«Как и рабочие завода Нобеля в Петрограде, трудящиеся на различных предприятиях во многих городах и промышленных районах, — свидетельствовал Волин, — захотели самостоятельно наладить работу на заводах, которым угрожало закрытие, обеспечить и организовать обмен с деревней»36. В Кронштадте рабочие организовали специальный цех, где в свободное время изготовляли изделия, которые затем отправлялись на обмен в деревню (ключи, подковы, косы, плуги идр.). Металл предоставлялся жителями (металлолом) и Технической комиссией местного Совета. Производство получило название «Союз трудящихся Кронштадта». Делегаты Кронштадта развозили продукцию по деревням, где раздавали крестьянам при посредстве местных Советов.
Столкнувшись с тем, что предприниматели закрывают заводы в условиях кризиса или сокращают производство, фабзавкомы перешли зимой 1917–1918 гг. к захватам предприятий и продолжению их работы под своим управлением. «Условия были такими, что фабзавкомы стали полными хозяевами на предприятиях, — констатировал И.Степанов, автор вышедшей в 1918 г. в Петрограде брошюры «От рабочего контроля к рабочему управлению». — Это было результатом всего развития нашей революции, неизбежным результатом разворачивающейся классовой борьбы. Пролетариат не столько шел к этому, сколько его вели обстоятельства. Ему просто надо было делать то, что в данной ситуации невозможно было не делать»37. Заняв завод, рабочие официально требовали от властей его конфискации (национализации), но на практике устанавливали на нем производственное самоуправление.
40
Таким образом, социализация предприятий чаще всего была стихийным действием работников, а не результатом влияния какой-либо идейной доктрины. Однако и воздействие идей общественного самоуправления в тот период было значительным и неуклонно росло. Неудивительно, что представитель петроградского отдела Всероссийского общества кожевенных заводчиков говорил в январе 1918 г. о борьбе «между двумя течениями в рабочей среде»: «анархо-коммунистическими тенденциями фабрично-заводских комитетов» и большевистской «продуманной системой постепенного перехода к государственному социализму на почве современного капиталистического строя»38.
На первом всероссийском съезде профсоюзов в январе 1918 г. анархистские и максималистские делегаты представляли около 88 тыс. рабочих39. На синдикалистских позициях стояли рабочие организации Дебаль-цевских шахт в Донбассе, Черемховских шахт в Сибири, портовиков и цементных рабочих Екатеринодара и Новороссийской губернии, железнодорожников и работников парфюмерной промышленности в Москве, пекарей Москвы, Харькова и Киева, почтово-телеграфных работников Петрограда, работников речного транспорта Поволжья и т. д.
«Под влиянием анархо-синдикалистской пропаганды, — вспоминал русский синдикалист Г.Максимов, — в Петрограде начался стихийный процесс социализации жилья домовыми комитетами. Он распространился на целые улицы, приведя к созданию уличных и квартальных комитетов, когда в него оказывались вовлеченными целые кварталы. Он распространился и на другие города»40. В Кронштадте широкую социализацию поддержали анархисты, левые эсеры и максималисты; большевики на заседании Совета голосовали против. Выступая на 2-м съезде партии левых эсеров в апреле 1918 г., делегат от Кронштадта А.М.Брушвит докладывал: «…У нас социализировано… все, что только можно социализировать. У нас частных предприятий нет совершенно <…> Кроме того, забраны все кинематографы. Луначарский пробовал возражать против этого, но ничего не вышло, взяты торговые предприятия… Часть торговых предприятий еще остается в руках частных лиц, но закупка вся производится Центральным продовольственным комитетом, и уже закупленные Центральным продовольственным комитетом товары даются для распродажи в частные предприятия, потому что продовольственный комитет не может нанять столько служащих, чтобы продавать из своих лавок. Но частные предприятия должны продавать по твердым ценам, получая в свою пользу 10–15 % за все, причем помимо этих лавок ничего в Кронштадте купить нельзя…»41
Структуры централизованной государственной власти после Октября 1917 г. в значительной мере распались. В течение нескольких месяцев после свержения Временного правительства в Петрограде Советы в децентрализованном порядке, постепенно установили свою власть на местах — мирно или вооруженным путем, отстраняя органы прежнего правительства или структуры, образованные умеренными партиями, имущими элитами либо автономистско-сепаратистскими группировками и движениями на «окраинах» Империи. Почти каждый местный Совет был по существу суверенен на контролируемой им территории, принимал политические и хозяйственные решения, иногда считаясь с постановлениями администрации в Центре, иногда — нет. В губерниях и областях провозглашались отдельные Советские республики и возникли собственные правительства (Совнаркомы), подотчетные соответствующим съездам Советов. Россия фактически превращалась в сравнительно свободную федерацию, и Третий съезд Советов в январе 1918 г. официально объявил ее Советской федеративной республикой.
