьмерки». Автоматчики молча наблюдали за окружающей местностью.
Ветер, холодная ночь, ни черта не видно.
Через час к Соколову, наконец, вернулись командиры танков.
– У меня там три подкалиберных! – первым возбужденно прошептал Логунов.
– И все? – осведомился Соколов, у которого уже зуб на зуб не попадал от холода.
– Никак нет, – спохватился Логунов и доложил по форме: – В правом танке, кроме трех подкалиберных снарядов, имеются два бронебойных, пять осколочно-фугасных и девять осколочных.
– Ясно. Началов?
– Три бронебойных, четыре осколочно-фугасных и три осколочных. Аккумуляторы посажены, башню придется крутить вручную, маховиком.
– Не готовились немцы к серьезной атаке в тот день, – заключил Алексей. – И к встрече с нашими танками не готовились. Для наших целей это плохо. Ладно. Приказ такой: занять башни, развернуть их в сторону противника. Сначала Логунов. Я иду с тобой. Потом я иду к тебе, Началов. Смотрим, как действует механизм. Если все нормально, башни – в исходное положение. Ждем атаку немцев. Нет атаки – сидим, едим НЗ, дремлем по очереди вполглаза.
– А если ни завтра, ни послезавтра они на этом участке атаковать не будут? – спросил Логунов.
– Значит, будем ждать. Третий участок, где можно делать засаду, совсем некудышный. Так что это место надо использовать на всю катушку. Главное, выбираем цели в своем секторе по степени опасности – танки, потом бронетранспортеры и так далее, как учили. Если в атакующей группе есть танки, огонь открывать на расстоянии пятьсот метров. Если только пехота, то на расстоянии пятьдесят, осколочными. Если кончатся снаряды, покинуть машину и отходить к своим. Все ясно?
– Так точно, – бойко ответили командиры.
Соколов посмотрел в темные лица танкистов, и ему вдруг стало до невозможности стыдно за свой начальственный тон! «Только этого еще не хватало, – подумал он, не торопясь отпускать танкистов. – Плохой из меня командир-воспитатель. Не могу нужных слов подобрать перед боем. А ведь им это очень надо».