Дальняя точка ограждений. Патруль только что миновал эту часть, значит, в его распоряжении полчаса. Сюда не доставали прожектора, здесь только патрули нагрудными фонариками освещали себе дорогу и проверяли целостность ограждения. Впереди возле стрелки огневая точка. Чуть правее въезд с шоссе, там шлагбаум и «козлы», опутанные колючей проволокой. А здесь тихо. Вон около опушки леса остатки строений, где Омаев должен был встретиться с командиром.
Руслан полз, останавливаясь и озираясь. Кажется, внимания он не привлекает. Добравшись до столбов ограждения, он достал кусачки и с натугой перекусил проволоку в нижней части ограждения. Металл тихо звякнул. Теперь еще одну. Снова тихий звон лопнувшей проволоки. Руслан отвел откусанные концы в сторону и протиснулся в образовавшееся отверстие. Выбравшись наружу, он старательно согнул концы проволоки и, натягивая ее, зацепил за другую часть. Теперь, если не присматриваться, то может показаться, что ограждение целое. Убрав кусачки в карман, танкист поспешил к месту встречи с напарником.
Ефрейтор Клаус Зоммер воевал на восточном фронте уже год. Призванный в армию еще в тридцать восьмом году, он прошел всю Европу, несколько месяцев со своей частью стоял в Бельгии. Война для Клауса была развлечением. Все было к его услугам потому, что за его спиной был вермахт, была непобедимая и Великая Германия. Он видел нескрываемый страх и преклонение бельгийцев, ему кланялись крестьяне восточной Франции, когда колонна шла мимо их полей. Он мог войти в любой дом и потребовать еды и выпивки. И ему все безропотно и подобострастно подавалось. Он мог потребовать даже женщину. Например, жену у фермера. И тот безропотно бы смотрел, как немецкий верзила солдат уводит его жену в спальню. Бывало и такое, но командование не одобряло подобные поступки. Во-первых, вступать в связь с неарийцами порицалось. За такую связь можно было, в конце концов, загреметь на перевоспитание и в концлагерь. А во-вторых, командование понимало, что вечно терпеть унижение не будут даже покорные безропотные валлонцы и фламандцы. Незачем поднимать бурю там, где можно наслаждаться спокойствием в побежденной стране.
Но на Восточном фронте было все иначе. Когда дивизию, в которой служил Зоммер, осенью сорок второго года перебросили из Бельгии под Великие Луки, солдаты ощутили шок. На третий день, после того как рота Зоммера расположилась в небольшой деревушке, трое доблестных солдат, взяв с собой колбасы, хлеба, сала и шнапса, отправились в гости к соседской вдове, женщине еще не старой. Они узнали, что у вдовушки есть восемнадцатилетняя дочь. Правда, мать, когда узнала, что в деревню на постой придут немецкие солдаты, вытравила дочери волосы на голове кислотой, отчего на коже образовались струпья. Она хотела хоть так обезопасить девочку от насилия.
Немецкие солдаты пришли в дом и заставили сесть хозяйку с ними за стол. А выпив, потребовали, чтобы за стол села и ее дочь. Но когда они увидели жуткие остатки волос на голове девушки, то прогнали ее за печку и снова принялись пить и спаивать хозяйку. После выпитого женщина им показалась не такой уж и старой. И изголодавшиеся пехотинцы повалили ее на кровать и стали раздевать. Женщина кричала и вырывалась. Один из солдат решил все же развлечься с девушкой. Он замотал ей голову наволочкой, чтобы не видеть ожогов. Но дальше произошло такое, что с доблестными воинами фюрера не могло бы произойти во Франции или в Бельгии. Девушка вырвалась, выхватила откуда-то противотанковую гранату и стала кричать что-то по-русски. Солдаты не поверили, что эта девчонка сможет справиться с гранатой. Но она взорвала и себя, и мать, и трех фашистов-насильников. Страшно даже представить, что делает противотанковая граната в замкнутом пространстве. Своих солдат командиры еле сумели опознать. Первым желанием было сжечь деревню, но приказ был размещаться именно в ней, и тогда командир батальона принял решение просто выгнать всех жителей деревни из домов под угрозой уничтожения. Деревня опустела, а еще через два дня дома подожгли неизвестные, и, если бы не счастливая случайность, сгорела бы вся деревня и погибло бы много солдат. Подразделение отправилось на передовую, и на лесной дороге кто-то из-за деревьев бросил в последний бронетранспортер бутылку с зажигательной смесью. В этой стране, как понял Зоммер, расслабляться нельзя, не будет здесь покоя и мира, пока жив хоть один русский. Страшная страна, огромные сводящие с ума пространства, дикие леса и люди, которые готовы умереть, лишь бы убить хоть одного врага. После Европы к этой стране приходилось просто привыкать.
Находясь на огневой точке, ефрейтор Зоммер увидел какое-то движение в темноте. Сначала ему показалось, что это собака, но о собаках здесь давно уже забыли, так как перестреляли последних псов еще два месяца назад. Нет, это человек. И он был один. Разведчик, партизан, местный житель, который ищет пропитания и забрел сюда к станции, несмотря на то что это была запретная для населения зона.
– Карл, хочешь в отпуск? – Зоммер толкнул локтем солдата, стоявшего рядом с ним.
– Кто же не хочет, хоть на несколько дней выбраться из этого чистилища, – хмыкнул солдат.
