Всего через несколько минут я увидел Сади у пруда, на поле одуванчиков. Она держала несколько штук в руках и по очереди обдувала их; зонтики взлетали, и ветер забирал их с собой. Ее лошадь лежала позади, словно гигантская собака, и Сади опиралась на ее розовый живот. В стволе кедра неподалеку торчало несколько стрел, все попали в одну точку.
– Несрин беспокоилась, – сказал я. – Она попросила найти тебя.
Идеальный летний закат дополняло стрекотание цикад.
– Ты лжец. – Другой рукой Сади обхватила бурдюк для воды. Ее щеки пылали, будто раскраснелись навечно. – Самый худший лжец. Лжец в мелочах. – Она снова подула и превратила еще один одуванчик в летучие белые пушинки.
– Ладно, ты меня раскусила. – Я спрыгнул с лошади, и с коротким ржанием она отправилась пить воду. – Люблю, когда к закату все уютно устраиваются по норам. – Я опустился на колени рядом с ней.
Ее дыхание пахло кислым и молочным, было похоже на кумыс. Кожаные штаны и рубашка испачкались в грязи.
– Ты пропустила мою победу в поединке. Ямин до сих пор негодует. – Я сел, взял бурдюк и потряс. Пусто. – Хм. Невежливо пить в одиночку.
– Я не одна. У меня есть Молоток. – Она махнула в сторону лошади, к спине которой был приторочен составной лук.
– Молоток? Странное имя для лошади.
Сади покачала головой.
– Ты дала имя своему луку?
Она поморщилась, когда ее щеки покраснели еще сильней.
– Посмотри на это. – Она указала на стрелы, торчавшие в дереве, и пробормотала: – Он заслужил это имя.
Я сел рядом с ней и сорвал одуванчик. Его медовый запах взбодрил меня.
– Так насколько же ты пьяна? Настолько, чтобы свалиться с лошади и давать имя лукам?
– Недостаточно пьяна для того, что мы делаем. – За пьяным взглядом Сади что-то скрывалось. – Я вовсе не сделана из какого-то металла, как ты считаешь. Я боялась выступить против младшего брата. Я дрожала и плакала, когда нужно было отрезать уши лошади, да так сильно, что это пришлось сделать Несрин. С чего ты взял, что я могу сразиться с Михеем Железным? Этот человек ввергает меня в ужас.
– Так и должно быть. Он обеспечил мне множество бессонных ночей. Но ты не одна. С тобой забадары. С тобой я.
– А это уже немаленькая ложь. Ты здесь не ради меня. – Яд в ее словах потряс меня. – А если я скажу тебе, что не могу? Если скажу, что хочу лишь скакать верхом и пускать стрелы в деревья? Ты это примешь? Нет. Ты используешь меня, как… как евнух-интриган в гареме!
Сади отвела взгляд и сморщила нос. Неужели я действительно был ее мучителем? Но это последнее, чего бы я хотел. Селуки всю жизнь меня использовали, даже те, кем я восхищался. Но все же…
– У тебя нет выбора. – Я сдул пушинки одуванчика. – Как удобно винить меня, когда на самом деле следует проклинать судьбу. Не я засунул тебя в утробу наложницы Селука. Не я сжег повозки, которые привезли тебя к забадарам. Хочешь стрелять по деревьям? Моли Лат дать тебе вторую жизнь, на этот раз в какой-нибудь жалкой деревне за тридевять земель отсюда.
Сади мрачно усмехнулась.
– Да пошла она. Если ты правда веришь, что джинны в виде птиц сбросили нас на землю с какой-то далекой звезды, то ты лжец и дурак!
– Богохульница, вот ты кто. Если бы ты была моей, я бы…
Она подползла ко мне, ухмыляясь и дыша перегаром в лицо.
– Если бы я была твоей… кем? Дочерью? Женой? И что бы ты сделал, янычар?
Хороший вопрос.
– Прошу прощения. – Я встал и свистнул своей лошади, но потом вспомнил, что она не слышит. – Глупо с моей стороны ссориться с пьяной. Ты моя хатун и принцесса, и только. – Я взял поводья и запрыгнул на лошадь. – Я расскажу Несрин, где ты.
И я уехал.
Мы подошли к Демоскару к полудню и с холмов увидели гавань, полную военных кораблей. Древний дикондийский царь построил известняковый маяк, и за семьсот лет его так часто трясло, что теперь он казался лишь скорлупой из выцветшего, крошащегося сланца. Он возвышался над окружающими стенами, которые никто не преодолевал, с тех пор как Темур Разящий отобрал город у крестесцев сотни лет назад. Вообще-то я уже бывал здесь – в составе янычарского отряда, отправленного усмирить забадарского кагана, что полюбил устраивать набеги на пригороды. Интересно, его голова еще красуется на городских воротах?
Но сегодня в Демоскаре была не армия. Палаточный лагерь за стенами заполняли беженцы из Костани. Мужчины и женщины с деревянными кружками выстроились в ожидании супа, который варился в котле размером с телегу. Дети с пыльными от игры с камнями мордашками рассматривали нас. Некоторые смеялись и бегали вокруг, другие смотрели пустым взглядом. Я надеялся, что мы сумеем вернуть их обратно в Костани.
Может, мой отец где-то в лагере? Я не терял надежды. После встречи с Рыжебородым нужно будет проверить.
Чтобы не пугать наместника, Сади устроила лагерь забадаров в часе езды от стен. Только десять человек вошли вместе с ней в город. Я взял с них обещание не оставлять ее ни на миг. Никто из нас не забудет Лискар.
