— Я нет, — тихо проговорила, но девушка услышала.
— Ты же не хочешь жить в шатре стареющих женщин? — уверено заявила Хандат, — они выполняют черновую работу для тех, кто живёт в гареме. Шьют, стирают, убирают комнаты и моют... как я. И мне никогда не выйти замуж и не познать счастье верно служить своему господину.
— Хандат, я…
— Поэтому все наложницы всеми силами стараются привлечь к себе внимание, — прервала меня девушка, — будь осторожна! Шатёр ещё не самое страшное здесь, часто наложницы поскальзываются на мокром полу в хамаме или съедают неверно приготовленную пищу.
Больше не произнеся ни слова, Хандат, потянула меня в одну из дверей, и тут же жаркий пар укутал наши тела, стоило нам только войти в небольшое помещение. Любопытные взгляды пятерых девушек тут же вперились в меня, на каждом личике появилось пренебрежение и злоба.
Стараясь пристально не рассматривать занимающихся прихорашиванием наложниц, я, впрочем, внимательно следила за их передвижениями по комнате.
— Акгюль, держи, — отвлекла от созерцания меня Хандат, вручая несколько пиал с разным содержимым, — кожу очистить скрабом. А после настойкой отбелить. Это медовая паста, ей мы будем убирать лишнюю растительность. Акгюль, как может девушка так не следить за собой? Ведь гладкая шелковистая кожа так нравится мужчинам.
— Кхм… как-то не до этого было, — с трудом сдерживая усмешку, проговорила, размазывая по телу пахнувший молоком и сладостью скраб.
— Гладкая и белокожая девушка, привлекательнее, — прошептала Хандат, едва заметно кивнув в сторону наложниц в противоположной стороне комнаты, — Райхана злится.
— Не стоит ей переживать, я не буду наложницей вашего господина, — упрямо проговорила, тихо добавив, — уж лучше смерть.
Глава 15
На протяжении двух дней ко мне никто не приходил, никуда не звали, как будто про меня забыли и это радовало. Девушки в комнате, с которыми меня поселили, настороженно на меня поглядывали, но не разговаривали. И это меня вполне устраивало, судя по довольным лицам смуглянок, они счастливы, находясь здесь и моё желание сбежать из сераля не поймут. Правда, приходилось спать урывками, вскакивая от каждого звука. Наслушавшись предостережений Хандан и видя ненавидящие взгляды, бросаемые в мою сторону местными девицами, я опасалась попросту в одну из ночей не проснуться.
Мои дни проходили однообразно, я в основном сидела на своей подстилки в дальнем углу просторного помещения с большими окнами и с установленными на них решётками. Подстилка была очень тонкой, а от вымощенного камнем пола тянуло постоянным холодом, что к концу второго дня я, кажется, приболела. Согреться можно было лишь у стены, которая за день нагревалась от солнца. Прижимаясь к ней спиной, я разглядывала узоры на бирюзово-синей плитке, смотрела на потолок, который был искусно расписан в восточном стиле. Назвать это помещение уютным вряд ли было возможным. Голые стены, на полу, кроме подстилок, как у меня ничего нет. Как и нет небольших деталей, в виде вазы с цветами или милого коврика, которые могли бы придать жилой вид комнате. Мы жили словно в казарме, даже в общежитии и то больше уюта, чем в этом месте, где обитают не меньше пятнадцати девиц.
— Держи, — вручила пиалу с ужином служанка, подойдя, как всегда бесшумно, прервав мои нерадостные размышления.
— Спасибо большое, — поблагодарила девушку и прежде чем приступить к трапезе, я дождалась, когда фаворитки наместника начнут есть, и только тогда отпила из своей пиалы.
Кормили здесь на удивление неплохо, правда, понемногу. Пища традиционно подавалась в маленькой посуде. Но сначала требовалось выпить натощак — айран. Его приносили с зеленью или ароматными травами. Основными же блюдами здесь были овощи, фрукты, курица и варёные яйца. А вчера принесли чашку кофе с изюмом и финиками. Делая первый глоток любимого напитка, я прикрыла глаза от удовольствия, представив на мгновении, что нахожусь дома. Но визг двух невольниц, непонятно что не поделивших, вернул меня на бренную землю.
Прислушиваясь к чужим разговорам, я сделала вывод, что по чётным числам служанки приносили в сераль свежие фрукты, а по нечётным обычно сушёные. На обед в основном подавали супы из бобовых или овощей. На второй обед — рыбу с брынзой и зеленью. На ужин были снова фрукты, а на ночь кислый айран.
Сладкое не давали и когда Райхан принесли ранним утром небольшую вазочку с засахаренными фруктами, все невольницы с завистью смотрели на неё, шепчась, что наложнице удалось порадовать господина.
— Я Мелек, уже месяц живу в серале доброго господина, — произнесла девочка, темноволосая с глазами пугливой лани, нависнув надо мной, — можно?
— Присаживайся, — отодвинувшись к стене, я смотрела на девчушку лет четырнадцати и пыталась понять, что ей от меня потребовалось.
— Я жила в недели пути от Кафа, мой добрый отец продал меня господину, чтобы я познала лучшую жизнь, — произнесла девушка, голоском полный нежности и журчания. Словно маленький ручеёк бежит, перебирая крохотными камешками.
