Полковник закрыл глаза и застонал. Потом он приподнялся на руках.
— Пишите, я буду диктовать! Готовы? Ну, так. «Помощь необходима как можно скорее. Танки атакуют с
флангов. В ротах осталось по семь тире восемнадцать человек. Я ранен. Буду держаться до конца». Точка. И подпись, конечно. Написали?.. Идите, отправьте поскорее. Марш, марш!
Связист выскочил из блиндажа. Ниеминен был ошарашен услышанным. «Елки-палки, полковник сам не знает обстановки. И от полка остались рожки да ножки!»
Ниеминен снова поднялся наверх и выглянул из укрытия. Вдруг он увидел убитого связиста, лежащего ничком в каких-нибудь двадцати метрах. «Что делать? Побежать отнести депешу? Но где находится рация!»
Он спустился обратно в бункер и доложил о случившемся.
— Возьмите депешу и скорее доставьте ее! — проговорил Ларко, приподняв голову. — Радиоблиндаж — третий бункер налево.
Выскочив наверх, Ниеминен тотчас плюхнулся в какую-то воронку. Земля рвалась от снарядов. «Как тут проскочить живым?» — подумал он и, стиснув зубы, одним духом добежал до посыльного, выхватил у него депешу и побежал дальше. Горячие волны воздуха сшибали его из стороны в сторону, как пьяного, но он ни разу не припал к земле. Он не видел, что из командного бункера выбежал еще один посыльный, отправленный на всякий случай вдогонку с той же самой депешей. Но тому парню не повезло: взрывная волна швырнула его в кусты. Ниеминен добежал до радиобункера. Здесь тоже было полно раненых. Тусклая коптилка висела над рацией. Ниеминен сунул радисту листок.
— Передай немедленно! Приказ полковника!
Радист просмотрел текст и поднял голову.
— Просто так или шифром?
— Один хрен, лишь бы скорее ушло. Полковник не сказал ничего.
Радист покопался немного в своей аппаратуре и начал тихо говорить в микрофон:
— Внимание, Кружка, я Миска, я Миска. Как меня слышите? Как слышите? Прием.
— У Ниеминена перехватило дыхание от волнения. Раненые притихли. Радио молчало. И радист снова начал свои «заклинания»: Внимание, Кружка, внимание, Кружка…
Ниеминен не выдержал, побежал наверх и. прислушался к тому, что происходило снаружи. Где-то совсем близко шел бой. «Это же в наших окопах!» Он вспомнил о радиограмме полковника. «Черт, если они так и не услышат нас!»
Он спустился вниз, к внутренней двери бункера, и снова услышал тот же спокойный голос, призывающий неведомую «Кружку». Один из легкораненых вышел к Ниеминену.
— Что там наверху? Противник не прорвался?
— Нет еще. Но бой идет где-то рядом.
В это время по радио торопливо ответил сиплый голос:
— Внимание, Миска, внимание, Миска, я Кружка, я Кружка…
Радист облегченно вздохнул и принялся медленно читать, радиограмму, дважды повторяя каждое слово. Ниеминена это бесило. «Черт, он так долго мямлит и жует, что сосед успеет раньше управиться!»
Ему надо было возвращаться к орудию, но хотелось все-таки узнать, будет помощь или нет. Наконец радист оторвался от аппарата:
— Ступай и доложи полковнику, что радиограмма передана по назначению!
— Это ты мне? — переспросил Ниеминен, ткнув себя пальцем в грудь.
— Тебе или твоему заместителю, но полковнику надо сообщить!
Ниеминен понял, что радист прав, и пустился в обратный путь. «Погода» наверху бушевала по-прежнему, и сердце Ниеминена сжималось от ужаса. Добежав до командного, бункера, он так и обомлел. Он услышал шум боя у своей пушки, которая стреляла взахлеб, и автоматы трещали вовсю, и надо всем звучало раскатистое «ура».
«Елки-палки! Они уже и тут наступают! Как там наши ребята? Что будет со всеми нами?»
В пехотный полк назначили нового командира Состояние полковника Ларко ухудшилось, и он временами терял сознание. На его место прибыл капитан Лейво, коренастый, крупный мужчина с широким подбородком. Он был полной противоположностью Ларко. Голос резкий и повелительный, жесты нервные, дергающиеся. Когда Ниеминен вошел, капитан сразу же обратил внимание на его артиллерийские петлицы.
— Вам что надо? Почему оставили пушку? Марш назад!
— Он относил радиограмму, — сказал кто-то, — Полковник посылал его.
Капитан взглянул уже не так сердито.
— Радиограмму отправили?
— Так точно! — ответил Ниеминен и чуть было не добавил «господин капитан», но удержался, плотно стиснув губы. Разница между Ларко и капитаном была настолько разительна, что Ниеминен сразу возненавидел нового командира полка. «Орет и командует, не спросив!»
Капитан, видимо, тоже почувствовал к нему неприязнь и сухо сказал:
— Можете идти! И помните, от пушки не отлучаться! Поднявшись наверх, Ниеминен сразу заметил, что их пушка молчит и атака вроде стихла. На флангах же бой все еще продолжался. Солдаты тащили в гору тяжелое немецкое противотанковое орудие. «Это же, наверно, смена для нас!» — обрадовался Ниеминен и подошел к солдатам.
— Вы что, ребята, на наше место?
— Такая уж, видно, судьба, — ответил высокий, красивый прапорщик. Лишь теперь Ниеминен узнал его. Это был тот самый прапорщик, который пришел им на смену, когда они, отступая, дошли до главного оборонительного рубежа. Это же он тогда сказал презрительно: «Забирайте вашу игрушечную пушечку». Ниеминен, однако, так обрадовался, что не обратил внимания на насмешливый тон прапорщика.
