– Вы не посмеете этого сделать, – тихо, но твердо ответил пленный. – Вы солдат, я тоже солдат. Каждый из нас давал присягу, и каждый с честью выполняет свой долг перед своей страной.
– Солдат? – Алексей почувствовал, что самообладание его мгновенно покинуло, и он готов сам разорвать этого спесивого немца. – Вы солдат? Вы солдаты? Долг перед страной, присяга? Вы просто банда убийц! Вы кровожадные садисты, которые любят убивать мирных жителей, которые никого не считают за людей, кроме самих себя. С кем вы воюете? С женщинами, с детьми? Кто закопан на окраине села в яме, заваленной старой сельскохозяйственной техникой? Чьи это тела?
– Я не знаю, – пробормотал майор и побледнел. – Это не я, не мои солдаты их убили. Может быть, это трупы партизан? Я не уверен. Но это ведь не война, когда по ночам нападают на спящих солдат. Война – это когда армия сражается против армии. Я думаю, что взбешенный потерями командир приказал расстрелять партизан. Я не уверен…
– По ночам? Спящих солдат? – прорычал Соколов. – А вы двадцать второго июня сорок первого года не так напали на мою страну? Не вы убивали спящих солдат? Это ведь было воскресенье. Никто вас не ждал, вы даже войны официально не объявили. А города в то утро кто бомбил? Там ведь были женщины и дети. А в этой яме, где вы утверждаете, могут лежать расстрелянные партизаны, там ребенок лежит. Его за что? Какой поступок, угрожающий вермахту или Германии, совершила девочка? Тот, что просто родилась русской девочкой?
– Я не знаю, господин лейтенант, – залепетал немец, пятясь к двери и со страхом глядя на взбешенного советского танкиста.
– Все вы знаете! – отрезал Алексей. – Все вы сознательно делали, чувствуя свою безнаказанность. Только теперь придется отвечать. За все ваши преступления против советского народа! Отвечайте быстро! Почему в селе остался такой маленький гарнизон? Еще несколько дней назад здесь было не меньше батальона пехоты.
– Батальон ушел три дня назад, нас оставили здесь для создания опорного пункта. Прибыли два танка, обещали еще технику и артдивизион подбросить. Здесь должен был занимать оборону танковый полк. Командование знало о вашем наступлении. Но, видимо, не все и не точно…
– Когда в Вешняки для устройства позиций и организации обороны должны прийти основные силы?
– Вчера… Но не пришли. Мы сегодня думали, что это наши танки, но, увы.
– Что он лепечет? – спросил капитан. – Обмочился?
– Отнекивается, сволочь, – проворчал Соколов. – Как обычно: не я, не мы, это кто-то до нас, а я ничего не знаю, я солдат. Я не расстреливал и все такое. Нелюди, одним словом… Ладно, давай о деле, Алехин. Еще вчера танковый полк должен был занять здесь позиции и организовать опорный пункт. Вчера, понял?
– Танковый полк? – вытаращил на Алексея глаза капитан. – Вот это мы попали с тобой в передрягу, лейтенант!
– Возможно, в связи с нашим наступлением, о котором они догадывались, но толком ничего не знали, у них была задача организовать здесь опорный пункт, но, может, все изменилось? Может, эта часть уже разгромлена, а может, уже далеко отсюда. Выходила, так сказать, из окружения.
– А если нет?
– У тебя есть бойцы, которые знают, как делать фугасы на танкоопасных направлениях?
– Есть, как не быть? У них здесь еще должны быть минные поля, но их почему-то нет. Ты потряси этого гада, а мы поищем. Может быть, не успели, может, мины в каком-нибудь сарайчике лежат.
Прошло два часа. Оборона села была готова. Два часа молчаливые советские солдаты углубляли полузасыпанные немецкие окопы, устраивали стрелковые ячейки, пулеметные гнезда. Из камня и бревен строили дзоты, маскировали танки и самоходки. Один седоусый сержант, умевший обращаться с минометами, взялся устроить минометную позицию и использовать три трофейных пятидесятимиллимитровых миномета. На каждый набралось по два десятка мин, что в трудную минуту могло очень помочь обороняющимся.
Наблюдатели на крышах молчали, эфир молчал. Соколов запретил всякий радиообмен, чтобы не выдать себя. Напряжение нарастало. Не зря комбат велел взять и держать село и дал в помощь дополнительные силы. Значит, были основания у Никитина серьезно относиться к этому направлению, значит, знал он что-то важное, владел какой-то информацией. Хотя тут и так все понятно. Захлопывается крышка «котла», немцы это понимают и будут пытаться любой ценой вырваться, пробить брешь. А здесь, по их мнению, свой немецкий опорный пункт. И в нескольких километрах слабый участок обороны советских войск.
Пребывавшего в задумчивости Соколова окликнул командир первого взвода Борисов. Алексей вздрогнул и посмотрел в его сторону. Лейтенант волок за руку мальчишку в грязной одежде. Невысокий, с большими глазами, в промокшем ватнике и грязной цигейковой шапке, он смотрел хмуро исподлобья и все твердил:
– С командиром буду разговаривать, только со старшим вашим!
– Что случилось? – потребовал Соколов с неудовольствием. – Откуда пацан?
– Со стороны болота пришел, – пояснил танкист. – Его автоматчики заметили. А он требует старшего начальника и ни в какую не хочет ничего больше говорить. Лейтенант Красной Армии ему, видите ли, не командир!
