И вот на позицию приполз пехотный лейтенант.
— Хватит ли у вас, ребята, снарядов? Если он прорвется с танками, туго придется.
Никто ему не ответил, и лейтенант продолжал:
— С подрывниками что-то случилось. Вам надо уничтожить эту каланчу, как только станет светлее.
— В нее трудно попасть, — проговорил Кауппинен.
И мы сразу же раскроем наши позиции.
— Да он их и так знает. Во всяком случае, каланчу надо ликвидировать.
— Посмотрим.
Лейтенант скрылся, и Ниеминен зашептал Кауппинену:
— Ее надо было ликвидировать как только мы сюда пришли. А теперь поздно. За то время, что он там сидит и наблюдает, он уж, поди, успел все наши родинки пересчитать!
Ниеминен впервые так нервничал. Это было хуже, чем страх. Страх проходит, если делом займешься. А нервозность — нет.
Ниеминен уже знал по опыту, какая огневая мощь у противника. А теперь они еще прибавят огня, учитывая, что тут бетонные укрепления. И он продолжал с дрожью в голосе:
— А впрочем, неизвестно, что лучше. Потому что все вообще ни к черту. Теперь, если быть поумнее, надо, вероятно, поступать так, как то гитлеровское отродье и наш прохвост Куусисто…
В это время на позицию приполз фельдфебель Койвисто.
— Как обстановка?
— Попробуй отгадать! — буркнул Ниеминен, взглянув исподлобья. — Скоро от нас тут одна кровавая грязь останется.
— Нет. Мы отойдем и будем в резерве. Сюда привезут другую пушку.
— Да брось ты! Ну, если это правда, тебе надо дать крест Маннергейма!
— Все радостно загалдели. Никому и в голову не приходило, что будет с теми, кого пришлют сюда, на их место. Начались лихорадочные сборы. Но фельдфебель охладил их пыл: Стойте! Не надо суетиться, а то сосед увидит и сорвет все дело. Да мы и не можем уйти, пока не прибудет замена.
— Ну, так какого же черта они там мешкают?
Ждать пришлось долго, и нервы натянулись до предела. Был самый темный час июньской ночи. Вот-вот начнет светать, и тогда будет поздно. Фельдфебель пытался — их успокаивать:
— Приедут, приедут. Кстати, Саарела и Куусисто явились на перевязочный пункт. Оба утверждают, что их оглушило взрывом снаряда. Кто-нибудь видел?
— Тут некогда было смотреть по сторонам, — проворчал Хейно — Хорошо еще, что видели, куда драпали. Ног не чуяли под собой.
И вот наконец на позиции появился высокий, щеголеватый прапорщик.
— Забирайте-ка свою игрушку прочь. Мы привезли сюда настоящее орудие.
Он смотрел на их пушечку с откровенным презрением. Где-нибудь при других обстоятельствах они бы за словом в карман не полезли, отбрили бы его как следует. Но тут никто и не подумал обижаться. Пригибаясь до самой земли, чуть ли не ползком, они вынесли пушку из гнезда и быстро оттащили к дороге. Водитель тягача был уже новый. Как только прицепили пушку, мотор дал полные обороты. Каждому, хотелось убраться отсюда поскорее.
Проехав немного, они увидели у дороги первое орудие. Фельдфебель сошел и остался, при нем, а остальные продолжали путь. Лица их постепенно светлели, Хейно прямо-таки сиял.
— Так бы и ехать и ехать, до самого дома!
Но тут он вдруг насторожился, прислушиваясь. Даже привстал.
— Что я вижу, братцы!
В поле у дороги строчил автомат. Какой-то солдат гонялся за большущим боровом и пускал, в него очередь за очередью, пока не застрелил. Хейно был в восторге.
— Теперь и мы попируем! Следующая свинья будет наша. Дай-ка мне свою трещалку!
— Он взял у Ниеминена автомат и. стал рыскать взглядом по полю.
Как только покажется живность, остановите. Потом ведро на костер — и поедим с наваром! За поворотом увидели теленка, который прогуливался на лесной опушке. Машину остановили, и Хейно стал осторожно подкрадываться. Но теленок оказался пугливым. Он сначала бочком-бочком, а потом пустился вскачь и скрылся в лесу.
— Он подался прямо к каптерам, на продовольственный пункт, — сказал водитель.
Навстречу им по обочине бежал какой-то лейтенант.
— Вы не видели здесь теленка? Это наш, вырвался и убежал, когда моего отца тут эвакуировали. Телок-то ценный!
Лейтенанту показали, куда побежал теленок, и поехали дальше. Вскоре машина свернула в лес и, проехав немного, остановилась возле продовольственного пункта. Там двое солдат только что прирезали теленка.
— Елки-палки, да это же тот самый телок! — узнал Ниеминен. — Ну, будет скандал, если лейтенант увидит!
Лейтенант и в самом деле выбежал из лесу и прямым ходом — к палаткам. Увидев теленка, он поднял страшный крик:
— Гангстеры! Что вы делаете? Вы заплатите! Какая рота? Я заявлю на вас! Это незаконно!
Один из солдат, державших теленка, огромный и тучный ротный каптер, выпрямился, держа в руке окровавленный нож.
— Пошел ты ко всем чертям! Незаконно! Варить нечего, нет продуктов, чтоб на передовую везти. А тут насчет законности проповедуют!.
Он сразу же нашел в лице Хейно горячего сторонника:
— Люди там, на передовой, за все сполна заплатили! Шел бы туда, чем драть глотку понапрасну. Другие жизнь отдают, а этот свою собственность оберегает.
