Он лежал за большой каменной глыбой. Здесь пули не доставали, если не поднимать головы. Улучив момент, он быстро взглянул на предполье и снова приник к земле. Патроны кончались. Надо было беречь их на самый крайний случай.
Ниеминен и Кауппинен поступали точно так же. Саломэки только что крикнул, что он зарядил последний диск и больше патронов нет. Скоро им не останется ничего иного, как сдаться или умереть. Сзади на флангах шла непрерывная стрельба. Там неприятель подошел вплотную к окопам. Кауппинен прислушивался к шуму боя и думал, как бы суметь незаметно отойти к своим. Скоро уж не о чем будет и думать, когда противник ворвется в окопы с пулеметами. Тогда останется единственная возможность.
— Двоим с автоматами надо остаться здесь, для прикрытия, а остальным потихоньку отходить! Я остаюсь! Кто со мной? — крикнул Кауппинен. Долго не было слышно ответа. Наконец Ниеминен крикнул:
— Отходите незаметно! Я останусь с Реской прикрывать! Эй, Саломэки, все диски сюда!
И вдруг Саломэки отозвался с дикой радостью:
— Бродяги! Ай, святая Сюльви! Спасение! Идут к нам на подмогу! Пулемет, нет, два пулемета! Наша пехота прет сюда, братцы! Много пехоты!
Скоро они увидели солдат, ползущих между кустов. Ниеминен почувствовал, как комок подступил к горлу, и оглянулся на Кауппинена, но перед глазами встала туманная пелена. Кауппинен лежал за кочкой, упершись в нее лбом, и беззвучно плакал, вздрагивая всем телом.
Среди тех, что подошли к ним на подмогу, был командир пехотного полка, полковник Ларко. Опираясь на палку и сильно хромая, он вышел почти на опушку кустарника и поднес бинокль к глазам. Это был коренастый крепыш, о бесстрашии которого ходили легенды. Говорили, что полковник никогда не кланялся, какой бы ни был артобстрел, и что он всегда был там, где труднее всего. На днях Ларко был ранен осколком в ногу, но не пошел на перевязочный пункт. Подоспевшему на помощь санитару, который хотел вынести полковника, пришлось тут же на месте извлечь у него осколок щипцами и наложить повязку.
Полковник руководил обороной. Он был вне себя, узнав, что взвод, который должен был удерживать эти кусты, бросил свое место. Его привело в ярость сообщение о том, что артиллеристы из противотанкового дивизиона, расположившиеся со своей пушкой в этом кустарнике, оказались на грани гибели. Командир взвода и его помощник сейчас сидели под арестом в командном блиндаже полковника. При мысли о них полковник ругался на чем свет стоит:
— Негодные трусы! Я им покажу мм… мм… Оставить такое место! Господствует над флангами!.. Но что это? Они собираются идти на прорыв!.. Солдаты, пулеметы приготовить к бою!
— Господин полковник, — сказал стоявший сзади лейтенант, — прошу вас укрыться. Противник на расстоянии броска.
— Вот оно что, они хотят провести нас за нос, — продолжал Ларко. — Старые, знакомые уловки, господа. Это мы уже знаем. Они хотят пройти вплотную за своим огневым валом. Сейчас начнется артподготовка. Солдаты! Когда начнется артобстрел, нужно быть начеку. Они пойдут в атаку, пока вы еще будете сидеть скорчившись в своих укрытиях.
Полковник опустил бинокль, висевший у него на груди и, ковыляя, подошел к пушке.
— Позовите командира орудия.
Кауппинен осматривал в бинокль предполье, на котором были видны лишь убитые. Он слышал предупреждение полковника и верил ему. От неприятеля можно ожидать чего угодно. Только что ведь попали под такой свинцовый град, а назад не откатились. Что, если они и впрямь появятся как кроты из-под земли!..….
У Кауппинена по спине побежали мурашки, хотя он и понимал, что это невозможно. Он слышал, как позвали командира орудия, но подумал, что речь идет о Саарела. На память пришел фельдфебель Койвисто. «Вот бедняга; Осталось ли от него хоть что-нибудь? Некогда было даже взглянуть».
Нервы были так напряжены, что слезы навернулись у него на глаза. Несколько минут назад он был готов к смерти, а теперь опять поманила надежда.
— Реска! Полковник зовет! Он ждет тебя, — толкнул его Ниеминен.
— Пусть идет Саарела, я наводчик, а не командир орудия.
— Саарела убит.
Кауппинен так и ахнул:
— Как? И Саарела?
Затем он пополз назад между кустами.
Полковник стоял, облокотившись на колесо пушки. Так и выслушал рапорт. Глядя на длинный свежий рубец на лбу капрала, он улыбнулся.
— Царапнуло?
— Так точно, господин полковник!
— Вы сражались как львы. Молодцы! А теперь вам надо сменить позицию. Вы мне еще понадобитесь. Позовите ваших солдат. Два пулемета будут прикрывать ваш отход. Есть ли убитые и раненые?
— Двое убитых, господин полковник! Количество раненых пока не выяснил…
— Понятно, — прервал его полковник и прислушался. — Противник остановлен и в других местах, но сейчас он попытается атаковать снова. Вам надо успеть отойти на новую позицию. Здесь вас быстро уничтожат вместе с вашей пушкой. Этим рисковать нельзя. Так что действуйте, капрал!
Когда Кауппинен ушел, полковник сказал лейтенанту:
— Два «максима» должны обеспечить их отход. Прикажите вашим людям окапываться. Отсюда не уйдем.