– Мне нужен самый старший здесь командир! – снова упрямо начал твердить мальчишка.
– Я здесь старший командир, – строго ответил Соколов. – А тебе что нужно, что ты здесь ищешь?
– Ха, лейтенант и самый старший? – Мальчишка замотал головой. – Мне надо капитана или майора. Не бывает, чтобы всеми здесь военными лейтенант командовал.
– Вот что, дружок, посиди-ка ты под замком, пока бои не закончатся, а потом мы тебя передадим местным жителям. Пусть они с тобой нянчатся, а нам некогда. Уведите его!
– Подождите! – испугался мальчик. – Не надо под замок. Я расскажу. Я Миша Панин, я партизан. Там ваш танк стоит около болота, «Зверобой» называется…
– Что? – Соколов схватил мальчика за плечи.
– Я вашим танкистам помогал, воду им носил и из-за болота с поля боя, где подбитые танки стоят, снаряды носил. Они раненые там, им надо помочь, забрать их! Двое их там!
– Уф! – Алексей улыбнулся и сдвинул на затылок шлемофон. Лоб покрылся испариной. – Чудак! Так послали уже за ними машину. Уже поехали за ними! Так, значит, живы танкисты, живы, да?
– Живы, еще как живы! – гордо заметил мальчик и добавил солидно: – Ну, раз все в порядке, я пошел.
– Куда ты пойдешь? – удивился Алексей. – Где твой дом, Миша?
– Нету дома у меня, сгорел, – мальчишка опустил голову. – И родных никого не осталось. К партизанам вернусь.
– Куда ты сейчас вернешься! – сказал Борисов. – Тут бои страшные вокруг. Некуда тебе идти, пацан. С нами останешься, в селе.
– Отведи его к себе, пусть под танком лежит, – приказал Соколов и тут же насторожился.
Звук мотора. Или моторов. Неужели танки? Лейтенант окликнул наблюдателя на чердаке крайнего дома. Солдат ответил, что со стороны болота возвращается наш «БТ». Без грузовика. Значит, отправил раненых на машине? Алексей от напряжения стиснул пальцы так, что ногти впились в ладонь. Ребята, ребята! Как вы там? «Семерка» подошла к окраине села, обогнула баррикаду и вышла на середину населенного пункта. Соколов подбежал к переднему люку.
– Порядок. – Из люка показалось улыбающееся лицо Мухина. – Крови много потеряли, раны гноятся, но вроде держатся. Главное, гангрена не началась бы. Но вроде нормально. Ваш Омаев с автоматчиками их на машине повез к своим, а я сюда.
– Хорошо, спасибо, Володя! Занимай свою позицию.
– Товарищ лейтенант! – Лицо Мухина стало серьезным. – Мне показалось, что гул доносится вон оттуда, из-за леса. Моторы. Может, наши, а может, нет, не разобрать было. Я сразу сюда, чтобы вам доложить. Но звук вроде приближается.
Соколов приказал всем приготовиться к бою, а сам поднялся на крышу крайнего дома. Через несколько минут он услышал гул моторов, а потом вдалеке, километрах в двух, появилась колонна танков. И не только танков. За первыми десятью бронированными машинами появились и грузовики, и бронетранспортеры. Снова танки. Колонна тянулась и тянулась, выходя из-за леса и растягиваясь на дороге по полю. Техники было много. И остановить всю эту армаду силами, которыми располагал Соколов, было просто невозможно.
Двенадцать танков свернули с шоссе и пошли в сторону Вешняков. За танками стали сворачивать грузовики с солдатами. Многие не имели брезента на кузовах, и Соколов хорошо видел, что в каждом пятитонном грузовике рядами сидят по двадцать-тридцать вражеских солдат. Рядом с грузовиками двигалась бронемашина, видимо, командирская. И, судя по тому, как спокойно ехали танки и машины, немцы не подозревали, что село захвачено русскими. Это даст хоть какой-то шанс использовать фактор неожиданности.
Лейтенант быстро спустился с крыши и побежал к своей «семерке». Взобравшись на башню, он уселся в люке и соединил при помощи кабеля свой шлемофон с ТПУ. Переключив внутреннюю связь на радио, он передал:
– Я «семерка», всем внимание! «Коробочки», огонь открывать по моей команде. Огонь строго в своих секторах!
Подпускать врага очень близко к селу Соколов не хотел. Пусть подойдут на семьсот-восемьсот метров, чтобы орудия стреляли на постоянном прицеле. Если удержать танки не удастся, то сработают четыре заложенных фугаса. Это даст им еще немного преимущества и выигрыша во времени. Но вот если с дороги к селу повернет вся колонна, то будет трудно. А к ним действительно направляются немецкие силы не меньше полка.
– Внимание, я «семерка»! «Коробочки», огонь!
Хлестнули по полю, почти не заглушая рокота танковых двигателей, выстрелы пушек «тридцатьчетверок». Но тут же ударил по ушам грохот от выстрелов самоходных установок. Две вражеские машины остановились, одна пошла боком из-за разбитой гусеницы. Страшный взрыв фугасного снаряда повалил набок бронемашину. Еще один танк от удара бетонобойного снаряда, выпущенного самоходкой, буквально проехал по траве боком и загорелся. Из подбитых танков начали выскакивать танкисты. Немцы тоже открыли огонь по селу, еще не видя толком, откуда по ним стреляют пушки.