Всех, кто входил в город через жемчужные восточные ворота, приветствовали песнопениями и плачем из возвышающегося святилища святой Кали, останки которой так и не были найдены. Она похоронила своего сына в песке, а потом стала кормить тысячу детей. Идеальная святая для сирот и беженцев Костани. Известняк храма был белее облаков. Сколько верующих молилось за возвращение Костани? Передаст ли святая Кали, презиравшая войну, их молитвы Лат?
Больше, чем молитвы, нам требовались союзники. Известняк Белого дворца божественно сиял в лучах солнца. Вершину украшал белый купол, арки стояли на внушительных белых колоннах. Наместник Джахан с приближенными встретил нас в зале с фонтаном из черного мрамора и серым мраморным столиком. Джахан хмурился. Густые усы и тяжелая борода украшали его слишком простое лицо. Черный тюрбан не сочетался с цветочным узором жилета.
Справа от Сади, за столиком, сидел я, а слева – Ямин. Двое самых сильных мужчин ее племени следили, чтобы никто не попытался сделать что-нибудь неподобающее.
После того как мы изложили свои доводы о том, что Демоскар станет следующей целью крестесцев и наместнику следует присоединиться к нам, чтобы спасти город, он сказал то, чего мы опасались:
– Хотя я прекрасно понимаю, что крестесцы в нескольких днях пути от моих стен, я уже поклялся в верности вашему брату, шаху Алиру. Как правитель значимого города, я знал, что он – тайный наследник. Поэтому, несмотря на дилемму, я не могу отдать вам свою армию, ваше высочество.
Пока мы говорили, безбородый мальчик принес стаканы с оранжевым шербетом во льду. Я отпил. Кисло-сладкий вкус тамаринда, идеальный для этого знойного дня, охладил горло.
– И что сказал насчет меня Эбра? – спросила Сади.
Я не говорил с ней после нашей ссоры. Глаза у нее были красными, как с похмелья.
– Заманить вас сюда, арестовать и отправить к нему.
Мы с Ямином переглянулись, и я схватился за рукоять сабли.
– Но я не стану этого делать, – продолжил наместник. – Я не только янычар и верный подданный шаха, но и человек веры. Если я арестую вас, это спровоцирует забадаров, а я не буду проливать латианскую кровь, когда страну наводнили неверные. Однако… – Он отпил свой шербет. – Я должен посоветовать вам сдаться. Принцессе не место во главе армии. Я часто бывал на советах вашего отца. Он не одобрил бы того, что вы делаете. – Он сделал еще глоток. – Источник обрел здесь новый дом. Должен ли я привести Великого муфтия, чтобы он приказал вам остановиться?
Сади схватилась за лоб, будто преодолевая приступ тошноты.
– Мой отец… Источник…
Она замолчала и дрожащими губами попробовала шербет. Молчание затянулось, и наместник поерзал в кресле.
– Отдаю должное вашей прямоте, – сказал я, не в силах сдержаться. – Но, будучи янычаром, вы не должны желать ничего другого, кроме как встретиться лицом к лицу с нашими врагами. А они все в Костани.
Ответ наместника Джахана был предсказуем.
– Хотя я хочу сразиться с крестесцами, я сделаю это только по приказу шаха Алира. Чтобы победить их, мы должны ударить единым фронтом, когда придет время. Я советую всем вам проявить терпение. Быть верными своему шаху перед лицом Лат.
Сади жадно выпила шербет и затаила дыхание, будто боясь, что ее стошнит. И как она поведет нас в таком состоянии? Как убедит закаленных мужчин следовать за собой?
– И когда же придет это время? – спросил я. – Поделился ли Эбра своим планом по возвращению престола?
По сравнению с грядущими испытаниями этот наместник – просто пустяк. Может, у Сади не лежало к этому сердце. Может, она предпочитала отступить.
– Можете спросить его сами. – Наместник встал и крикнул: – Войдите!
Дверь зала отворилась, и вошел отряд янычар с блестевшими на поясах шамширами. Все встали. Пока янычары окружали комнату, мы с Ямином держались по обе стороны от Сади.
Вошел задрапированный в парчу Эбра с порозовевшим самодовольным лицом. С ним была надменная мать шаха; ее синий кафтан струился, словно река. А за ними шел аланийский наследный принц в пышных шароварах и с тюрбаном на плечах.
Эбра поклонился, и янычары последовали его примеру.
– Ваше высочество, – сказал он Сади и жестом велел янычарам встать вольно. Те заложили руки за спину. – Расслабьтесь, – сказал Эбра. – Мы здесь не для того, чтобы сражаться.
Трое приближенных наместника отдали свои подушки Эбре, матери шаха и наследному принцу.
Я был удивлен, но не напуган. Я хотел снова увидеть Эбру, хотя бы для того, чтобы показать, какую силу он принизил, бросив меня в ту лужу в Лискаре. Нас было десять против пятнадцати янычар, и я готов был принять эту ставку.
– К чему эти сюрпризы? – вспылила Сади. Гнев словно пробудил ее к жизни. – Я считала вас благородным человеком, наместник.
– Как я уже говорил, я не позволю, чтобы на моей земле проливалась латианская кровь. Если хотите сражаться, делайте это подальше отсюда.
– Мы не хотим. – Эбра похлопал по низкому столику, и его перстни с камнями застучали по мрамору. С самодовольной улыбкой он оглядел каждого из нас, лишь скользнув взглядом по мне. – Мы здесь вместе с армией, чтобы защитить Демоскар и прилегающие земли ради шаха.