Капитан принялся расхаживать взад и вперед, заложив руки за спину и почему-то надувая щеки. Вдруг он подошел к Хейккиля:
— Из каких мест?
— Из Суониеми, господин капитан1
— Там что, все спят не раздеваясь?
— Хейккиля бросило в краску.
— Никак нет, господин капитан! Разве что днем после обеда прилягут.
— Здесь после обеда не ложатся и в одежде не спят. Ясно? Ну, ладно. А вы из каких мест?
Расспроси© всех, откуда кто, капитан на мгновение задумался.
— Значит, вы все из окрестностей Тампере. Хорошо. Стало быть, всех — в один взвод. Во взводе два орудия, французско-немецкие полуавтоматические пушки. Личное оружие получите перед отправкой. Вопросы есть?
— Господин капитан, — угрюмо спросил Хейно. — Обучение продлится долго?
— Нет, всего несколько дней.
У Хейно вырвался вздох, отчего по каменному лицу капитана скользнула улыбка.
— Господин капитан, — обратился Куусисто, щелкнув каблуками. — Есть ли там на передовой трудные места?
— Нет, пока все спокойно. Но что с вашим лицом?
— Пытались ограбить, господин капитан. В Выборге. Суокас бросил на него острый взгляд, но не стал больше допытываться.
— Кто у вас за старшего?
— Мы не знаем, господин капитан, — поспешил ответить Куусисто.
— Будете исполнять обязанности старшего по казарме, — сказал капитан, и направился к выходу. — Продолжайте!
В дверях он натолкнулся на Сундстрёма.
— Это что? Кто такой?
Сундстрём отрапортовался, и капитан обратил внимание на книгу.
— Учитесь?
— Так точно, господин капитан. Русский язык.
Глаза капитана сверкнули.
— И другие языки знаете?
— Немного, господин капитан. Английский, французский, немецкий, шведский и латинский. Еще немного итальянский.
Капитан поднял брови. Потом он спросил по-немецки, как звать и откуда родом, а получив ответ, перешел-на английский:
— Где изучали языки?
— Дома говорили по-французски и по-шведски, господин капитан. Остальные — в школе, а в основном самостоятельно.
Ответ прозвучал так чисто по-английски, что капитан был поражен. Потом он спросил еще по-шведски, почему Сундстрём теперь изучает русский язык. Тот задумался на миг и ответил:
— Господин капитан, будущий мировой язык стоит знать.
Глаза капитана опять сверкнули.
— Не забывайте, что вас зовут Финн, — сказал он по-немецки. — Прошу вас. помнить об этом всегда, когда будете говорить с другими солдатами. Это отдельный дивизион, и бойцы здесь отборные. Преклонения перед врагом не потерпим. Продолжайте!
Капитан вышел и укатил в машине. Все обступили Сундстрёма.
— О чем вы говорили? Что тебе сказал капитан?
Сундстрём улыбнулся и пошел к двери. Ступив на порог, он оглянулся:
— Мы говорили о всевозможных вещах, и еще кое о чем.
Дверь захлопнулась, и было слышно, как он сбежал по ступеням крыльца. Все были ошеломлены. Наконец Хейно проговорил:
— Ах ты сатана, его надо отдубасить.
В углу раздался смех Юсси. Он был единственный, кого ответы Сундстрёма позабавили и развлекли.
Занятия продолжались лишь два дня. Дивизионный инструктор рассказывал на своем тягучем наречии, как надо обращаться с «ужасом» и с «Фаустом», как ставить прицел на различные дистанции, объяснил также особенности пушки и сказал:
— Все. Утром поедете на передовую.
— Даже ни разу не дал выстрелить, шут бы его побрал, — ворчал про себя Куусисто, возвращаясь с последнего занятия. За эти дни Куусисто еще больше отдалился от остальных ребят. Как старшему по казарме, ему приходилось требовать порядка, а это, конечно, им не нравилось. И вот по вечерам, когда все уже спали, он подбирал разбросанные как попало вещи и складывал аккуратными стопками на табуретки, подметал и драил полы, приводил помещение в божеский вид — а утром все начиналось сначала. Но теперь, слава богу, с этим будет покончено.
Вот и сейчас он шел, как всегда, один. Остальные сзади, переговариваясь.
— Ну, вот и конец, «слют», как говорят шведы, — слышен был голос Хейно. — Завтра уж так вольно во весь рост не походишь. А то Ваня враз тебе пулю влепит.
«Хоть бы он тебе и влепил», — подумал Куусисто и ускорил шаг, словно боясь, что Хейно прочтет его мысли. Вечером изба опустела. Каждый искал спокойное место во дворе, чтобы написать письмо. Хейно и Хейккиля сидели рядом у стены сарая. Хейккиля писал медленно, помогая себе языком. Хейно уже давно закончил письмо. Оно вышло не слишком длинным.
«Здравствуй, отец. Мы утром уходим на передовую.
Тут у меня все в порядке. Как у тебя? Черкани когда-нибудь.
Пена».
Отец Хейно тоже был в армии, где-то на медвежьегорском направлении. Матери у него не было, она умерла, когда Пентти еще без штанов ходил. Вдвоем с отцом жили они как придется. Отец был разнорабочим, и сын мотался за ним повсюду. Последние годы сын жил один, пока не настал и его черед перейти на армейские харчи. Они редко писали друг другу. А когда писали, то немного, несколько строк — и хватит, чего там особенно расписывать!
