— Господин полковник! — обратился Хейно. — А что, если он все-таки пройдет, будь мы тут хоть трижды начеку?
Нет! — сказал полковник твердо. — Не пройдет. У нас теперь есть сила. Между прочим, и эти ваши полуавтоматы. На нашем участке он не пройдет.
— Господин полковник, — решился напомнить Кауппинен, — но вы не ответили…
— Да, этого младшего сержанта, у которого железный крест, вынесли. А фельдфебеля придется еще собирать. Опять прямое попадание снаряда.
С горки бежал какой-то сержант и кричал:
— Господин полковник! Линия в порядке! И радиосвязь тоже налажена! Вас требует командующий армии!
Уходя, Ларко сказал лейтенанту:
Покажи им позицию. Чтоб два человека всегда были у пушки, готовые открыть стрельбу. Остальным — отдыхать. Свяжитесь с капитаном Суокасом. Они ведь в распоряжении штаба армии. Я не могу передвигать их, как мне вздумается, без ведома Суокаса. Кауппинен прошептал, понурив голову:
— Бедняга Койвисто. Даже после смерти нет ему покоя. Хороший был человек.
Ниеминен вздохнул:
— Да, но ему, по крайней мере, не пришлось страдать, как Нюрхинену. Я так думаю, что если попадет, то лучше уж разом. Чтоб не мучиться. И только бы не остаться калекой. Как-то там наш Хейккиля? Получил пулю прямо в лицо.
— То была не пуля! — вмешался Хейно. — Разве смог бы он сам отправиться на перевязочный пункт?
— Не знаю, но только это была пуля! Я видел его щеку.
Из кустов вышел Саломэки. Он нарочно задержался там, пока полковник не ушел.
— Ну, что, запаковал свое второе «Я»?
Саломэки вскинул винтовку наперевес и щелкнул затвором.
— Ну, сейчас небо примет еще одного героя! Прощайся с жизнью, Хейно!
В это время на русской стороне загрохотало. Лейтенант подскочил к пушке.
— Скорее, ребята, чтоб успеть в безопасное место!
Искорки смеха в глазах погасли. Ужас отразился на
лицах. Кругом стали рваться снаряды.
— Елки-палки, ребята, если у него найдется хоть один снайпер, он перещелкает всех нас по. очереди!
Перед Ними было небольшое открытое место, а за ним, примерно в сотне метров, безлесый кряж, на котором, как говорили, закрепился неприятель. Позиция для пушки была готова, ровики выкопаны, Саломэки с биноклем занял наблюдательный пост. Позиция была выбрана, по их мнению, неудачно. Просто плохо. Слева — кусты. Так что, появись танк отсюда, по нему не успеешь выстрелить, как он на тебя наедет. Справа местность просматривалась далеко, а вперед — лишь на сотню метров. Пушка стояла прямо у пехотных окопов. Ходов сообщения не было, только ровики для укрытия. Сзади в нескольких метрах находились железобетонные бункеры — убежища для живой силы. Ближе всех — бункер командира полка. Единственное достоинство позиции состояло в том, что на крайний случай тут имелся путь для отступления, который почти не простреливался.
Кауппинен прильнул к окуляру прицела и стал вертеть штурвалы наводки. Повернув ствол влево до упора, он сказал:
— Разверните-ка пушку еще чуток… Хорошо! Если танк появится из-за тех кустов, можно стрелять.
— До него тогда будет от силы тридцать метров! — сказал Ниеминен, прикидывая на глазок дистанцию. — Думаешь, ты успеешь выстрелить?
— Успеешь не успеешь, а попытаться надо.
— У нас ведь еще «фауст» есть, — сказал Хейно.
— Есть один. Но им легко промахнуться, ведь поупражняться не довелось.
Надо было бы поднести снарядов. Склад боеприпасов находился в песчаном карьере, довольно близко. Но идти туда под артобстрелом было рискованно. Кауппинен решил дождаться, когда прекратится огонь.
— Кто-нибудь пусть останется со мной дежурить, — сказал он, — а остальные ступайте спать. Ты тоже иди, — приказал он Ниеминену. — Будем меняться через два часа. Выбери себе напарника. Кто-то из нас двоих всегда должен быть у пушки.
— Эй вы, полковник идет! — шепнул Хейно.
Ларко приковылял один, опираясь на палку.
— Так-так, вы, стало быть, готовы! Противник вон на той высоте. Будьте все время начеку. И ночью. Они именно здесь попытаются прорваться. Но вы не тормошитесь, не паникуйте. Мы следим за каждым их движением. Залог нашей победы в том, чтобы успеть нанести удар первым.
— Господин полковник, — сказал Кауппинен, не становясь «смирно», — мы не можем стрелять влево, мы даже не видим, что там происходит.
— Там есть другая такая же пушка. И еще подойдут люди с «фаустами». Если вы услышите там какой-нибудь шум, так знайте, что это танки взлетают на воздух. А теперь — марш спать. Дежурят только двое: наводчик и заряжающий. Но в случае тревоги — все немедленно к пушке. Вопросы есть? Господин полковник, мы уже не помним, когда в последний, раз ели. И воды нет, — сказал Хейно.
— Я постараюсь связаться с вашим капитаном…
А снарядов у вас достаточно?.. Вот это, и все?.. Нет, господа хорошие, этого, конечно, не хватит! А где ваш склад боеприпасов?
Слушая их, полковник непрерывно следил да грохотом артобстрела.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я пошлю моих солдат, чтоб поднесли вам снарядов. А вы позаботьтесь о себе, вы для меня дороже золота.