Размах социальной революции «низов» сильно заботил новые большевистские власти. Последние по существу оказались в том же положении, в каком находились до октября 1917 г. буржуазные либералы, а затем — умеренные социалисты. Каждая из этих политических сил была «революционной» до известного предела и становилась контрреволюционной после того, как революция шла дальше и выходила за поставленные ими рамки. Большевики поддерживали требования рабочих и общинного крестьянства, пока их партия находилась в оппозиции и критиковала неспособность умеренных осуществить индустриально-капиталистические реформы. Заполучив правительственную власть, ленинисты превратились в «партию порядка», которая не желала дальнейшего социального развития революции.
Большевики прекрасно понимали, насколько чаяния масс противоречат их государственнической программе. Подлинный смысл создавшегося положения метко охарактеризовал Н.И.Подвойский, занимавший в тот период пост председателя Высшей военной инспекции. В докладе, представленном во ВЦИК, СНК и ЦК большевистской партии в 1918 г., он признавал: «Рабочие и крестьяне, принимавшие самое непосредственное участие в Октябрьской революции, не разобравшись в ее историческом значении, думали использовать ее для удовлетворения своих непосредственных нужд. Настроенные максималистски с анархо-синдикалистским уклоном, крестьяне шли за нами в период разрушительной полосы Октябрьской революции, ни в чем не проявляя расхождений с ее вождями. В период созидательной полосы они, естественно, должны были разойтись с нашей теорией и практикой»42.
Вплоть до весны 1918 г. новые власти не могли позволить себе пойти на открытую конфронтацию с революционным народом, тем более, что значительная часть его была вооружена. Большевистское правительство вынуждено было считаться с настроениями и требованиями масс, но, в то же самое время, изо всех сил старалось тормозить ту инициативу снизу, которая противоречила его планам.
Так, приняв 14 ноября 1917 г. постановление правительства об установлении рабочего контроля на производстве, власти на деле стремились ограничить его масштабы, опасаясь, что в противном случае предприятия могут перейти в руки рабочих. Они планировали создать централизованную систему, при которой заводские комитеты на местах будут подчиняться директивам центральных экономических органов государства, образуемых при участии профсоюзного и фабзавкомовского руководства. Организованная властями в конце 1917 г. комиссия для разработки инструкции по применению рабочего контроля отвергла позицию Центрального совета фабзавкомов, выступавшего за активный контроль и вмешательство в производственную и финансовую деятельность предприятий. Секретарь Центрального совета профсоюзов С.А.Лозовский и большевистский экономист Ю.Ларин заявили, что представители фабзавкомов защищают свои особые интересы, которые «не всегда» совпадают с общеклассовыми. Определять, что такое общеклассовые интересы, конечно же, имели право только большевистская партия и ее государство!
Как отмечал британский историк Э.Карр, на практике различие «определяло расхождение между большевистскими лидерами, которые планировали основное стратегическое направление революции, исходя из гипотезы дисциплинированной и упорядоченной организации рабочих, и рабочими на предприятиях, которые, будучи измучены нуждой своей повседневной жизни и горя революционным энтузиазмом в надежде сорвать ярмо своих собственных капиталистических предпринимателей, предпочли несогласованные действия и, рассматривая происходившее как благоприятную возможность для исполнения своих чаяний, особенно не прислушивались к тем политическим призывам или аргументам, которые выдвигали местные партийные руководители». Он подчеркивает, что «для Советов были характерны явно выраженные синдикалистские наклонности»43.
Когда рабочие стали занимать предприятия и требовать их «национализации» (понимая под этим на практике переход под их управление), власти под давлением снизу нередко вынуждены были соглашаться с этим. С ноября 1917 г. по март 1918 г. национализации подверглись 836 предприятий, главным образом, по инициативе с мест. Но при этом власти пытались не допустить установления действительного самоуправления трудящихся. «Задача социализма — переход всех средств производства в собственность всего народа, а вовсе не в том, чтобы суда перешли к судовым рабочим, банки к банковским служащим, — заявил Ленин на заседании Совнаркома 4 марта 1918 г. в ответ на требование ЦК профсоюза работников водного транспорта передать профсоюзу управление этой национализированной отраслью. — Если такие пустяки люди всерьез принимают, то национализацию надо отменить, потому что это вообще дикость»