Вечернее солнце пригревало так, что стена сарая стала горячей. Лето приближалось. За каких-нибудь два дня все кругом зазеленело. Скоро уж Первомай.
Хейно откинулся назад, прислонился затылком к стене и закрыл глаза. Надо бы написать и Каарине, невесте, но почему-то не хотелось. Он до сих пор еще не заполнил бумаги для оглашения в церкви, хотя Каарина и прислала давно. По правде говоря, ему что-то расхотелось жениться. Да и сама Каарина в последнем письме о браке не упоминала. «Наверно, нашла себе другого».
Невдалеке, под кустом одичавшей малины, лежа на животе, Саломэки писал письмо приятелю.
«Здорово, бродяга!..»
Родных у него не было, по крайней мере, он о них ничего не знал. Просто однажды на крыльце общинного дома призрения оказался новорожденный младенец. Поскольку не обнаружилось, кто его подбросил, мальчика отдали на воспитание в рабочую семью. Но приемный отец погиб в зимнюю войну а вскоре умерла и приемная мать. Виено вновь остался один как перст. И так же ниш, как при своем появлении на свет. Приемные родители не позаботились о том, чтобы законно усыновить его, поэтому явились родичи и все забрали. Спасибо, хоть оставили одежду, которая была на нем. К счастью, деревенский кузнец пустил его жить в баню и сделал своим помощником. Года через два помощник стал требовать платы за труд, и кузнец прогнал его. «Мало тебе, что учишься у меня ремеслу!»
Виено поступил на работу в ближнем городке, начал зарабатывать, нашел свою Лийсу. Но потом она тоже с ним «расплатилась», и вот он опять один. Тогда Виено даже поклялся не знать больше женщин. Но — «плоть слаба». В Выборге он встретил «девочку», воспоминание о которой теперь бесило его. И Виено дрожащей рукой писал приятелю:
«И пришли заодно шприц. Потом я как-нибудь верну тебе затраты любым способом».
Здесь он не смел никому даже заикнуться о своей беде. «Довольно они зубоскалили тогда насчет Лийсууки. Ах, святая Сюльви, отчего мне так не везет! Провалиться мне, если я еще хоть раз посмотрю на женщин!»
На носу у него выступили капельки пота. «Если еще будет врачебный осмотр, я совсем пропал!»
Напрасные опасения. Утром они набились в кузов грузовика и поехали на передовую. Лица у всех вытянулись. Только Хейккиля улыбался, как всегда. Он смотрел на притихших товарищей и не узнавал их. Наконец он сказал с чуть заметной смешинкой в голосе:
— Видно, и в самом деле улыбки застыли, хотя до зимы еще далеко.
Сундстрём улыбнулся, показав золотой зуб:
— Гениальные способности развиваются в тиши, характер — в сутолоке мирской.
Это заставило расхохотаться Юсси Леппэнена, и остальные вроде немного оттаяли, но Хейно бросил на Сундстрёма сердитый взгляд:
— Уж, видно, там, куда мы едем, придется развивать характеры. Я думаю, сосед не даст нам времени развивать гениальные способности.
— Гей, бродяги, Раяйоки! Вот мы в первый раз за границей! Я, но крайней мере, — сказал Саломэки.
— Через реку перемахнули так быстро, что многие этого даже и не заметили. Некоторое время дорога шла прямо, потом свернула куда-то в сторону, а вместо нее началась бревенчатая гать. Ох, черт, ребята! Пришлось-таки попотеть финскому саперу!
— Ниеминен встал, чтобы взглянуть на дорогу, и сказал как будто про себя:
— И чего они сюда перли? Тут же оплошное болото.
— К Ленинграду здесь ближе, — усмехнулся Хейно.
Проехали, противотанковые рвы, потом миновали новую бревенчатую постройку, по-видимому — театр, и дорога стала лучше. На обочинах стояли предупреждающие таблички: «Осторожно! Минное поле».
Наконец машина сделала крутой поворот.
— Гей, смотрите! — воскликнул Ниеминен — Землянка и две зенитки!
Машина остановилась. Водитель выскочил из кабины.
— Слезай, приехали!
Из землянки вышли солдаты.
— Пополнение? Откуда, ребята, из каких мест?.
Куусисто озирался по сторонам. На маленькой горушке стоял четырехствольный зенитный пулемет, а чуть подальше — площадка аэростата. Он немного успокоился. Судя по всему, передовая не может быть очень близко.
Из землянки вышел рослый, костлявый сержант. Щурясь от света, он посмотрел на прибывших и сказал:
— Половина из вас поедет к другому орудию. Это в двух километрах. Договоритесь между собой.
— Эй, бродяги! — воодушивился Саломэки. — Мы останемся здесь! Войтто, Яска и Пена. И еще двое. Юсси и…
— Фимма, конечно! — сказал Леппэнен. — Мы с ним вместе еще с гражданки.
— Папа высказался, вопрос решен, — сказал Сундстрём и улыбнулся по-детски.
— Господин сержант! — обратился Куусисто. — А далеко ли рюсся?
— Вон с той высотки его видно, — ответил сержант, указав рукой на безлесый невысокий кряж, находившийся в нескольких сотнях метров. — Кстати, у нас тут без Щ0од. Я просто командир орудия. Можешь звать по имени — Эйно или по фамилии — Лайне, как тебе больше нравится.