— Откуда и все мы, грешные.
Во время бомбежки и артобстрела Нюрхинен проявил просто невероятную храбрость и только все время бормотал какие-то мрачные присказки:
— Смерть такого рода для нас слаще меда… Колокол погребальный лучше музыки бальной… Смерть разборчивая невеста, для меня у нее нету места….
Он словно заигрывал со смертью.
Но теперь он мгновенно проснулся и вскочил, когда Хейккиля крикнул:
— Самолеты летят! Глядите, сколько… Точно комары!
Над горизонтом действительно показались бесчисленные точки, которые быстро увеличивались. Они были уже совсем близко, когда долетел грохочущий звук артиллерийского залпа.
— В укрытие! — закричал Хейккиля и скатился с крыши в траншею перед входом в склад боеприпасов. Следом за ним и другие попрыгали туда же. Гром громыхал, и молнии сверкали в небе и на земле. Начинался новый боевой день. Они сгрудились у двери снарядного погреба и тщетно пытались справиться со страхом, который все больше разрастался и одолевал их. Они уже готовы были выскочить из своего укрытия и броситься врассыпную, как вдруг к ним в траншею свалился еще кто-то. Все как будто онемели, и прошло некоторое время, прежде чем Хейккиля смог наконец выговорить:
— Яска, ч-черт!..
Ниеминен едва мог перевести дух, потому что ему пришлось бежать под обстрелом через открытое поле. Но вот к нему наконец вернулся голос:
— Что вы тут высиживаете! Койвисто кроет вас на чем свет стоит — снарядов-то нет и нет!
Хейккиля не успел ответить, в траншею попрыгали еще несколько человек. Это были прибежавшие откуда-то с дороги пехотинцы. Стало тесно.
— Отворите же, черт побери, дверь! Спрячемся в блиндаж!
— Туда не влезешь! — заорал в ответ Хейккиля. — Это склад, там полно снарядов и противотанковых гранат!
Пехотинцы бросились наутек и исчезли еще быстрее, чем появились, хотя огненная метель бушевала по-прежнему.
— Бежим и мы! — крикнул Ниеминен. — В этом укрытии не поздоровится!
Штурмовики пролетели, и Ниеминен выглянул наружу.
Вскоре он завопил:
— Идет грузовик! Елки-палки, ну и жмет!
Грузовик действительно несся как на крыльях. Он с ходу развернулся перед складом, и водитель выскочил из кабины.
— Давайте грузить, живо! Противник уже там, на бугре!
— Где же ты пропадал? — горячился Ниеминен. — Погибнем из-за тебя!
— Шина лопнула. А потом пришлось отвозить раненых. Давай поднажмем, ребята!
Началась лихорадочная погрузка. Снаряды были, тяжелые. Больше двух за раз не понесешь. Тут уж сил не жалели, работали не щадя себя. Смерть стояла рядом и командовала, страх придавал силы. Машина была нагружена лишь наполовину, но водитель уже сел за руль.
— Поехали! Довольно, не будем рисковать!
Кто вскочил в кузов, Нюрхинен успел забраться в кабину к шоферу, а Ниеминен еще бежал сзади с парой снарядов. Но ему пришлось бросить их на землю и догонять машину, которая уже тронулась с места. Едва он успел схватиться сзади за борт, как машина понеслась. Хейккиля втащил товарища в кузов, и они, судорожно цепляясь за борта, старались подползти ближе к кабине водителя. В это время впереди раздался взрыв, но водитель нажал газ и, вильнув, объехал свежую воронку. Взрывы раздавались снова и снова — то сзади, то сбоку, то спереди. Ниеминен показал на холмистую гряду по ту сторону Раяйоки и крикнул:
— Он оттуда стреляет прямой наводкой! Елки-палки теперь нам крышка!
Хейккиля не мог произнести ни звука, от страха у него отнялся язык. Осколки хлестали по бортам машины, высекая из них щепки. В кабине водителя со звоном вылетело боковое стекло. Но грузовик мчался с такой скоростью, что артиллеристы не могли пристреляться. Они били по машине и по дороге, не целясь. Но вот наконец машина въехала в лес и остановилась. Водитель открыл дверцу:,
— Ранило кого-нибудь?
— Нет вроде…
— А тут вот какая ерунда!
В это время Нюрхинен шепеляво чертыхался:
Чшертов рющщя! Выбил у меня жубы ижо рта! Шамый ченный ииинштрумент!..
Из уголка рта у него текла кровь. Осколок, видимо» вошел в этом месте и вылетел прочь вместе с зубами.
— Ой, ша-атана! Я напишу им шчет!..
На щеке у него тоже алела кровь, но то были лишь неглубокие порезы от осколков стекла. Все закурили. Ниеминен протянул дрожащую руку к сигарете, которая дымилась в зубах у Хейккиля.
— Дай и я затянусь разок.
Он затянулся так, что выкурил сразу чуть ли не полсигареты. Голова у него закружилась, он закашлялся и едва не потерял сознание. В это время они увидели пехоту, отступавшую от Раяйоки, и немедленно двинулись дальше. Когда добрались до своей пушки, фельдфебель выскочил им навстречу. Казалось, у него камень с души свалился.
— Я уж боялся самого худшего. Думал, вам каюк!
Его даже не особенно огорчило, что снарядов привезли мало.
— Хватит нам и этих. Хорошо, что сами добрались. — Пушка была уже готова к отправке. И тут Койвисто заметил, что Нюрхинен ранен.
— Ранены? И не перевязались!
