лезневу. Спросил: „В ординарцы ко мне пойдешь?“ Он посмотрел на меня, сконфузился, но ответил прямо: „Холуем никогда не был и быть не собираюсь!“
Но уговорил»[147].
Как сговорились генерал и старшина, неизвестно. Только остался Селезнев в танковом корпусе, который вскоре перебросили на Воронежский фронт. Лыжники же остались на Северо-Западном.
Несколько раз Селезнев спасал жизнь генералу Гетману. Да разве только Гетману? Своей жизнью обязан был Селезневу и начальник инженерных войск армии генерал-майор Ф. П. Харчевин. Машина Гетмана шла сзади. Старшина одним из первых вступил в бой и уложил с дюжину немецких автоматчиков.
Член Военного совета армии Н. К. Попель, по-доброму завидуя Гетману, однажды спросил: «Где ты отыскал такого ординарца?» Андрей Лаврентьевич, хитровато улыбнувшись, ответил, что это — военная тайна. Позже в своих мемуарах военком отметил, что Селезнев был для Гетмана и охраной, и санитаром, и кухней.
Близилось время, когда командарм Катуков готов был ввести 6-й танковый корпус в бой. Части хотя и не полностью восстановлены, но они боеспособны. Армейская разведка познакомила командный состав с силами противника, который в ближайшие дни будет противостоять нашим войскам.
31 июля из штаба армии поступила справка о немецкой группировке на томаровском направлении, в которой говорилось о том, что немцы после неудавшегося июльского наступления перешли к жесткой обороне на рубеже населенных пунктов Солдатское, Герцовка, Задельное, Лог Каменный, Лог Крутой. Это — 255, 332, 19, 167-я пехотные дивизии 80 танков и 20 самоходных орудий рассредоточили в селах Бутово, Ямное, Дог Лопачек, Лог Крутой, в районе Герцовка — 10 танков.
В резерве германское командование имело еще три танковые дивизии — 3, 6 и 11-ю[148].
В соответствии с планом операции под кодовым названием «Полководец Румянцев» 1-я танковая армия вводилась в бой непосредственно за боевыми порядками 5-й общевойсковой армии генерала А. С. Жадова. Замысел операции сводился к тому, чтобы изолировать харьковско-белгородскую группировку противника от подходящих резервов с запада, силами двух фронтов — Воронежского и Степного — в общем направлении на Богодухов — Валки — Новая Водолага нанести контрудар и разгромить ее.
В полосе прорыва 5-й и 6-й гвардейской армий, кроме армии Катукова, вводилась в бой также 5-я гвардейская танковая армия генерала Ротмистрова. Танкистам предстояло расчленить на всю оперативную глубину группу армий «Юг» Манштейна, разгромить ее оперативные резервы и лишить важнейших коммуникаций.
Перед наступлением командующий Воронежским фронтом на базе 1-й танковой армии провел разбор действий войск на Курской дуге. Н. Ф. Ватутин отметил моменты удачных и неудачных боев. О 1-й танковой армии отозвался с похвалой, заметив при этом, что ее соединения достойны звания гвардейских.
Слов нет, корпуса и бригады сражались отменно. Иногда противник превосходил наши части по числу танков, авиации и артиллерии, но это не останавливало командиров. Они смело вели свои машины в бой и переигрывали врага по всем статьям.
Одним из первых претендентов на звание гвардейского был корпус Гетмана. В разговоре с Катуковым Андрей Лаврентьевич предложил наградить две свои лучшие бригады — 112-ю и 200-ю, а также 79-й минометный полк орденом Ленина, а 22-ю танковую бригаду — орденом Боевого Красного Знамени. Командарм не возражал, сказал лишь о том, чтобы как можно быстрее были поданы документы в Военный совет.
В реляции о 22-й танковой бригаде комкор Гетман и начальник штаба Ситников писали: «За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество и героизм личного состава, за дисциплину и организованность ходатайствую о награждении 22-й танковой бригады орденом Красного Знамени»[149].
В армии бывают части и соединения особые. Нельзя сказать, что они находятся на привилегированном положении, но по своей организованности и своим делам отличающиеся от других. Такой в корпусе Гетмана была 22-я танковая бригада, которой командовал полковник Нил Веденичев. Она отлично воевала, несла по фронтам войны шефское знамя МК и МГК ВЛКСМ, которое ранее заслужила в боях.
Знамя воинского соединения — это символ чести и славы русского оружия. Так было всегда, так было и в годы Великой Отечественной войны. Не случайно по фронтам гремела солдатская песня:
Шуми, шуми, святое наше знамя,
Шуми, как в старину!
Тебе знакомы кровь и пламя
Уж не одну войну.
Давно ли двадесять языков
Нас обошли крутом?
А ты среди победных кликов
Шумело над полком.
Тебя разили вражьи пули,
А ты вилось в боях,
И не сломили, не согнули
Тебя у нас в руках.
Шуми же, знамя! Слава веет
С тебя на усачей,
А Русь давно встречать умеет
И провожать «гостей».
