, надеясь добиться этим подъема экономики: разрешили беспрепятственно развивать мелкое и среднее частное предпринимательство, одобрили принцип широкого привлечения иностранного капитала (концессии) и принялись перестраивать отношения в государственном секторе на коммерческой основе. Некоторые из бунтарей еще успели публично отвергнуть компромиссы с капиталом и сохранение большевистской диктатуры. «…Политика партии такова, что проведению ее в жизнь препятствует Кронштадт, требующий не «свободной торговли», а подлинной власти Советов», — подчеркивали «Известия» Кронштадтского ВРК 14 марта 1921 г., комментируя ход X съезда. В статье от 15 марта орган восставших писал: «Задачу мирного строительства Ленин понимает «с концессиями наверху и с налогами внизу»». «Их наглость дошла до совершенства. Об концессиях говорят совершенно спокойно. Привыкли… Где же налаженное хозяйство, ради которого рабочий обращался в раба казенной фабрики, а трудовое крестьянство — в батраков Советских хозяйств?», — вопрошали кронштадтцы накануне своего поражения171.
Крестьяне получили облегчение, но оно не было дополнено развитием разнообразных общественных самоуправлений в сфере обмена и производства, которые представляли реальную опасность для большевистской диктатуры уже самим фактом своего существования, своей независимостью. Рабочие по-прежнему оставались наемными работниками на государственных или частных предприятиях, никакого производственного самоуправления и реального рабочего контроля не существовало. И, конечно же, ни о каких вольных Советах в России не могло уже быть и речи: власть всецело и безраздельно принадлежала большевистской партии.
Великая Русская революция 1917–1921 гг. закончилась.
Глава 2Большевистский термидор (1921–1929 гг.)
Когда в марте 1921 г. X съезд большевистской партии по докладу Ленина одобрил замену изъятия продовольственных запасов у крестьян (продразверстки) натуральным продовольственным налогом, эта мера воспринималась прежде всего как уступка недовольному и бунтующему крестьянству, о чем открыто говорилось в те месяцы. Крестьянство, составляющее большинство населения, «нельзя так изгнать, как изгнали и уничтожили помещиков и капиталистов. Надо долго и с большим трудом и большими лишениями его переделывать», — объяснял глава российского правительства на партийной конференции в мае 1921 г.147
Предложение об отказе от политики изъятия «излишков» продовольствия у крестьян обсуждалось в большевистских верхах и раньше. В феврале 1920 г. с такой идеей выступал Троцкий, через год аналогичный проект представил в специальную комиссию Политбюро и Ленин. В обстановке подъема народных восстаний по всей стране весной 1921 г. проект был одобрен, и соответствующий декрет был издан ВЦИК 21 марта. Отныне произведенная крестьянином сельскохозяйственная продукция признавалась его собственностью при уплате им государству натурального налога в размере определенного процента от собранного урожая. Налоговые льготы предоставлялись беднякам, середнякам и хозяйствам «городских рабочих», а также тем хозяевам, которые расширяли посевные площади и увеличивали урожайность на своих полях. Крестьянин был волен распоряжаться той частью урожая, которая оставалась у него после уплаты налога. Предполагалось, что ее можно будет продавать в рамках системы кооперативов и «в пределах местного хозяйственного оборота»148. Но большевистская власть, воспринимавшая общинное крестьянство как «мелких собственников», «мелких буржуа», решила пойти дальше. Рассчитывая, с одной стороны, потрафить предполагаемой «коммерческой жилке» крестьянина, а с другой, надеясь таким образом стимулировать рост сельскохозяйственного производства, ВЦИК разрешил продажу «излишков» на «базарах и рынках». Вскоре правительство издало декрет, отменивший ограничения «местного оборота»: он дозволял «свободный обмен, продажу и покупку», а также свободный подвоз продовольствия гужевым, железнодорожным и водным транспортом. Наконец, в мае 1921 г. партийная конференция провозгласила, что в стране вводится «новая экономическая политика» (НЭП), которая устанавливается «на долгий, рядом лет измеряемый, период»149. Основным рычагом этой политики был объявлен «товарообмен».
