– Должно быть, это было особенное задание.
Я подобрал одеяло из овечьих шкур.
– Нет, не было. Она послала меня в Костани, взять кое-какие реликвии и редкости, хранившиеся в склепах Голубых куполов, потом вернуться в Зелтурию. Та часть моей жизни была не чем иным, как терпением, скажу я тебе.
– Приятно знать, что ты все же чувствуешь нетерпение. Я думал, невидимая маска, которую ты носишь, подавила все чувства.
– Маска не делает меня бесчувственным, она просто помогает выглядеть моложе. А вот обучение дало мне навыки подавлять все эмоции… И управлять джиннами.
– И только-то? – Я устроился поудобнее под одеялом и отпихнул бежавшего мимо колючего паука. – Скажи мне, кого ты подозреваешь?
– Ты помнишь суд надо мной… Меня оправдали, но мы все отвлеклись и забыли, что кто-то сжег людей заживо.
– Я тоже об этом подумал.
Я вспомнил обгоревшие тела этосианских паломников. Мне не хотелось, чтобы это было последнее воспоминание перед сном, и я подумал о своей жене. Но представить ее было трудно, и всякий раз, когда я пытался, передо мной всплывало угрюмое лицо Сади.
– Завтра я нанесу визит ближайшему племени джиннов, – сказал Вайя, – чтобы узнать побольше. И после этого поговорим – только ты и я. Нам нужно многое обсудить. И прошлое… и будущее.
Мысли о Сади напомнили о том, как мы едва не потеряли ее в Лискаре, а это, в свою очередь, о наследном принце Аланьи и о желтоволосом человеке, курившем яблочный гашиш.
– Крестесец кажется искренним. Как ты его встретил?
– Он тебе пригодится, Кева. – Вайя отряхнул с себя пыль. Как, интересно, проведет ночь тот, кто не спит? – Он искал меня и нашел, когда никто другой не сумел. Он очень изобретателен.
– Надеюсь, ты прав. Нам не помешает тот, кто знает Михея, ведь нет оружия сильнее, чем знания.
– А сразу за ними – огонь.
Выходя из юрты, Вайя продолжал плести.
Утром я обточил несколько пуль, чтобы они поместились в барабан аркебузы. Я положил немного пороха в каждое отверстие, потом засунул внутрь обточенные шарики. Нажать на спусковой крючок было бы авантюрой, и я не решился, хотя и целился в дерево. Учитывая, как взорвалась первая аркебуза, из которой я выстрелил, мне повезло, что у меня еще остался нос. Как мне ни хотелось узнать секрет оружия Михея, на моих руках еще не зажили ожоги.
Потом я пошел к юрте Сади. Изнутри слышались голоса.
– Ну почему концы всегда загибаются вверх?! – донесся голос Сади. – Я выгляжу так, будто вот-вот улечу!
– Позволь их заплести, и это решит проблему, – ответила Несрин.
– Нет, ни за что. Я никогда так не сделаю. В гареме евнухи любили заплетать друг другу косы.
– Ну, все равно здесь не для кого выглядеть красивой, – усмехнулась Несрин. – Хотя этот маг… У него такое… суровое обаяние.
– Ох, однажды я ему улыбнулась, а он лишь уставился на меня в ответ. Не так я представляю себе обаяние. И если мы собрались калечить лошадей, то можем хотя бы не выглядеть при этом так дерьмово. – Голос Сади охрип. – Неужели все это правда? Я не создана для такого. – Она всхлипнула. – Лучше было родиться мертвой.
Желание подслушивать не входило в число моих пороков, поэтому я вернулся в свою юрту.
Спустя несколько часов забадары привязали лошадей и раскалили клинки на кострах. Каждому предстояло калечить свою. Ямин с расстроенным видом похлопывал чистокровную кашанскую лошадь с белой гривой. Редкое зрелище. Кашанские лошади были не слишком распространены западнее Святой Зелтурии.
Ямин гортанно запел медленную заупокойную песнь на рубадийском языке – на нем забадары говорили за сотни лет до того, как обосновались в Сирме. Я его не понимал, и Ямин, скорее всего, тоже, однако песня нагоняла тоску.
– Где ты взял эту лошадь? – спросил я.
– В набеге, за морем. Хозяин города держал ее как скаковую. – Глаза Ямина были пусты. – Я слышал, это твоя идея.
– Так надо. Это единственное, что мы можем сделать.
– В детстве я спал рядом с лошадьми. Вот для тебя все лошади одинаковые, разве что одна белая, а другая вороная. Одна может быть кашанской, другая рубадийской. Скажи, ты отрезал бы уши своим детям?
– Если бы это спасло им жизнь.
– Но мы спасаем не их жизни, а свои.
Ответа у меня не было.
– Расскажи мне о ней.
Глаза Ямина заблестели.
– Быстрее облаков. Но скачет мягко, как будто плывет по облаку. Немного норовистая только.
– Скажи такое, что знаешь ты, а я – нет.
– Она любит быть на солнце, но ненавидит запах океана. А больше всего она любит, когда ей поют.
Ей больше не слыхать песен.
Ямин протянул мне маленький деревянный ящичек.
– Возьми это.
Я взял ящик, открыл крышку. Внутри лежали четыре нетронутые красные ракеты.
– Что мне с ними делать? У Михея кони безухие.
– Что хочешь. Я их ненавижу, и мне они не нужны.
Я кивнул и поблагодарил его.
Оставив ящичек в своей юрте, я отошел как можно дальше, чтобы не слышать звуков. В конце концов, мне тоже придется покалечить свою лошадь.
Во время осады Растергана я свою лошадь съел. Лошадей мы съели первыми, поскольку их мясо напоминало говядину. Если в воздухе пролетала птица, мы ее сбивали, а после выловили всех собак, кошек и крыс. И под конец выварили всю кожу с башмаков и сжевали ее. Одно воспоминание о тех днях вызывало спазмы в желудке. Но почему-то съесть лошадь казалось менее жестоким, чем отрезать ей уши.
Передо мной лежало поле голубых лилий. Бутоны призрачно светились, напоминая о Мелоди и о святилище, которое я для нее создал. И даже теперь в моем сердце стучало лишь желание за нее отомстить. И все же я жив, нюхаю цветы. Я должен искать союзников для похода на Костани, но с чего начать? Мы даже свою землю не могли защитить – визжащая ракета позаботилась об этом, так что ничего не поделать, пока не отрежем уши лошадям.
Я целый час лежал в поле, читал стихи Таки о цветах. «Цветы растит дождь, а не гром». Одна из моих любимых поэм… Но сейчас она звучала такой далекой, как будто описывала другой мир. Возможно, Таки, который жил с мечом в одной руке и пером в другой, тоже мечтал об этом мире. О мирном месте, о саде, где мы могли бы растить цветы… А не хоронить среди них дочерей.
Должно быть, я задремал. А когда проснулся, под деревом в нескольких шагах от меня стоял маг Вайя.
Он обернулся ко мне и сказал:
– Он следует за тобой.
– Кто?
– Ифрит – огненный джинн. Но почему он здесь? Может быть…
Он поднял взгляд, как будто смотрел на невидимого гиганта. Там что-то было. Сияло солнце, но словно сквозь искажающую линзу, настолько большую, что закрывала часть неба.
– Я бы сказал тебе бежать, – произнес он, – но это не поможет.
– Надеюсь, ты так шутишь.
Я так и лежал, слишком напуганный, чтобы пошевелиться.
– Я не настолько умен.
Огонь! Он вырвался из земли и поджег голубые лилии. Я перекатился и вскочил на ноги. Но слишком поздно. Ко мне уже неслось пламя.
Горячий ветер поднял цветы, задул огонь и швырнул меня на живот.
Я встал. Закашлялся от дыма и грязи.
Передо мной стоял Вайя. И кто-то еще. Человек в огне. Нет, человек, созданный из огня. Под яростным пламенем не видно было ни пятнышка кожи.
С небес на Вайю обрушился огненный шар. Но вихрь подхватил его и унес еще до удара. Маг вскочил на ноги, и новый вихрь устремился на огненного человека. Его укрыл черный дым, вокруг меня взвился ветер.
Я с болезненным ударом рухнул на спину, аркебуза сорвалась с моего ремня и приземлилась в нескольких шагах. Я вскочил на ноги и подхватил ее. Она улетела с ветром – дальше, в траву.
Я побежал за ней, вокруг меня вспыхивало пламя. Но каждый раз, когда разгорался огонь, выл ветер. Огонь и ветер били, раскалывали землю, в ней появлялись трещины, земля раскрывалась, тряслась и дрожала. Пока Вайя и горящий человек сражались, я разыскивал аркебузу.
Над пылающим человеком возник огромный, больше кипариса, огненный меч. Он устремился в сторону Вайи, но вихрь замедлил его. Горящий меч и вихрь отталкивали друг друга.
Порыв ветра принес аркебузу к моим ногам. Я подобрал ее и бросился вперед.
Я воспользовался горящим кустом, чтобы поджечь запал, и прицелился в голову горящего человека.
Первая пуля прошла мимо. Он резко развернулся и послал огненный шар в мою сторону. Порыв ветра сбил шар с курса, и он с воем пролетел надо мной.
Второй выстрел также не попал в горящего человека. На этот раз на меня бросились три огромных, как слоны, шара. Порыв ветра пронес меня мимо них и потушил запал.
Побитый, грязный и оглушенный скоростью ветра, я пригнулся и наблюдал за битвой. Огненный меч пытался разрезать вихрь, а вихрь старался рассеять меч. Когда огненные шары неслись к Вайе, ветер отклонял их.
Потом влажный ветер погасил пылающий меч и огонь горящего человека. И он остался стоять, обнаженный и бледный, такой худой, что вены вздувались синим. И странно знакомый… Изгибы тела, губы, мягкие черты – это был не мужчина.
Я помнил ее в ярком шарфе и грубом шерстяном одеянии. Она дала мне самый вкусный хлеб, который я когда-либо ел, в тронном зале шаха Джаляля двадцать пять лет назад. Без сомнения, то была Великий маг Агнея, выжившая в Лабиринте.
Но прежде чем вихрь успел поглотить ее, в небе появилось пылающее копье и устремилось к земле. Оно разбило вихрь своим уничтожающим светом. Однако вихрь не пропал. Казалось, он рос и кружил все быстрее.
Я стер грязь с лица и похлопал себя по щекам, чтобы сосредоточиться. Поджег запал о горящую траву. Прицелился в голову женщины и выпустил третью пулю.
Пуля обратилась в пепел. Вихрь Вайи стал яростнее и почти поглотил пылающее копье шейхи. Был ли толк от моих уколов? Я потянул барабан, чтобы подготовить четвертый выстрел. Пылающее копье загорелось зеленым, пронзило вихрь. Вайя раскололся пополам, и дождем полилась кровь.
Порыв ветра пронесся сквозь мою руку. Я выстрелил. Из черепа женщины брызнула кровь. Она упала на колени и рухнула на разбитую землю.