Нельзя сказать, что все предметы давались ему легко. Например, первое время проблемы были с немецким языком. Преподаватель Елена Генриховна Войнилович занималась с ним дополнительно, как со школьником младших классов. Результаты сказались на зачетах и экзаменах. А во время войны, рассказывают живые свидетели, Андрей Лаврентьевич сам, без переводчика, допрашивал пленных. По крайней мере, необходимую информацию получал из первых рук.
С 1 декабря 1933 года академия была переведена на новые штаты. Ее начальником и комиссаром стал бывший командующий войсками Белорусского военного округа М. Я. Германович. Маркиян Яковлевич — участник Первой мировой войны, штабс-капитан. В Красной Армии с 1918 года, прошел Гражданскую, награжден двумя орденами Красного Знамени. В истории академии он оставил заметный след как талантливый руководитель и организатор. Жаль, что его постигла такая же участь, как и многих военачальников 30–40-х годов.
Репрессии коснулись не только командного состава академии, но и рядовых преподавателей. А некоторые из них, прямо скажем, были талантливыми учеными, золотым фондом российской военной науки.
«Академики» заслушивались лекциями по оперативно-тактическому циклу Николая Семеновича Львова. Он же исполнял обязанности помощника начальника штаба академии. Многие слушатели — кто понаслышке, кто из военных учебников — знали о некоторых танковых сражениях на фронтах Первой мировой войны на территории стран Западной Европы, которые вошли в историю. Когда преподаватель стал читать лекцию «Наступательная операция английских войск у Камбрэ 20–30 ноября 1917 года», аудитория притихла, обращая внимание то на макет с песком, то на схемы расположения войск противоборствующих сторон, которыми пользовался лектор.
Командование англо-французских войск планировало тогда выправить свое положение после провала апрельского наступления в районе Нуайского выступа и операции у Импра. У небольшого городка Камбрэ, что на севере Франции, глубокой ночью разыгрались драматические события. Хотя эта операция преследовала ограниченные цели, но рассчитана была на непременный успех, на эффективную победу. Еще бы — 378 танков было сосредоточено на 12-километровом участке фронта. Операция готовилась в глубокой тайне. Участок для атаки был выбран достаточно удобный для действия танков. Фланги прикрывали каналы, которые не позволяли немцам свободно маневрировать своими силами.
На этом участке фронта держали оборону две немецкие дивизии. Их позиции были укреплены только перед первой полосой (из пяти) проволочных заграждений.
В прорыве немецкой обороны участвовало восемь пехотных дивизий, которым придавался еще и кавалерийский корпус. Наступление поддерживало до 1000 самолетов, плотность огня достигала на километр фронта 85 орудий да плюс огонь 32 танков. Такого еще не знала история войн.
Танки, приданные пехотным дивизиям, шли в атаку в двухэшелонном построении, поддержанные заградительным огнем артиллерии. Казалось бы, все просчитано: и время начала атаки (раннее утро), и удачное построение войск, к тому же утренний туман способствовал внезапности нападения на германские позиции, да и силы, что говорить, брошены внушительные.
И все же наступление не удалось. Люди, планировавшие эту операцию, допустили одну из серьезных ошибок — отказались от предварительной артиллерийской подготовки.
Четыре часа штурмовали англо-французские войска позиции противника, прорвав две оборонительные полосы, но продвинулись лишь на 7–8 километров. Дальше наступление выдохлось. Немцы, придя в себя после короткого шока, предприняли контрудар. Огонь из тысячи орудий отрезал пехоту от наступающих танков, значительная часть которых уже была выведена из строя. Кавалерийский корпус, введенный в бой англо-французами, уже не мог что-либо изменить. Других резервов под руками не оказалось.
И Львов делает вывод: в результате наступательной операции у Кабрэ англо-французское командование ничего не добилось, растеряв на поле боя технику и понеся большие потери в живой силе. Как правило, успех любой операции обеспечивают внезапность атаки, предварительная артиллерийская подготовка, хорошо отлаженная организация управления различными родами войск. Без этих основных составляющих кидаться в драку бессмысленно.
С таким же успехом читали свои лекции преподаватели: тактики — Александр Федорович Мурашов, оперативного искусства — Иван Данилович Трусевич, управления войсками — Федор Леонидович Григорьев, огневой подготовки и артиллерии — Сергей Иванович Певнев и многие другие.
К этому времени советская военная наука продвинулась далеко вперед в вопросах развития теории оперативного и оперативно-тактического искусства.
В 20-х годах были опубликованы работы М. В. Фрунзе, М. Н. Тухачевского, А. А. Свечина, А. К. Коленковского.