Однако НЭП был не только уступкой интересам крестьян, как их понимали большевики, — своего рода «отступлением», «временной» передышкой, «крестьянским Брестом», как выразился известный партийный деятель Д.Б.Рязанов150. «Философию» и мотивы нового курса достаточно прозрачно сформулировали сами большевистские вожди, хотя цели и задачи режима, как это было принято, облекались в одеяние из социалистических фраз. Лидеры партии исходили из того, что им необходимо продержаться до победы революции в развитых Западных странах (что для них было равнозначно приходу к власти в этих странах коммунистических партий). Теперь, после поражения левых восстаний в Германии и подписания мирного договора с Польшей в марте 1921 г., они считали, что наступление этого момента откладывается, и к нему необходимо подготовиться заранее: накопить силы на случай возможных военных столкновений, укрепить экономический и военный потенциал. Но это, в свою очередь, требовало ускорения хозяйственной и общественной модернизации России, стабилизации ее экономики, наращивания сельскохозяйственного и промышленного производства. «…Перспективы мировой революции… благоприятны, — заявил Ленин на IV конгрессе Коминтерна в ноябре 1922 г. — И при одном определенном условии, я полагаю, они станут еще лучшими… Мы теперь только получили возможность учиться. Я не знаю, как долго эта возможность будет продолжаться. Я не знаю, как долго капиталистические державы предоставят нам возможность спокойно учиться. Но каждый момент, свободный от военной деятельности, от войны, мы должны использовать для учебы…»151.
Под «учебой» Ленин понимал не только накопление знаний. Не зря же он весной 1918 г. предлагал «учиться у капиталистов» — учиться налаживать хозяйство. Теперь, в 1921–1922 гг. лидер большевиков напомнил о своих статьях того периода и вновь призвал развивать в России модель своеобразного «государственного капитализма» — смешанной экономики под контролем государства, управляемого большевистской партией.
Вот почему НЭП, начавшись, на первый взгляд, как политика в области отношений между государством и крестьянством, между городом и деревней, превратился во всеобъемлющую (хотя и не свободную от противоречий) систему экономических, политических и социальных мер.
1. Зигзаги и колебаниясельскохозяйственной политики
В 1921 г. на Россию обрушился чудовищный голод: результат засухи и неурожая, усугубленного широкомасштабным ограблением деревни большевистскими властями. Из 38 млн. засеянных десятин земли в европейской части России урожай полностью погиб на более чем 14 млн. десятин. По своему масштабу, остроте и последствиям, отмечал британский историк Э.Карр, он превзошел «великий голод» 1891–1892 гг. Ужасы этого бедствия «ярко описаны многими очевидцами, особенно членами иностранных миссий помощи… Число людей, погибших от голода, трудно подсчитать…; так же трудно… подсчитать потери домашнего скота. В декрете, по которому был создан Всероссийский общественный комитет помощи голодающим, число нуждающихся в помощи оценивалось в 10 млн. человек. Пять месяцев спустя, на IX Всероссийском съезде Советов в декабре 1921 г., официально названная цифра составляла 22 млн., а Калинин дал повод полагать, что эта цифра занижена по крайней мере на 5 млн. В это время, как полагают, 1250 тыс. человек покинули пострадавшие районы (прежде всего, Поволжье, — прим. В.Д.) и двинулись в направлении Украины или Сибири, причем некоторые из них находились в пути недели, а то и месяцы»152. В июле 1921 г. власти официально распорядились эвакуировать в Сибирь 100 тыс. человек из пораженных районов…
К началу 1922 г. голод захватил также Украину, Приуралье, Крым. «На почве голода развиваются эпидемии, уносящие тысячи человеческих жизней (суточная смертность достигает 15–20 человек). Все средства даже самого голодного существования исчерпаны…, - сообщал, например, Пугачевский уездный комитет помощи голодающим председателю Самарского уездного губисполкома. — Дело дошло уже до людоедства. Трупы умерших за недостатком силы у живых не зарываются, а складываются в амбары, сараи, конюшни, а иногда и просто валяются на улицах, и вот начинается воровство этих трупов, даже среди белого дня, для того чтобы только поддержать свое голодное существование…»178.
Несмотря на разразившуюся катастрофу, большевистское правительство лишь постепенно вводило замену разверстки продовольственным налогом. Изъятие хлеба было первоначально отменено лишь в 40 губерниях и нескольких автономиях, на другие регионы отмена распространялась позднее по мере выполнения заданий по изъятию продовольствия. Официально 21 марта 1921 г. Совнарком ввел хлебный налог в размере 240 млн. пудов вместо 420 млн. пудов задания по разверстке 1920 г., из которых фактически было собрано 300 млн. В реальности из-за голода и неурожая в 1921–1922 гг. удалось собрать лишь 150 млн. пудов налога.
Однако голод пробудил и тягу к земле, породив, по словам одного из служащих Наркомата земледелия, «настоящую борьбу за землю». Урожай 1922 г. оказался самым высоким с 1917 г., и власти пошли на снижение продовольственного налога до 10 % от урожая и запретили конфискацию домашнего скота у крестьян за его неуплату153