– Смотри. – Ефрейтор указал рукой вперед, в темноту. – Видишь сгоревшие развалины вон там в поле? Там кто-то есть. Я долго смотрел, думал, что мне мерещится. Но там точно кто-то есть. И он один. Может, партизан, наблюдает за станцией, а может, и женщина. Если мы его захватим живым, то нам объявят отпуск.
– Я пойду с тобой, Клаус, – горячо зашептал солдат. – А ты уверен, что он там один?
– Если ты боишься, то я могу взять с собой кого-то другого.
Сняв каски и шинели, взяв с собой только автоматы и по паре гранат, немцы двинулись в темноту. Зоммер был уверен в своих силах. Если не получится взять живьем, если партизан окажет сопротивление, его ведь можно и просто убить. Но если быть уж совсем честным, то ефрейтором двигало не только желание поехать в отпуск, но и желание развлечься, так как двухнедельное безделье на этой станции просто сводило с ума. Рыхлая земля, сухая трава помогали передвигаться почти беззвучно. Да еще ночь была пасмурной, и ветер заглушал звуки. Оглядываясь на свой пост и на развалины, Зоммер легко ориентировался в ночи. И когда он вместе с Карлом добрался до цели, то приложил палец к губам и знаком приказал напарнику слушать и ждать.
Не прошло и нескольких минут, как человек, прятавшийся в развалинах, выдал себя движением. Он тихо кашлянул, потом скрипнула деревянная обгоревшая балка. Зоммер сделал знак своему помощнику обойти человека сзади, а сам стал неслышно приближаться к черному обгоревшему столбу, торчавшему из разрушенного фундамента. Ночь была безлунной, пасмурной, но глаза постепенно привыкли к темноте, и ефрейтор различил фигуру человека, который стоял возле столба и смотрел в сторону станции. Так и есть. Наблюдает. Партизан.
– Halt! Waffe fallen lassen![3] – приказал Зоммер, наведя оружие на человека в черном комбинезоне.
Не двигаясь с места, незнакомец прищурился. Его пальцы сжались на «шмайсере», висевшем на его плече. Это Зоммер сумел разглядеть в темноте. Но тут за спиной русского возникла фигура Карла. Он ткнул партизана в спину стволом автомата, протянул руку и за ремень снял с его плеча автомат. Оружие не успело упасть на землю, как русский вдруг резко развернулся и, схватив Карла за руку, рванул его на себя. Солдат не удержался на ногах и, споткнувшись о какие-то кирпичи, упал, увлекая за собой русского. Зоммер выругался и, перехватив свой автомат левой рукой, бросился было на помощь Карлу, но в этот момент его кто-то обхватил сгибом локтя за горло и опрокинул на спину. Падая, Клаус Зоммер почувствовал, как в спину ему вонзился большой нож или штык. Он еще был жив, когда в темноте увидел, что второй русский, который появился неизвестно откуда, наклонился и схватил за волосы Карла, который боролся с другим неизвестным. Он оттянул его голову назад, и в ночи зловеще блеснула сталь длинного кинжала. Холодное оружие скользнуло по горлу немецкого солдата, и тот упал, страшно захрипев.
– Ох, вот это да, – поднимаясь и отряхивая ладони, пробормотал Логунов. – Я уж думал, что конец мне. Вовремя ты появился! Как привидение.
– Да я их давно видел, – тихо ответил Омаев, вытирая кинжал об одежду мертвого немца. – Шум поднимать боялся, пока не уверился в том, что их всего двое. Надо сматываться, Василий Иванович!
– Да, Руслан. А то могут и другие прийти. Спохватятся, что этих долго нет. Или, может, тоже меня увидели. Ты как, удачно там, на станции прошелся?
– Да, порядок полный. Придем, все, что узнал, на карту нанесу и покажу. И рельсы там есть, и инструмент, и поезда ремонтные подготовлены. А еще, как я и говорил, цистерны, полные бензина. Целый состав на краю стоит. Готовятся они к чему-то, ждут.
– Молодец, джигит! Возвращаемся к танку.
«Зверобой» разворачивал башню на полном ходу. Два «тигра» и два «Т-IV» шли буквально по пятам. Можно было бы попытаться сбить их со следа, устроить засаду, но вместе с танками шли три бронетранспортера и десяток мотоциклистов. А тут еще угораздило выскочить к дороге, по которой шла небольшая колонна. Несколько грузовиков и гужевых подвод, в центре легковая машина с каким-то начальством и бронетранспортер.
«Тридцатьчетверка» остановилась, еще не въехав на дорогу. Орудие выстрелило, выплюнув вместе со снарядом струю серого дыма. И тут же под немецкой легковушкой разорвался осколочно-фугасный снаряд. Машину подбросило, и она упала набок в кювет, ее задние колеса завращались в воздухе.
– А вот этого не ожидали? – злорадно бросил Логунов. – Разъездились, как у себя дома. Коля, осколочный!
Логунов доворачивал башню и опускал ствол, когда «Зверобой» выехал на дорогу и встал перед немецкой колонной. Он хорошо видел в прицел, как прыгали в кювет и бежали немцы, как бросали они грузовики, как лошади, испугавшись криков и взрыва, начали метаться, сталкиваясь телегами и наезжая на людей. Это зрелище доставляло бы еще больше удовольствия, если бы понаблюдать за ним было больше времени, но думать следовало о том, чтобы оторваться от преследования и двигаться к линии фронта, где назначено место перехода к своим.