Опорой сопротивления в деревне стала крестьянская община. Большевики, как и другие социал-демократы, всегда относились к ней враждебно,
считая ее реакционным пережитком прошлого, тормозом на пути модернизации России. Задолго до 1917 г. они выступали за ее скорейшее разрушение, надеясь, что на развалинах традиционного сельского «мира» вырастут привычные классы капиталистического общества — сельские буржуазия и пролетариат. Характерное для социал-демократов отношение к крестьянству выразил писатель Максим Горький в беседе с французом А.Моризе: «В конце концов, огромная крестьянская волна поглотит все… Крестьянин станет хозяином России, поскольку он представляет массу. И это будет ужасно для нашего будущего»150.
Оказавшись у власти, большевики делали все, что было в их силах, чтобы скорее разложить общину. С 1918 г. они усиленно пытались настроить одни ее части против других: бедняков — против среднего крестьянства, молодежь — против авторитета «стариков». Интересно, что даже в разгар «военного коммунизма», в мае 1919 г. Наркомат земледелия издал циркуляр, разрешающий крестьянам отказываться от общинного землепользования в пользу частных хозяйств — хуторов и отрубов, однако вопрос о необходимости согласия на это всех членов общины не был решен. Меры по разложению общины путем раздувания внутренних конфликтов иногда давали временные результаты, но в целом, большевистская власть так и не смогла добиться желаемого. Из гражданской войны сельский «мир» вышел, наоборот, укрепившимся и гораздо более однородным, чем прежде. «Мелкие земельные наделы, обрабатываемые крестьянином и членами его семьи, которые имели в своем хозяйстве одну лошадь…, в 1920 г. стали преобладающими в земледелии России», — отмечал британский историк Э.Карр. Доля земельных участков размером менее 4 десятин возросла с 58 % в 1917 г. до 72 % в 1919 г. и 86 % в 1920 г.131 Социальному уравниванию способствовало и поголовное обнищание сельского населения. Более того, деревня, в значительной мере лишенная возможности обмена с городом, переходила на самообеспечение. «Большевики и колчаки, пойдите вы все к черту, нам никто не нужен, — заявляли крестьяне «красным» агитаторам. — Пусть горожане к нам ничего не возят, пусть сами едят свои товары, мы обойдемся своими»132.
Когда в 1920 г. большевики ужесточили изъятие хлеба в Сибири, ставшей доступной после разгрома Колчака (по некоторым данным, там скопилось огромное количество хлеба, собранного в предыдущие годы), терпение крестьян лопнуло. Их негодование подогревалось разоружением партизанских обрядов, роспуском Советов и назначением ревкомов, арестами и принудительной мобилизацией на войну с Польшей. Первые восстания против большевизма в Сибири были подняты бывшими команди
рами повстанческих антиколчаковских отрядов, которым удалось бежать из-под большевистского ареста.
Уже весной 1920 г. на стенах сибирского города Кузнецка стали появляться листовки, призывавшие «всех честных тружеников, рабочих, крестьян» объединяться для свержения новой власти и подписанные «Левее левых». Сторонники анархистов готовили в марте крестьянский съезд Причернского края, но он был запрещен большевистской администрацией. Крестьяне отказывались выбирать Советские органы, объясняя, что им «власть не нужна». В мае восстановленный в Причернском крае отряд Рогова стал громить государственные учреждения. Восстание возглавила Боевая комиссия алтайской федерации анархистов. Она призвала крестьян и рабочих «восстать как одному человеку», «уничтожить все законодательные учреждения… как то: ревкомы, советы, комиссариаты и лесничества», «отказаться от повиновения какой бы то ни было власти» и «признать самоуправление народа, т. е. в дела деревни никто не должен ввязываться, кроме вас самих. Также и в дела фабрик и заводов то же самое никто не имеет права ввязываться, кроме самих рабочих». Ревкомы в занятых повстанцами селах разгонялись, административные документы сжигались, и было «объявлено безвластие». Восстание охватило более 30 населенных пунктов. Оно шло под лозунгами: «за полное освобождение, т. е. раскрепощение трудовых масс, за самоуправление самого народа на местах», «за истинную трудовую коммуну, а не за политическую, то есть против всякого угнетения человека человеком и за свободу, братство и равенство». Никаких органов власти, кроме крестьянских сходов, на освобожденной территории не было. «В занятых повстанцами деревнях проводятся начала безвластия, никаких органов управления не создается», — докладывали красноармейские разведчики153. Сам Рогов вел упорные бои с «красными» частями до июля 1920 г., когда, окруженный врагами, застрелился. Его сторонники продержались в 8 волостях до весны 1921 г.