— И мы сразу же можем отойти?
— Нет. Только ночью, если бог даст.
Прапорщик злорадно засмеялся, но даже и это никак не подействовало на Ниеминена.
— Как у вас там обошлось, когда в прошлый раз вы подменили нас? Нетто не видишь? Живы, здоровы. Мы уничтожили ту башню и несколько танков… Ну-ка, дружнее ребята, взялись!
Солдаты потащили пушку дальше, и Ниеминен оставил их в покое. Он был просто поражен. «Как же они выбрались из той мышеловки?» Это казалось невероятным. Ниеминен так и не узнал, что орудие тогда погибло со всем расчетом. Один лишь прапорщик и уцелел. Да и то случайно. Потому что во взводе у него было два орудиями когда началась атака, он был в другом месте. Но Ниеминену некогда было задумываться, он бросился скорее к своей пушке.
— Гей, ребята! Смена идет! Ночью мы должны отойти!
Молчание. Все сидели в своих ровиках и смотрели на гребень. Наконец Кауппинен спросил:
— Что там творится на флангах?
Ниеминен доложил обстановку и спросил о том, что было здесь, он ведь слышал шум атаки.
Кауппинен ответил не сразу.
— Да, они пытались атаковать, — проговорил он наконец. — Но с какой целью? Что они задумали? У меня сложилось впечатление, что они хотят пробраться к тому кустарнику, а здесь только отвлекают.
Ниеминен сразу понял опасность.
— Черт возьми, если их пропустить туда — наше дело дрянь! Там надо выставить сильное прикрытие.
— Там Хейно, Лаурила и Вайнио. Но туда надо бы и пулемет.
— Там есть легкий пулемет.
— Был… Он уже накрылся. У пехоты не хватает людей, иначе они непременно послали бы туда нового пулеметчика.
Ниеминен рассказал, что ему стало известно, и высказал свое мнение о новом полковом командире. Кауппинен вздохнул и сказал упавшим голосом:
— Массовое убийство идет полным ходом. Не все ли равно, кто доведет дело до конца… А что ты сказал насчет смены?
Выслушав объяснение, он нахмурился.
Нам надо отходить сейчас же, не откладывая. Ведь они пришли именно сейчас, днем. Ниеминен ничего не мог ответить на это. На флангах по-прежнему шел жаркий бой. Он опять вспомнил о радиограмме.
— Теперь уже в ротах осталось еще меньше народу… Черт побери, а если помощь так и не придет?
— Кстати, — сказал Кауппинен, — куда же они потащили противотанковую пушку?
— Вон туда, правее. Как раз добрались до места. Вон, виден ствол орудия.
Действительно, метрах в пятидесяти показался длинный ствол пушки. Затем они увидели прапорщика, направлявшегося к ним.
— Я скажу ему, что мы уходим, — сказал Кауппинен решительно.
Ниеминен удивленно посмотрел на товарища.
— А что капитан? Если он приказал нам отходить ночью?
— Пусть говорит, что угодно, — процедил Кауппинен, скривив тонкие губы.
К ним подошел прапорщик, румяный от волнения.
— Привет, коллеги! Я пришел сообщить, что мы держим на прицеле гряду и левый фланг, а вам остается правый.
— Правый тоже остается вам, — ответил Кауппинен. — Мы уходим.
Прапорщик вспыхнул.
— Куда? Пока еще вы никуда не уходите! Вы пробудете здесь до ночи, так было установлено. У меня совершенно неопытный народ, необстрелянные новички, впервые на передовой. Надо дать им освоиться. Появится танк, они могут растеряться.
Кауппинен кусал губы. Он еще ни разу не взглянул на прапорщика.
— Когда идет танк, всякий растеряется, — пробормотал он. — А что касается привычки, то, можете не сомневаться, привыкнуть к этому нельзя. Мы…
Внезапно он замолчал и насторожился, прислушиваясь. Где-то в левой стороне за кустами рычал мотор, пулемет стрелял длинными очередями, а потом грохнула пушка. В следующий миг из кустов выскочил Хейно и завопил что было силы:
— Танк! Танк прет почти по самым окопам пехоты! Слышите, танк дует сюда!
— Орудие развернуть, живо!
Кауппинен уже схватился за одну лапу лафета, Ниеминен за другую. Прапорщик бросился к своему орудию, на бегу отдавая распоряжения. Танк был уже близко, потому что рев его мотора слышался явственно, несмотря на шум сражения, Хейно прыгнул в ровик. Кауппинен свирепо кинулся на Ниеминена:
— Прочь от пушки! Слышишь? Я один! — Он словно лишился рассудка. — Ну! Или я застрелю тебя! Пристрелю на месте!
Он уже схватился за пистолет, и Ниеминен, отбежав на несколько метров, бросился на землю. И тогда ему стало невыносимо стыдно. Только. теперь он понял, почему Кауппинен прогнал его. «И я бросил его одного!»
Ниеминен приподнялся И рванулся было назад, к пушке, но с ужасом заметил, что из-за гряды выползает пушки неприятеля. Он сразу же понял безнадежность положения. Танк идет слева и скоро должен смять их пушку. Но пушка обречена, даже если она подобьет танк. Потому что ее сейчас же расстреляют оттуда, с гряды. Был лишь один ничтожный шанс, что прапорщик со своим орудийным расчетом тоже заметил пушку противника и успеет раньше выстрелить по ней. Ниеминен с криком бросился к орудию прапорщика, показывая автоматом на холмистую гряду: