Невозмутимый Вайя поднялся и пошел к седьмой стене. Воздух наполнили выстрелы. Вайя не дрогнул, когда мимо него пролетели пули. Невероятно, но так похоже на мага, с которым я сражался десять лет назад. Я пригнулся и бросился вперед, прячась от пуль за обломками. С криком упал янычар. Вайя добрался до седьмой стены и отвлек на себя большую часть огня. Я побежал вперед.
Бешено бьющееся сердце обострило мои реакции и заставило вспомнить навыки, приобретенные годы назад. Атакуя укрепления вместе с янычарами, я снова был молодым. Мы проскользнули за толстую стену из мешков с песком, высотой по пояс, и затаились. С другой стороны пригнулся Михей Железный.
– Пошел ты! – крикнул я.
В ответ он прокричал что-то на крестеском, и слова звучали откуда-то издалека, будто он стоял на горе.
Под нами обращенные к проливу стены рушились от непрекращающегося пушечного огня с кораблей. Солдаты с боевым кличем спрыгивали на берег, в готовности преодолеть стены и захватить город. Мы проиграем эту битву, даже если убьем Михея. Но, возможно, без его руководства мы сумеем выиграть следующую.
Я должен убить его. Три янычара ждали моей команды. Впереди на стене стоял Вайя. Крестесцы прекратили стрелять в него, осознав тщетность усилий. Ничто не могло коснуться мага.
Вайя что-то сказал женщине, затем поднял руку и указал на нее.
Ветер! Он ударил в стену, как пушка, сбросил нескольких паладинов в воду и отправил женщину в полет. Была ли это сила Вайи? Женщина приземлилась на ноги на краю крепостной стены, и ветер унес ее желтый шарф в горы. Вайя побежал к ней. Я воспользовался шансом, подал сигнал янычарам, и мы вместе перелезли через мешки с песком.
Михей смотрел на колдунов. Я метил ему в шею, но он в последний момент блокировал удар мечом. Он возвышался надо мной и следил за моими движениями. Янычары убили нескольких; я едва услышал их крики.
Его губы шевелились, произнося бессмысленные слова. Я сделал выпад, но он обманул меня и увернулся. Потом нацелился мне в шею, но порезал плечо. По руке потекла кровь. Я ничего не чувствовал.
Крупные люди в драке плохо владеют ногами, поэтому я пригнулся и ударил туда. Я никогда не видел, чтобы такой здоровяк так прыгал. Он врезал ногой мне в лицо. Я рухнул на мешки с песком, сплевывая окровавленные зубы.
– Чтоб тебя!
Я встал и сделал выпад ему в живот, он шагнул в сторону. Его меч проткнул воздух прямо у моей щеки.
Михей ухмыльнулся. Он наслаждался нашей битвой и тем, что его жизнь висела на волоске. Десять лет назад я бы стер эту ухмылку с его лица.
В его глазах отразился зеленый огонь, и взрыв толкнул меня вперед, прямо на него. Мы оба упали. Одежда стала такой горячей, что обжигала спину. Взрыв разрушил часть стены позади меня, осыпал обломками один из кораблей Михея, и тот опрокинулся под крики моряков.
Куда делись маги? У меня не было времени посмотреть. Поднявшись на ноги, я пригвоздил Михея взглядом. Два янычара прикончили его людей, и мы окружили его самого. Бежать ему было некуда.
Мы бросились на Михея. Он ударил меня локтем, проткнул горло янычару и пинком сбросил его со стены. Второй янычар атаковал, и Михей распорол ему грудь, словно горячий воск.
Я очнулся и замахнулся изо всех сил. Зазвенела сталь, когда моя сабля выбила его меч и тот упал на камни. Я снова замахнулся, чтобы перерубить Михею шею, но он успел схватить меня за горло. Он напрягся и поднял меня в воздух. Насколько сильным может быть человек? Он перевесил меня через край там, где стену взорвал зеленый огонь. Свет в глазах померк. В легких не было ничего, кроме смертельной давящей боли, сотрясавшей душу. Пришел мой конец, а я был слишком напуган, чтобы молиться.
И вдруг рука Михея оторвалась от тела и полетела в воздух. Я упал и схватился за край осыпающейся стены. Болтаясь в воздухе, я судорожно дышал, но насторожился, услышав девичий плач. Я сумел чуть-чуть подтянуться, чтобы увидеть.
Михей держал Мелоди за шею. Ее клинок был красным от его крови. Сабля звякнула о камни, пока Мелоди билась в удушающей хватке. Из обрубка на месте правой руки Михея текла кровь.
– Мелоди! – Я попытался вскарабкаться обратно. Я подтягивался на разрушающейся стене, хватаясь за любой обломок камня. И хотя я старался изо всех сил, мои руки были слишком слабы, чтобы поднять постаревшее тело.
В последние секунды моих усилий Михей сломал моей дочери шею, бросил Мелоди на землю, поднял саблю, красную от его крови, и вонзил ей в горло. Кровь хлынула у нее изо рта. И тут моя рука соскользнула.
8. Михей
Надо отдать должное янычарам. Они сражались яростно и умирали с молитвами на устах. Из сотни паладинов, которых я привел через Лабиринт, только тридцать остались невредимыми. Один янычар прорубился сквозь моих людей с шамширом в руке, отливавшим в лунном свете серебром и красным. Но как бы ловко янычары ни владели саблями, этой ночью победили пушки.
Я прикусил палку, вспоминая это, пока Джауз зашивал мою культю. В Сирме даже девчонки умеют драться. Скольких здоровенных говнюков я прикончил, а они не сумели и волоска с меня срезать? И вдруг ко мне подкрадывается какая-то тощая девчонка и отрезает мне руку, словно сочный кусок ветчины.
Лучше бы я оставил ее в живых и обратил в истинную веру. Она многого бы достигла в моей армии. Если бы у меня был хотя бы один янычар на десять вражеских, я бы не проиграл ни одной битвы. И не потерял бы руку.
Но какое значение имеет рука? Я пожертвовал ею, а получил Костани – самый святой город на свете. Неверные превратили наш священный храм в капище одного из своих проклятых святых и назвали его Голубыми куполами. Я мечтал восстановить это место и услышать в нем ангельские гимны.
Не повезло янычарам, что у них нет командующего. Беррин сказал, что шах измучился, скача на сучках в своем гареме, и потому проспал всю битву. Без твердой руки янычары просто побежали нам навстречу, и мы их расстреляли.
Не могу винить шаха. Даже в его самом жутком кошмаре не появлялась из-под дворца сотня святых паладинов. И за это я должен был бы поблагодарить Ашеру, но не сумел, потому что… Куда она подевалась?
Беррин понурил плечи и покачал головой, когда я его спросил. Он командовал флотом и с помощью эджазцев втиснул в пролив достаточно кораблей и высадил достаточно воинов на берег, чтобы проломить самую слабую стену. Я не видел Ашеру с тех пор, как она взорвала полстены, на которой я сражался. Теперь мы не сможем добраться до внутреннего моря Сия. Обломки можно разобрать, если работать не покладая рук, но никто не хочет трудиться в день святого праздника.
Хотя праздновали не все, потому что город ниже Небесного дворца пылал. Мы не стали тушить пожары. Какой прок от сирмянских лачуг? А если сгорят и лачуги этосианцев по соседству? Эта мысль причиняла боль, но Архангел узнает своих.
Благодарю Архангела, что девчонка отсекла руку чисто. Джауз затянул культю и привязал ее к плечу полоской хлопковой ткани. Отсутствующую руку сжигала боль. Немного помог травяной настой.
Еще столько предстояло сделать. Я собрал своих помощников в тронном зале. Мы притащили большой мраморный стол и замысловатые металлические кресла из кладовки, чтобы не сидеть на полу, будто нищие просители. Наверное, шах использовал эту мебель, когда принимал союзников из Растергана. Чтобы привести зал в должный вид, нужно будет сорвать дурацкие надписи на парамейской вязи, сверкающие на стенах, и расплавить золотого павлина с рубиновыми глазами. Но это все потом. Сейчас имеет значение лишь воздаяние.
– Тюрьма под Небесным престолом переполнена пленниками, – сказал Зоси, поглаживая рану. Когда мы брали стены, какой-то ополченец саданул ему щитом по носу, и теперь он говорил так, словно на ноздрях была прищепка. – Даже мой бедный нос улавливает нечестивый запах. Напоминает о тех днях, когда я сам томился в яме.
– С этого дня пленных больше не будет. – Я откинулся в кресле и поставил ногу на стол. Воздух Костани пропах сладостью крови и дымом. – Где сирмяне рубят головы?
– На Ангельском холме, – ответил Беррин. Таково настоящее название холма, на котором стоял храм Голубые купола. – Единственное место в городе, которое мы еще не захватили. – Его щеки побагровели от праведного гнева. – Они слишком долго пятнали кровью нашу святыню, творили там бесчинства.
– И сколько там засело? – поинтересовался я.
– Не больше сорока, – ответил Зоси.
– Я лично с ними разберусь.
– А что насчет шаха? – спросил Беррин с отвращением в голосе.
Проклятие. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь оказал мне любезность, прикончив шаха. Кажется, что убить царственную особу так просто – всего-навсего отрубить голову. Но убийство шаха – это больше политика, чем война. Если император узнает, что я обезглавил шаха без разрешения, он меня утопит в глубоких тяжелых водах.
– Я напишу императору по поводу шаха. А пока что держите шаха взаперти в его покоях. Пусть проживет еще пару ночей в благополучии.
Не считая шаха, ни один почитатель Лат в Костани не был в безопасности. Священное место можно очистить только одним способом – выкорчевать всех неверных.
Частично с этой задачей справится пожар. Не мы его устроили, но он все равно очистит улицы.
– И еще кое-что. – Беррин поколебался, прежде чем выложить факты, явно не желая портить благостное настроение. – Закрома пусты.
– Вы проверили под землей? – спросил Зоси. – Наши лазутчики упоминали, что запасов зерна в городе хватит на два года.
– Все сожжено, – ответил Беррин. – Полностью. Как только закончится провизия у нас на кораблях, нужно будет раздобыть ее где-нибудь. За стенами.
– Двухгодичные запасы зерна обеспечили бы завоевание страны, – сказал я. – Кто бы ни отдал приказ сжечь их, он быстро соображает. Будь он проклят.
Я мог очистить Костани, но земля за стенами? Сирмяне удерживали город и окружающие земли триста лет. Нам могли бы помочь этосианские деревни, но до них непросто будет добраться, пока за нами охотятся конные лучники-забадары.