В том же мае 1920 г. к активным повстанческим действиям перешел отряд, сформированный анархистом Новоселовым. В сентябре сотни партизан захватили Гурьевский металлургический завод, конфисковав оружие, в Салаире был разгромлен кожевенный завод и государственные учреждения. Разбитый в столкновении с красноармейскими частями, отряд рассеялся и отступил, но в начале 1921 г. снова возобновил нападения на представителей власти в Алтайском крае: громил сельсоветы, убивал большевиков, реквизировал содержимое казенных складов и амбаров. В феврале Новоселов вышел из окружения под селом Сорокино и отступил в Барнаульский уезд.
Мощное крестьянское восстание против большевиков и за «советскую крестьянскую власть» вспыхнуло летом 1920 г. в Степном Алтае и в Семи
палатинске, выдвинув лозунги: «Да здравствует свобода, равенство, братство и любовь. Да здравствуют Советы. Долой коммунистов и нет места капиталу!». Повстанцы заявили о своей солидарности со всеми российскими трудящимися: «Сибирь даст все, что может, для голодной России, а также для борьбы с русской и иностранной буржуазией»133. Они требовали свободных выборов в Советы, отмены продразверстки, неприкосновенности личности, свободы совести и свободы печати. Была сформирована Народно-повстанческая армия, в рядах которой насчитывалось около 18 тыс. человек. К восставшим примкнули также сторонники Рогова и Новоселова (анархисты) и даже некоторые приверженцы Учредительного собрания (хотя их роль не была определяющей). Большевикам удалось подавить плохо вооруженных повстанцев только осенью 1920 г. Командиру восставших Ф.Д.Плотникову (бывшему красному партизану) отрубили голову и возили ее по окрестным деревням для устрашения населения.
Другим очагом крестьянского повстанчества осенью 1920 г. стал Юг России. И здесь движение чаще всего выдвигало лозунг свободных Советов. В отличие от бунтов 1918–1919 гг., когда восставало мужское население, нередко начинавшее с разгрома Советов, сообщал военный комиссар Воднев из Воронежской губернии, теперь «участие в мятеже принимает всё население, начиная от стариков и заканчивая женщинами и детьми. Советы не разгоняются, а привлекаются на сторону восставших», бунтари поднимают красные флаги и к ним присоединяются многие разочаровавшиеся большевики134. На Северном Кавказе активно действовали отряды «зеленых», состоявшие, в основном, из крестьян-дезертиров.
Махновская повстанческая армия, окруженная в ноябре 1920 г. 150-тысячными красными частями, сократилась до 3 тысяч и вырвалась из кольца. Она отправилась в партизанский рейд, громя по дороге большевистские воинские и карательные части и уничтожая государственные учреждения и функционеров режима. В последующие месяцы повстанцы прошли Киевскую губернию, дошли до Галиции, вернулись в Центральную Украину, а затем вступили в южную Россию, в Курскую губернию. Там махновцы перерезали железную дорогу и распространили тысячи экземпляров изданного ими «Положения о Вольных Советах». К весне 1920 г. повстанцы вновь оказались в Восточной и Юго-Восточной Украине. Во все стороны рассылались небольшие отряды, сеявшие ужас среди большевиков.
Конечно, не все крестьянские восстания 1920 г. происходили под лозунгами свободных Советов. Иной характер в целом носило восстание в Тамбовской губернии, поднятое в августе Союзами трудового крестьянства (СТК). Главный оперативный штаб движения возглавлялся бывшим милиционером — эсером А.С.Антоновым, которому были не чужды националистические и антисемитские настроения. В октябре в выступлении участвовало до 20 тыс. человек, из которых около 3 тыс. имели оружие; в январе 1921 г. число участников достигло 50 тыс.
Многие тамбовские СТК находились под влиянием правых эсеров, выдвинувших требования созыва Учредительного собрания, возвращения заводов бывшим владельцам и предоставления кредитов частным предпринимателям. Пархоменко, командир махновского отряда, ушедшего на Тамбовщину, докладывал штабу повстанцев-махновцев: «Моя группа насчитывала свыше 12000 штыков и сабель. Антонов с отрядом в 3000 штыков не замедлил ко мне явиться. Начали говорить о союзе. Но, так как он со своей партией выдвигал лозунги учредилки и союза трудового крестьянства, не желая принять наши, то мы решили остаться независимой организацией. Не договорившись по политическому вопросу, я решил заключить с ним военный союз. Распределив военную сферу, Антонов остался на Тамбовщине, а я повернул обратно, в Воронежскую губернию»135.
Стоит, однако, отметить, что даже правое крыло тамбовских повстанцев поддерживало социализацию земли, призывало к «свободной» торговле через кооперативы и к рабочему контролю над деятельностью предпринимателей. К тому же, тамбовское восстание носило более сложный характер. Некоторые местные СТК и полевые командиры находились под влиянием левых эсеров и не желали ничего слышать про Учредительное собрание.
Недовольство распространялось и в рядах самой Красной армии, в большинстве своем состоявшей из крестьян. Волнения происходили в воинских частях в Гомеле, Верном, Нижнем Новгороде и других местах.