— Хм…, — промычала, не зная, что ответить, как по мне, отец девушки далеко не добрый.
— Говорят, тебя привезли из холодных стран, где снег не тает, оттого твои волосы белые.
— Нет, — возразила, с трудом сдерживая улыбку, от неумелого выведывания сведений, — три — четыре недели пути.
— А правду говорят, что ты не хочешь радовать нашего господина?
— Правда, — коротко ответила, украдкой наблюдая за замершими девицами, которые прислушивались к нашей беседе.
— Сегодня Хафсе выпала честь прийти в опочивальню к господину, — тяжело вздохнула Мелек, — я пока не удостоена такой чести. Не знаю, как усладить взор и чем порадовать. Калфа сказала, что я неуклюжая, а пение господину приелось. А ты что умеешь?
— Ничего, — хмыкнула, вспомнив, как делала вид старательной ученицы, слушая нравоучения калфы Сафие, в тот первый день, когда меня только привезли к наместнику.
Степенно вплыв в комнату, где собрались все наложницы, она, громко чеканя каждое слово, наставляла меня, заодно напоминая остальным, что от нас требуется. «Наложница должна уметь танцевать, играть на музыкальном инструменте, заниматься рукоделием. Чтобы стать замеченной, красоты мало, нужно увлечь мужчину своим талантом и умением. Каждый вечер учится у старших женщин, как доставлять мужчине удовольствие. Наложница должна уметь обольстить господина! Через три месяца будут выбраны самые старательные девушки, которые достойны обучаться: изящной словесности, литературе, поэзии, каллиграфии».
На меня это выступление не произвело впечатление, но вид восторженной дурочки я изобразила. Правда, стоило калфе покинуть помещение, как несколько, видимо, чаще всех посещаемые опочивальню господина, бросили в мою сторону яростный взгляд, который не предвещал мне ничего хорошего.
— Я могу научить тебя танцевать, — предложил, по сути, ещё совсем ребёнок, не понимая, что своими действиями создаёт себе конкурентку.
— Нет, спасибо, — отказалась, обернувшись в сторону шумного угла, — что там происходит?
— Хафса готовится к ночи.
— Ещё же рано? — удивлённо вскинула бровь, уставившись на девушку, тоже темноволосую с округлыми формами и раскосыми глазами.
— Ты что, нужно столько всего, — возмущённо воскликнула Мелек и принялась перечислять, — макияж, тело умаслить, проверить не остался ли ненужный волос, наряд подобрать.
— Всё, поняла, — по-доброму усмехнулась, — очень важное мероприятие, к которому надо отнестись ответственно.
— Да, — обрадованно выдохнула Мелек, словно радуясь, моей сообразительности.
Вскоре девчушка ушла к себе на подстилку, достав из-под тонкой подушки рукоделие, принялась за работу. Я же снова вернулась к своему ставшему привычным за эти дни занятию, смотреть и слушать. Но к сожалению, все разговоры были о новой приглашённой к господину. Одни завистью наблюдали за сбором и бросали язвительные колкие замечания. Другие, видно, подружки Хафсы успокаивали разволновавшуюся девушку и помогали собраться.
А забот у Хафсы и правда было немало. Один только макияж накладывали на лице больше двух часов. Стирая и снова рисуя стрелки на глазах, разведённой смесью, состоящей из сурьмы и золы. А губы! Кошмар, на какие жертвы шли девушки, чтобы придать губам алый оттенок. Глядя на покрасневшую Хафсу, которая старательно жевала пасту с перцем, известью и семенами льна, я искренне ей сочувствовала. Но, правда, перед тем как отправится к господину, напомнили ей подружки, обязательно требовалось освежить дыхание, погрызя палочку корицы.
Ну и, конечно же, подходящий случаю наряд! На его подбор ушло более четырёх часов. Надев один и покружившись вокруг медной пластины, Хафса недовольным визгом скидывала с себя прозрачное нечто, напяливая на себя следующий, точно такой же, разными были лишь их оттенки.
А вот на репетицию танца живота ушло всего час, видно, девушка не сомневалась в своих умениях доставить усладу глазам господина своими движениями.
— Акгюль! — услышала я громкий недовольный окрик калфы, следом за ней в комнату к наложницам вплыл Башир-ага.
— Радуйся, тебя сегодня возжелал видеть у себя в опочивальне господин наш, — торжественно произнёс он, глядя прямо на меня.
— Что? — ошарашенно переспросила, уставившись на довольного мужчину и мрачную калфу. В моей голове почему-то в первую очередь возникла мысль о Хафсе, которая весь день убила на прихорашивание и здесь такое невезение. И так обидно за неё стало, что я не нахально заявила, — нет!
— Калфа Сафии, — усмехнулся ага, казалось, довольный моим отказом, — подготовь наложницу.
Глава 16
Отдав приказ, Башир-ага выплыл из комнаты, но вместо него возникли три крепких мужчины, и встали рядом с усмехающейся калфой.
— Шекер! Приготовить Акгюль, — распорядилась Сафие и тут же в помещение вошли четыре женщины, не останавливаясь ни на минуту, две из них подхватив меня под руки, рывком подняли на ноги и потянули к выходу из помещения.