— Когда он ушел, Ниеминен тихо сказал:
— По-моему, ребята, этот полковник больше всего ценит собственную голову. Я не хочу сказать, что он трус, но только нас он тут поставил защищать свой командный пункт.
В это время по кустам застрочил пулемет, и Саломэки воскликнул:
— Вот дает! Ах, святая Сюльви, я уж подумал, что это снайпер!
— Ну, ступайте же спать, — заторопил их Кауппинен и сам прыгнул в свой ровик. — Останься со мной, Саломэки. Только, иди сюда.
— Нет! Я тяжело ранен! Меня: надо скорее отправить на перевязочный пункт, а то болит и болит чертовски. Не дай бог еще столбняк получится.
— Этот столбняк у тебя был всегда, — проворчал Hиеминен. — Так что ничего, оставайся. Тебе здорово повезло, ты легко отделался. Пошли, парни!
Убежище находилось глубоко под землей. Оно имело мощное перекрытие, по крайней мере, метра в два толщиной. У длинной стены стояли двухэтажные нары. На них теперь лежали раненые, которых не успели эвакуировать из-за артобстрела. Поскольку места на нарах не было, артиллеристы улеглись на полу. На столбе посредине. помещения висела керосиновая лампочка. В убежище пахло сыростью и свежим бетоном.
Некоторые из раненых стонали, кто-то просил пить, кто-то громко звал санитара. С верхних нар ему отвечали, что санитар ушел за водой.
— А где здесь вода? — спросил Хейно, облизывая сухие, растрескавшиеся губы.
— В болоте. Да на ничьей земле есть ручей. Если хочешь попить да за одно и сдохнуть, так ступай, попробуй. А еще в полу тут есть буровая скважина. Там на дне вода, можешь лизнуть, если у тебя язык на сто метров высовывается.
— Ребята, — послышалось с нижних нар, — не кончился ли артобстрел?
— Ничего не слышно.
Хейно вышел посмотреть и вернулся.
— Лупит чертовски! Скоро снова пойдет в атаку.
— А вы с противотанковой пушки?
— Да. Она теперь тут, почти что на крыше.
— Хорошо. Вчера вечером она грохотала там впереди. Вы только не драпаните отсюда. А то и другие удерут за вами, а мы останемся тут одни.
— Ну, уж первыми-то мы не побежим, — сказал Ниеминен, чтобы успокоить раненого.
Тихие жалобы все время слышались на нарах, кто-то опять просил воды, кто-то в углу страшно хрипел и задыхался. Эти люди вчера отбивали атаку противника. Многие теперь были при смерти. Может быть, их удалось бы спасти, попади они сразу в руки врачей.
Ниеминен закрыл глаза, пытаясь уснуть. Сон, однако, не шел, несмотря на усталость. Он слышал стоны, вздохи, проклятья. Потом пол задрожал под ним, как от подземных толчков. Пол вздрагивал все сильнее и сильнее. Гулкие удары слышались теперь уже сверху.
— Он перенес огонь на нашу линию, — сказал кто- то. Теперь он попытается пройти вслед за огневым валом.
Послышалось лязганье и стук прикладов. Ниеминен открыл глаза. Многие стояли теперь с оружием в руках. Непрерывный гул доносился сверху через все перекрытия, а когда грохало сильнее, пламя керосиновой лампочки тревожно вспыхивало.
— Как там, ребята? — спросил Ниеминен. — Надо бы выглянуть. Напрасно, только себя угробишь, — буркнул Хейно, но Ниеминен как будто не слышал и проскользнул в дверь, из которой долетали отголоски страшного грохота. Спустя некоторое время он вернулся, запыхавшись от бега.
— Живы пока еще, но не знаю, долго ли выдержат. Черт-те что творится! Снаряды сыплются бесперечь, и небо черно от ИЛов!
— Ты бы кликнул ребят сюда.
— Я говорил. Но Кауппинен и сам не идет, и Виено не отпускает.
— Ну, так и бог с ними, пусть погибают. Я попробую хоть немного поспать.
Хейно перевернулся на другой бок и вдруг с изумлением увидел Сундстрёма.
— Смотрите! А этот дрыхнет! Вот дает! Не знает ни забот ни тревог!
Сундстрём действительно спал себе преспокойно, как в уютном номере гостиницы. И даже улыбка блуждала по его детскому лицу. В этом было что-то возмутительное. Какое право он имел быть таким спокойным? За что, в самом деле, ему такое счастье? И сны ему снятся приятные!
Тут общее внимание привлек санитар. Потный и запыхавшийся, он притащил бидон с водой. Вода текла из дырочки, пробитой осколком. Со всех сторон потянулись кружки и котелки, но санитар сердито огрызнулся:
— Идите по воду сами! У меня только для раненых!
И он начал раздавать раненым буроватую болотную воду. Хейно просил хоть глоток, но санитар не дал ни капли.
— Я же сказал, только для раненых! Хорошо, если им хватит. В соседнем бункере тоже ждут, да не дождутся. Водонос стучится у врат небесных, просится, чтобы впустили. И мы все туда же отправимся. Скоро сосед опять пойдет на штурм.
Все замолчали, прислушиваясь. Даже раненые старались сдерживать стоны.
И тут над дверью зазвякал, задилинькал, заметался в панике колокольчик.
— Тревога! — Ниеминен бросился к двери. — За мной, ребята, по одному!