У лейтенанта задрожал подбородок. Видя вокруг недружелюбные взгляды, он отступил и побежал обратно. Отбежав на безопасное расстояние, он погрозил им кулаком.
— Вы, еще заплатите! Это племенной телок! Гангстеры!
Теленка разделали, и огонь заплясал в топке полевой кухни. В котле было полно мяса. Занималось утро. Со стороны передовой стал доноситься грохот, он приближался, и вскоре уже все кругом гремело и грохотало.
Сосны ломались, как соломинки. Потом налетели штурмовики. Врытая в землю командирская палатка вдруг рухнула, и капитан Суокас, выбравшись из-под нее, юркнул в щель, выкопанную рядом. Он был в бешенстве:
— Вы обнаружили себя! Вот видите, чего стоит это мародерство! Погасите огонь в топке!
Суокас слышал перепалку из-за теленка, но не хотел вмешиваться: солдат нужно было накормить получше. Однако надо же было на ком-то сорвать зло. Начавшаяся артподготовка свидетельствовала о том, что противник успел уже подтянуть силы для нового штурма. А мы только отошли и даже мало-мальски не обжили заранее подготовленные позиции. И вновь оказываемся в таком же положении, что и прежде. Снабжение хромает, люди голодные, потери слишком тяжелы. Будет ли теперь наконец хватать снарядов? Если нет — нам не удержать рубеж. Горе, а не оборона. В армии отсутствует боевой дух, командиры частей все время жалуются на частые случаи дезертирства. А командование совершает ошибку за ошибкой. Огромные склады боеприпасов и снаряжения пришлось оставить противнику. Почему их своевременно не вывезли в безопасное место? И почему они вообще находились так близко от зоны военных действий?
Капитан анализировал положение и находил целый ряд причин, которые привели к поражениям и к отступлению. Но в конце концов он вынужден был признать, что ни одна из этих причин все же не являлась решающей, что-то еще ускользало от него. Главное же, он не видел достаточно действенных мер, которые, могли бы изменить коренным образом ход событий. У противника слишком большой перевес в силе. Да и моральное превосходство на его стороне. Где теперь патриотический — подъем времен зимней войны? От него не осталось и следа. Его нет даже у тех, на кого в особенности рассчитывали. Вон там забились в щель Саарела и Куусисто. Уж у них-то этот дух должен был быть; но оба первыми покинули позицию. И все же у него не поднималась рука отдать их под трибунал за дезертирство. Помимо прочего еще и потому, что смертный приговор сейчас подорвал бы окончательно и без того слабый моральный дух части. А ведь впереди бои! Капитан поднял голову. Под брезентом палатки жужжал телефон. Капитан вытащил его и взял трубку. Закончив разговор, он крикнул:
— Капрал Кауппинен!
Вызванный явился. Капитан заметил, что он, вопреки обыкновению, не вытянулся и не обратился по форме. Но теперь это было в порядке вещей.
— Возвращайтесь обратно! — приказал капитан. — Там прорыв. Танки в расположении пехоты.
Кауппинен плотно сжал губы и, ни слова не говоря, направился к своим.
— Поехали! Собирай вещи!
— К черту, никуда я не поеду! — возмутился Хейно. — Только что ведь приехали. Пускай других пошлют.
Кауппинен ничего ему не ответил, вскинул на плечи свой рюкзак.
— Возьмите и мясо с собой. Может, там где-нибудь удастся доварить.
Промчались штурмовики, стреляя из пушек, и солдаты бросились на землю. Потом поднялся только Вайнио, готовый отправляться, остальные переглядывались.
— Не пойдем! — сказал Саломэки. — Есть же другие! Сидят себе, черти, не слыхали даже, как снаряды воют.
Пришел Суокас и стал уговаривать, хотя ему хотелось кричать и ругаться.
Другие тоже пойдут. Иного выхода нет. Если прорыв будет расширяться, все пропало. Саарела и Куусисто тоже поедут.
Скова показались самолеты. Лес трещал и стонал, но капитан и бровью не повел, как будто ничего не слышал. Он должен был проявить твердость и бесстрашие, только это могло повлиять на солдат.
— Я тоже приду к вам, как только устрою все дела здесь, — продолжал он. — Мы покажем врагу, что с нами шутки плохи.
Молча стали собираться. Кауппинен угрюмо наблюдал за погрузкой. На капитана он даже не взглянул. Тот, заметив это, отошел и занялся своей палаткой. Через минуту явились Саарела и Куусисто. Капитан выгнал их из щелей и приказал отправляться.
— И запомните, чтоб от пушки никуда! Я больше не поверю ни в какие контузии! — крикнул он им вслед.
— Хейно тут же стал отводить на них душу. Контузило их! Проклятые военные шакалы!
Кауппинен сбегал за ведром.
— Мясо не забудьте!
— Скоро мы сами превратимся в рубленое мясо!
— Человечешкое мяшо очшень вкушное! — сказал Нюрхинен и расхохотался беззубым ртом.
— Да, ты-то ведь знаешь, — проговорил Хейно.
Кюрхинен однажды хвастал, будто бы ему во время зимней войны довелось попробовать на вкус человеческое мясо. Якобы он на спор съел кусок обгорелого мяса сбитого летчика и тем самым выиграл большое пари. Вообще, от него можно было ожидать чего угодно. Бывало, все вскакивали из-за стола, зажи