Нюрхинен скривил рот.
— А, чего еще там перевяживатыня!.. Подлая шмерть, обманщича! Лучше бы жижнь вжяла, чем жубы! Чхорт, я же чшеперь как обежьяна!
Фельдфебель невольно улыбнулся, но потом лицо его вновь стало серьезным.
— Не надо шутить насчет смерти. Она придет, когда час настанет.
Сказав это, Койвисто отвернулся и, глядя в сторону, отдал приказ отправляться. Пушку прицепили к грузовику, потому что тягач ушел раньше, с первым орудием. Проехали несколько километров и остановились. Возле небольшого озерка происходило что-то непонятное. У самого берега стояло несколько грузовиков, и с них солдаты сбрасывали в воду тяжелые мешки.
— Ребята, это же пшеничная мука! — изумился Хейно. Потом он воскликнул: — Этих типов надо всех. перестрелять! Люди голодают, а они, черти, швыряют хлеб в озеро!
— Вот где можно бы, наверно, получить муки на лепешки, которой Виено не привез, — засмеялся Хейккиля и ткнул Саломэки в бок — Ты так и не застрелил этого Пену, хоть и грозился.
— Что мне руки марать, он свое получит от противника.
Машины опорожнились и на полном газу помчались куда-то, очевидно, за новым грузом. На опушке леса виднелось какое-то большое строение, перед которым расхаживал часовой. Один из ребят сказал, что это продовольственный склад, где полно масла и сахара.
— Пошли поглядим, может, и нам что-нибудь перепадет, — сказал Хейно и спрыгнул с машины. Саломэки и Хейккиля последовали за ним. Они не без опаски подошли к часовому, но тот замахал руками, приглашая поторопиться.
— Идите же сюда, скорей! Вы с передовой?
— Оттуда.
— Что, сосед уже близко?
— Да уж почти что, можно сказать, за углом, — ответил Хейно. — А что этот склад-то, пустой?
— Не-ет, там еще масла очень много, — сказал часовой и поглядел за угол. — Ты, парень, наверно, врешь!
Не слышно ничего.
— Ну, не за этим, конечно, углом, но все же очень близко. Ане найдется ли там масла и на нашу долю? Который, день воюем не жравши.
— Спросите у начальства. Оно там, на складе.
— Подождите меня здесь, я пойду спрошу, — сказал Хейно и пошел на склад.
Там ящики с маслом стояли огромными штабелями.
В щели между ними как раз в это время саперы закладывали взрывчатку. Два офицера следили за работой подрывников так внимательно, что даже не заметили появления Хейно. Он покашлял-покашлял у дверей, а потом подошел прямо к ящикам и взвалил один себе на плечо. Ящик был хоть и тяжелый, но на плече уместился.
И вот уже Хейно вышел из дверей склада.
— Разрешили? — спросил часовой.
— Конечно! Думаешь, я стал бы без спросу?..
— Да мне-то что. Скоро вообще все полетит к чертям.
Хейно быстро зашагал на своих длинных ногах, боясь, как бы его не окликнули. Хейккиля и Саломэки бежали за ним трусцой, стараясь не отстать.
— Может, ты его спер, что так торопишься? — проговорил Хейккиля.
Xeйнo не ответил. Когда несешь на плече двадцатипятикилограммовый ящик — не до разговоров. Но про себя он все-таки подумал: «Там масла хватило бы на целую армию, но скоро оно взлетит на воздух. Почему они не раздают его солдатам так же, как те мясные консервы?»
Товарищи в машине встретили их радостными возгласами. Только Кауппинен недоверчиво покосился на ящик.
— Вам выдали?
— А как же иначе! — Хейно сделал вид, что возмутился. — Они бы и больше дали, но нам ведь этого вполне достаточно.
Кауппинен быстро взглянул на Хейно, усмехнулся и вскочил в машину. Ящик поставили в кузов и поехали дальше. Канонада затихла. Они приехали в маленькую деревню. Пушку поставили на позицию, на бугре у дороги. Кауппинен добровольно остался на посту, а все пошли в дом делить масло.
В домике была лишь одна комната. На столе стояла немытая посуда. Жильцы, очевидно, покинули дом в спешке. Пока Хейно делил масло, Саломэки тщательно обследовал помещение. Он вернулся, держа на весу старые валенки.
— Здесь, ребята, жил какой-то голодранец, потому что во всем доме ничего путного не осталось. Это вот еще куда ни шло. Я прихвачу, на всякий случай.
Саломэки запихал валенки в свой рюкзак. Потом, подойдя к окну, он вдруг заахал:
— Ах, святая Сюльви, что я вижу! Не мерещится ли мне? Смотрите, ведь это женщина!
Он выскочил на крыльцо. По дороге действительно шла женщина и гнала корову. Тут и дележка масла прервалась, потому что все бросились смотреть на такое диво. В самом деле женщина. И даже молодая, пышногрудая, со смешливыми глазами. Это было как сон!
Саломэки уже подъезжал к ней с разговором. Он даже пилотку снял, чтоб девушка заметила его вьющиеся кудри.
Неужели вы не боитесь, барышня?.. Разрешите приводить вас! А то вдруг вражеский дозор. Я могу поднести ваш рюкзак, барышня, он тяжелый. Девушка, улыбнулась. — Она была просто красавица.
Стройная, гибкая, с высокой грудью.
— Проводи, коли время есть.
— Ну, так пойдемте, скорей! — Саломэки заторопился и поскорее снял мешок со спины девушки.