Надо сказать, что природа наделила всех Гетманов — братьев и сестер — хорошими голосами. В их доме пели часто, особенно во время работы. Младший брат Гетмана Степан так описывал домашние «посиделки»: «До революции в селе было натуральное хозяйство… Нижнюю одежду шили из самотканого полотна, верхнюю — из самотканого сукна и овчинных кожухов. Обувь тоже шили из телячьей кожи местной выделки или делали чуни, лапти, только не из лыка, а из веревочек.
В зимнее время, когда по вечерам все были дома, Василий кроил и шил одежду, мы с Андреем помогали ему. Мама и сестра Агафья пряли, шили, вышивали. И все хором пели, да пели так, что соседи зачастую приходили слушать под окна наше пение. У всех у нас был и слух, и голос»[105].
Утром командир корпуса со своими спутниками прощался с гостеприимной хозяйкой. Ей оставили хлеб, консервы, пачку заварного чая. Курило подарил еще почти новую телогрейку. Старуха не знала, как благодарить танкистов, провожая, перекрестила каждого, говоря: «Сохрани тебя господь!»
Наступление продолжалось. Гетман воспрянул духом, узнав, что корпус получает в оперативное подчинение 11-ю танковую бригаду из резерва 31-й армии. Но этих сил все равно было недостаточно. Пришлось идти на такой шаг — свести оставшиеся из 22-й и 200-й бригад танки в одну — 100-ю. Это 25 боевых машин.
Еще потом почти два месяца танковый корпус вел бои за рекой Вазузой, в районе железной дороги Ржев — Сычевка. Корпус терял технику и живую силу, пополнялся и снова шел в бой. Его боевые действия были отмечены командующим Западным фронтом И. С. Коневым. Еще в сентябре на имя Гетмана была получена шифротелеграмма: «Отмечаю успешное начало действий вашего корпуса. Стремительным ударом вперед на Ржев через Ново-Александрово бить врага стремительно, прочно закрепляйте завоеванное, ни шагу назад! В результате боя за Ржев быть гвардейцами. Конев»[106].
Ясное дело, что жестокие и кровопролитные бои в районе Зубцова, Ржева, Сычевки и других населенных пунктов преследовали цель сковать значительную часть вражеских сил из групп «Север», «Центр» и «Юг», готовившихся к переброске на сталинградское направление. Но слишком много было допущено ошибок в планировании и использовании танковых войск. Не случайно в середине октября 1942 года НКО СССР опубликовал приказ за № 325, который подытоживал весь опыт боевого использования танковых частей и соединений в первый период войны. Нельзя сказать, что он был поучительным. Распыление сил сказывалось почти на всех проведенных мало-мальски значимых боевых операциях.
В приказе давалась принципиально новая установка по дальнейшему применению танковых войск в наступлении и обороне. Танковые, а равным образом и механизированные корпуса должны являться средством командования фронта или армии и применяться на главном направлении как основная ударная сила для разгрома и преследования противника.
Во второй половине ноября ударили морозы. Нередко срывался снег. Оставаясь часто в натопленных блиндажах, Гетман серьезно простудился. К простуде добавился тиф. Пока он лечился, корпус водили в бой сначала полковник И. И. Ющук, затем Герой Советского Союза полковник П. А. Арман.
В конце 1942 года Андрей Лаврентьевич вернулся в строй и был назначен заместителем командующего 31-й армией. Но душа его болела за родное соединение — 6-й танковый корпус, который, перейдя железную дорогу Ржев — Сычевка, вел бои на рубеже Малое и Большое Кропотово, Ложки, Аристово, Подосиновка и Березовка.
За это время в корпусе значительно обновился командный состав. Одни командиры переведены в другие соединения, в том числе полковник И. П. Ермаков, часть оказалась в госпиталях после ранений, некоторые погибли на полях сражений. Среди павших были командир 200-й танковой бригады подполковник В. П. Винокуров, командир 6-й мотострелковой бригады батальонный комиссар Е. Ф. Рыбалко, сменивший полковника И. Т. Есипенко.
Корпус готовился к новому наступлению. 31 декабря 1942 года Гетман пишет записку полковнику П. М. Арману: «Получено указание начальника штаба фронта генерал-полковника Соколовского о том, что 6-й тк остается в подчинении командующего 31-й армией впредь до получения приказа о выходе.
В связи с этим Вам надлежит провести рекогносцировку на случай возможных контратак в направлении Григорово — Кудрино и в направлении Буконтово — Логово — Васильки на стык двух армий. Связь подтвердить по телефону и офицером связи. Присылайте и донесения.
Зам. командующего 31-й армией Гетман»[107].
Были новые бои и новые потери. 1 января 1943 года корпус выводится в резерв фронта в район станции Шаховская на доукомплектование материальной частью и личным составом.