В 1929 году появляется фундаментальный труд крупного оперативно-штабного работника Б. М. Шапошникова «Мозг армии», в котором были разработаны важнейшие положения по военной стратегии. Маршал Советского Союза А. М. Василевский писал: «Книга Б. М. Шапошникова „Мозг армии“ знакомит читателя с основными взглядами на характер войны и ее масштабы, дает представление о структуре генерального штаба как органа верховного главнокомандования и сущности его работы, о требованиях, предъявляемых современной войной к полководцу, к органам оперативного управления и их работникам. Наконец, она знакомит читателя с функциональной деятельностью генерального штаба по подготовке экономики страны к войне»[5].
Работа В. К. Триандафиллова «Характер операций современных армий», вышедшая в 1929 году, также считалась классической и относилась к теории оперативного военного искусства. В ней автор уделил основное внимание ведению глубокой операции при нанесении мощных ударов по врагу на максимальную глубину. Согласно этой теории, удары наносились на главных направлениях крупными объединениями войск — ударными армиями с нескольких сторон по сходящимся линиям с целью окружения и разгрома противника. Причем в прорыве участвовали все рода войск: пехота, артиллерия, танки, авиация, инженерные подразделения.
Идея глубокого боя и ведение крупномасштабных операций соответствовала новой советской военной доктрине, суть которой заключалась в том, что война, если она разразится, захватит не только Советский Союз, но и другие государства с их миллионными армиями, оснащенными новой техникой.
Переход от обычных операций к крупномасштабным с использованием больших масс войск был также разработан в труде начальника оперативного факультета Академии Генштаба Г. С. Иссерсона «Эволюция оперативного искусства». Уже в 1932 году Иссерсон считал, что глубокие операции при наличии мощных подвижных конно-механизированных соединений с приданием им авиации вполне реальны при развитии тактического прорыва в оперативный.
Слушатели Военной академии механизации и моторизации, как губка, впитывали в себя теоретические знания лучших военных умов того времени. Теория проверялась на практике, на лагерных сборах, которые обычно проходили под Наро-Фоминском.
Первые лагерные сборы Андрей Гетман проходил во второй половине июня 1933 года. Он прибыл в Наро-Фоминск во главе своего взвода и доложил начальнику сборов Николаю Рудинскому: «Слушатели готовы к прохождению летней практики!»
Рудинский знал, что взвод Гетмана — один из лучших на потоке как по успеваемости, так и по дисциплине, он поздоровался с каждым слушателем в отдельности, поинтересовался, всем ли они обеспечены на летнее время. Тут же заметил, что взвод с завтрашнего дня может приступать к вождению боевых машин, но предупредил, что требования инструктора должны выполняться беспрекословно!
На лицах слушателей появились довольные улыбки: этого часа они ждали с первого курса.
За полтора летних месяца Гетман и его подчиненные — А. П. Марков, А. С. Шинкарев, Н. Т. Семчук, Г. С. Рудченко и другие — не только познакомились с тактикой танкового боя, но и научились водить боевые машины. Вначале инструктор позволял садиться только за рычаги управления, запускать мотор, трогаться со стартовой площадки, лишь к концу сборов было разрешено самостоятельно выполнять определенные нормативы. Каждому не терпелось опробовать боевую машину по полной программе с открытием огня из танковой пушки по обозначенной цели. Но прибывший на сборы заместитель начальника академии Кирилл Стуцко строго-настрого приказал инструкторам лишнего «академикам» не позволять, делать все как полагается.
Так из года в год слушатели набирались теоретических знаний и практических навыков, осваивали бронетанковое дело, артиллерию, связь и другие средства ведения боевых действий. Они участвовали в учениях войск и военных маневрах, командовали отделениями, взводами, ротами. Следует заметить, что, кроме учебных нагрузок, слушатели участвовали еще в общественной работе. Так было принято в то время. Общественная работа потом приплюсовывалась к характеристике выпускника.
Интересна с этой точки зрения общественная деятельность Андрея Лаврентьевича Гетмана. Он был депутатом Моссовета. В его личном архиве сохранился листок из какого-то журнала, издаваемого в 30-е годы. Листок пестрел фотографиями и краткими характеристиками депутатов, в том числе и Гетмана.
Сразу же бросается в глаза строгая дозировка, в соответствии с которой избирались депутаты — партийные и беспартийные, рабочие и служащие, ученые и военные.
После Великой Отечественной войны генерал А. Л. Гетман написал в своих воспоминаниях: «Хотя я и родился на Сумщине (УССР), все-таки мне с 1934 по 1937 год довелось быть, если можно так сказать, „хозяином“ столицы как депутату Моссовета. Такое высокое доверие мне было оказано слушателями и профессорско-преподавательским составом академии. Они избрали нас вместе с Маршалом Советского Союза М. Н. Тухачевским»[6].
Среди депутатов Моссовета был известный писатель Федор Васильевич Гладков, избранный от Теплоцентрали (Пролетарский район). Гладков, как и Гетман, работал в комиссии, которая занималась вопросами жилья и торговли. Писатель к этому времени уже издал свой знаменитый роман «Цемент» и работал над новым, который назывался «Энергия». Оба романа отражали героику и пафос социалистического строительства в нашей стране. О другом тогда не писали.