Ребята снялись легко. Принесли тела убитых. Полковник по-прежнему был у пушки, он сосчитал собравшихся.
— Только восемь человек!.. Оставьте мертвых. Я прикажу, чтоб их переправили. Сможете ли вы тащить пушку? Ее придется тянуть в гору. — И, не дожидаясь ответа, он сказал лейтенанту: — Дайте еще кого-нибудь на подмогу, кто знает, где командный пункт. Позиция для пушки находится там же, но только выше по склону.
Они молча двинулись в путь. На убитых старались не глядеть. Слишком тяжело было видеть их изувеченные тела, понимая, что и тебя, возможно, ждет та же судьба.
Теперь кругом царила тишина. Зловещая тишина. Тянувшие пушку торопились, напрягая все силы:
— Сейчас опять начнут колошматить!
Предчувствие их не обмануло. Едва лишь они добрались до леса, началась пальба. И вот уже повсюду заполыхали разрывы. Оставшийся позади кустарник был весь в огне. В лесу верхушки деревьев взлетали и падали с треском. Уродливо торчали расщепленные стволы. Попасть под обстрел на открытом месте было очень опасно, в лесу же это означало почти верную гибель, потому что снаряды рвались в верхах деревьев.
Ниеминен лежал под какой-то кочкой, прикрыв голову руками. Осколки. выбивали из кочки мох и земляные комья. Вдруг по ноге словно поленом стукнуло. «Ну, вот и попало!» — подумал Ниеминен и приподнялся на локтях, чтобы посмотреть, но в этот миг взрывная волна подхватила его и бросила на кусты. И тогда все на свете стихло. Где-то еще беззвучно падали отсеченные ветки, последний осколок бессильно упал невдалеке на землю. И.все прекратилось.
Кауппинен побежал к кустам. Он видел, как Ниеминен взлетел на воздух. Тот лежал ничком на земле и безуспешно силился вздохнуть. Кауппинен стал колотить его по спине. Наконец словно клапан открылся, и воздух с шумом ворвался в легкие. У Ниеминена по руке текла кровь, но сам он, по-видимому, был цел и невредим. Осколок попал в каблук сапога. Но он был словно помешанный, ничего — не понимал и не слушал, что ему говорят, а все твердил, показывая на ногу:
— Перебита, елки-палки, видите, нога перебита! Я слышал, как она треснула!
Кауппинен отозвал Хейно.
— Иска не в себе. Надо отвести его на перевязочный. Его контузило.
— Саломэки, вытаращив глаза, схватился за ширинку. Посмотрите, ребята, что со мной!.. Я сам не смею! Может, оторвало напрочь!..
Ниеминен уже поднялся на ноги и, видимо, стал приходить в себя. Он рассказывал:
— Я только хотел посмотреть, как там нога, а меня вдруг ка-ак подбросит…
— Подумаешь, нога! — заржал Хейно. — Вон у Виено похуже, кажись, отшибло… Ну-ка, покажи!
Саломэки оправился от испуга и пытался усмехнуться.
Подошел полковник Ларко в сопровождении лейтенанта.
— Что?.. Пушка еще здесь?.. Пошевелись, ребята! Надо приналечь, а то они снова начнут… Все ли целы?.. Хорошо. Ну, так потащим пушку в горку!
Полковник первым схватился за постромки. Некоторое время шли еще по ровному, а потом начался подъем. Силы стали сдавать, и Ларко скомандовал остановиться и передохнуть. Тут он заметил у Ниеминена кровь на руке.
— Оцарапало?.. Перевяжите.
Хейно посмотрел на полковника, как бы прикидывая, можно ли сказать. И наконец, решившись, он кивнул на Саломэки:
— Господин полковник, вот этого тоже задело. Его надо бы перевязать.
— Да? Задело? — Ларко внимательно посмотрел на парня. Тот покраснел как рак.
— Маленькая царапина, господин полковник.
— Перевязать. Попадет грязь, может быть заражение или даже столбняк.
Саломэки бросал отчаянные взгляды на товарищей, а те чуть не прыскали со смеху. Наконец он вымолвил:
— Я уже перевязался, господин полковник!
— Аккуратно? Ну-ка, покажите!
Полковник услышал сдерживаемые смешки, заметил выпученные от напряжения глаза Саломэки и, наконец, его руки, прижатые спереди. Он понял, в чем дело, и в уголках губ шевельнулась улыбка, но голос его прозвучал серьезно:
С этим надо быть еще аккуратнее. Что станет Финляндией? И так столько мужиков перебито, а тут еще с вами этакая беда… Идите перевяжитесь вот там, в кустах.
— Слушаюсь, господин полковник!
Саломэки исчез как сновидение. Другие все еще смеялись. Даже Ниеминен хмыкнул, подмигнув Кауппинену, который перевязывал руку:
— Сколько шуму наделал этот козел Виено со своим сокровищем… Лучше бы уж отсекло ему разом, чтоб успокоился наконец.
Кауппинен слабо улыбнулся и сказал серьезно:
— Надо бы спросить полковника, удалось ли им вынести тело Койвисто? И как там они вообще.
— Спроси.
Кауппинен заколебался, но потом все-таки спросил. Полковник, как будто ожидал вопроса, сразу стал объяснять:
— Они все-таки провели нас. Артиллерийский огонь служил всего лишь прикрытием для отхода пехоты. Разгадать их не так-то просто. В зимнюю войну у них был другой стиль. Плохой. Но с. тех пор они научились. Теперь они действуют очень тонко. Значит… — Ларко встал, поморщась от боли, и распрямил раненую ногу. — Значит, мы должны быть начеку!