После войны генерал армии А. Л. Гетман, обращаясь к событиям 1942 года, отмечал: «Опыт боев под Ржевом и Сычевкой сыграл существенную роль в дальнейшем совершенствовании искусства боевого применения крупных танковых соединений и объединений. Мы и сами почувствовали это вскоре, весной, а особенно летом 1943 года, когда корпусу выпала честь участвовать в великой Курской битве»[108].
Провал операции «Цитадель»
В 1943 году война вступала в новую фазу, хотя фронт ушел на запад и был далеко от Москвы, тем не менее германские войска оказывали еще ожесточенное сопротивление. Силы вермахта не иссякли, а вот Красная Армия за летний период 1942 года после неудачного проведения ряда наступательных операций на Дону, под Калинином, Ростовом-на-Дону, Харьковом, Ленинградом и в Крыму ослабла настолько, что вряд ли способна была переломить ход военных действий на советско-германском фронте.
Сталин как Верховный Главнокомандующий, делал ставку на то, чтобы в летний период вести исключительно наступательные бои, не придав особого значения тому, что уже зимой были израсходованы с таким трудом созданные резервы. Ставка поддержала Главнокомандующего, не решаясь, видимо, ему перечить.
Еще в то время, когда враг стоял под Москвой, Сталин направил директивное письмо Военным советам фронтов, в котором требовал только наступления: «Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам… передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году. Но для осуществления этой задачи необходимо, чтобы наши войска научились взламывать оборонительную линию противника, научились организовывать прорыв обороны противника на всю глубину и тем открыли дорогу для продвижения нашей пехоты, наших танков, нашей кавалерии. У немцев имеется не одна оборонительная линия — они строят и будут иметь скоро вторую и третью оборонительные линии. Если наши войска не научатся быстро и основательно взламывать и прорывать оборонительную линию противника, наше продвижение вперед станет невозможным»[109].
На первый взгляд, вроде бы нельзя усомниться в правильности поставленной стратегической задачи — изгнать гитлеровских захватчиков с территории нашей страны, но следовало бы подумать, есть ли для этого материально-технические и людские резервы.
Поздние признания маршала Г. К. Жукова (во время войны член Ставки, заместитель наркома обороны) не умаляли его вины в том, что войска Красной Армии летом 1942 года понесли большие потери. Он писал: «Переутомленным и ослабленным войскам становилось все труднее преодолевать сопротивление врага. Наши неоднократные доклады и предложения о необходимости остановиться на достигнутых рубежах отклонялись Ставкой. Наоборот, директивой от 20 марта 1942 года Верховный вновь потребовал энергичнее продолжать выполнение ранее поставленной задачи.
В конце марта — начале апреля фронты западного направления пытались выполнить эту директиву, требующую разгромить ржевско-вяземскую группировку, однако наши усилия оказались безрезультатными»[110].
Маршал А. М. Василевский (с июня 1942 года — начальник Генштаба) пишет о том, что командование к началу 1942 года оценило фронтовую обстановку как благоприятную для наступления, но не учло «реальные возможности Красной Армии», что неправильно были распределены резервы, сосредоточенные в основном возле Тулы, Воронежа, Сталинграда и Саратова, что на юго-западное направление было выделено меньше сил, чем на западное… «Я пишу все это не для того, чтобы в какой-то степени оправдать руководство Генштаба, — отмечал Василевский. — Вина ложится и на его руководителей, так как они не оказали помощи юго-западному направлению. Пусть нас отстранили от участия в ней. Но и это не снимает с нас ответственности: мы могли организовать хотя бы отвлекающие удары на соседних направлениях, своевременно подать фронту резервы и средства, находящиеся в распоряжении советского командования»[111].
В результате крупной стратегической ошибки, переоценки возможностей Красной Армии немцам удалось прорваться к Волге и завязать бои за Сталинград. Захват этого важного экономического центра давал бы германскому командованию возможность перерезать пути снабжения центральной европейской части СССР хлебом и стратегическим сырьем, а выход на Кавказ — и нефтью.
Ценой огромных потерь — материальных и людских — удавалось сдерживать противника на Волге и Кавказе. Лишь к концу 1942 года и началу 1943-го, после разгрома 6-й полевой армии Паулюса и ожесточенных боев в предгорьях Кавказа, гитлеровское командование начало терять стратегическую инициативу. На повестку дня стал вопрос о нанесении противнику целой серии ударов силами Ленинградского, Воронежского и только что вторично созданного Центрального фронтов. Успешно завершились наступательные операции: Ростовская, Нальчикско-Ставропольская, Сталинградская, Краснодарско-Новороссийская, Острогожско-Россошанская, Воронежско-Касторненская, Харьковская, осуществлен прорыв блокады Ленинграда и ликвидирован Демянский плацдарм. Освобождение крупных советских городов — Ростова-на-Дону, Ставрополя, Воронежа, Харькова, Белгорода и других — было очевидным успехом Красной Армии.