На фронте не только знамя было символом чести, даже обычный вымпел много значил для солдат. В частях корпуса Гетмана вымпел часто был переходящим, за него боролись в бою. После боев на Курской дуге вымпел находился у экипажа танка лейтенанта Михаила Тихановского. Двадцатидвухлетний парень с Черниговщины, в прошлом машинист на железной дороге, окончил ускоренный курс Харьковского военного училища. Ничем особенным не выделялись и члены его экипажа — механик-водитель Анатолий Широков, командир башни Николай Капитонов, радист-пулеметчик Хасим Генанов. Почти все они одногодки. Экипаж «сколочен» в январе 1943 года, но уже сумел отличиться в боях: уничтожил 2 танка, 6 пушек разного калибра, 9 огневых точек, 11 блиндажей и дотов, 4 автомобиля, а также 110 солдат и офицеров противника.
При награждении этого героического экипажа командование так характеризовало его: «Экипаж отлично знает танк и его вооружение, в совершенстве владеет и управляет им». У каждого на груди были ордена и медали, а старшина Анатолий Широков получил от секретаря ЦК ВЛКСМ часы с надписью: «Герою Отечественной войны с немецко-фашистскими захватчиками от ЦК ВЛКСМ». Вручал их сам Н. А. Михайлов.
В одном из боев машина Тихановского попала под бомбежку и загорелась. Командир отдал приказ покинуть ее. Лежа в укрытии, бойцы вспомнили, что в отсеке остался вымпел ЦК ВЛКСМ. К горящему танку бросился радист Григорий Колесник, заменивший после ранения Генанова. На помощь ему поспешил Анатолий Широков. Вымпел спасли.
Кроме того, механик-водитель попытался спасти танк, нажал на стартер. К счастью, мотор заработал. Сдав машину назад, Широков уже не обращал внимания ни на дым, ни на пламя, бушевавшее на броне. Подбежали остальные члены экипажа, и началась борьба за живучесть машины. Пламя удалось сбить. Всю ночь работал экипаж, устраняя повреждения от разорвавшейся бомбы. Утром машина готова была идти в бой. Широков, черный от копоти и масла, высунувшись из люка, улыбнулся: «Ничего, братцы, мы еще повоюем!»
Когда в корпусе появился фронтовой корреспондент З. Львов, Андрей Лаврентьевич направил его в батальон, в котором воевал отважный экипаж. Корреспондент тогда писал о танкистах: «Вымпел не был для них простым флажком. Он служил для них своеобразным знаменем, под которым они должны действовать смело и бесстрашно. Он служил им постоянным напоминанием, что, отмеченные многомиллионным комсомолом, они не могут, не имеют права пасовать перед опасностями, теряться, когда обстановка осложняется»[150].
Экипаж Тихановского продолжал воевать и дальше, но в последующих боях машина снова попала под сильный артиллерийский обстрел и бомбежку. Командир был ранен и отправлен в госпиталь. Ранение было серьезное: танкист лишился обеих ног. Немного оправившись и восстановив силы, Тихановский написал своим друзьям: «Здравствуйте, дорогие товарищи Дрыгайло и Горячев! (командиры батальонов. — В. П.). Шлю вам свой привет…» Дальше все скупо: «Обе ноги мои отрезаны выше колен. Самочувствие неплохое. Прошу вас, напишите, как деретесь с немецким зверьем, велики ли ваши успехи?»[151]
Вот такие люди воевали в корпусе. Гетман старался не обходить вниманием как части своего соединения, так и отдельных бойцов и командиров, считал, все они герои, все достойны правительственных наград — и те, кто погиб, и те, кто продолжал сражаться.
В архивных документах сохранились представления о награждении за мужество и боевые заслуги Виктора Пеункова, Павла Кузьменко, Ивана Берова, всего экипажа Михаила Тихановского, подписанные командиром корпуса.
И снова начались бои. Успешно наступали войска Центрального фронта, разгромившие немцев на орловском направлении, успешно продвигались на запад войска Брянского фронта. Теперь очередь — за Воронежским.
Августовское утро выдалось тихим, солнечным. Гетман направился на НП, расположенный на небольшой высотке у балки Ольховая. На НП уже находилась оперативная группа штаба корпуса во главе с подполковником А. Н. Жагуло. Поздоровавшись со всеми, Андрей Лаврентьевич спросил, налажена ли связь с полками и бригадами? Связь работала нормально. Осталось подождать сигнала, чтобы войти в прорыв, который должны были осуществить части 32-го стрелкового корпуса и 5-й гвардейской армии.
Стоя на высоте, командир корпуса то и дело поднимал бинокль и наблюдал за выдвижением на исходные позиции бригады полковника Н. В. Моргунова. Перед комбригом была поставлена задача — еще до артподготовки передовым отрядом форсировать реку Воркслу и по сигналу первым войти в прорыв.
В 7.50 началась артиллерийская и авиационная подготовка. Как только стих орудийный грохот, войска армии Жадова устремились вперед. Они взломали оборону противника, овладели Каменным Логом и Задельной. Гетман услышал по радио голос Катукова, всего два слова: «Шестой, пошел!» В воздух взвилась сигнальная ракета, и передовые отряды бригады Моргунова рванулись на Пушкарное. Следом ушли бригады Веденичева и Елина. 112-ю танковую бригаду комкор направил на Томаровку.