– Ангельская песнь учит нас, что мир – наш сад и что мы должны наслаждаться всеми его плодами в рамках закона. Например, обещание никогда не есть яблоки – идиотизм. Еще одно извращение, которое вы, священники, навязали нашей вере.
– А, так ты реформатор? – Лазарь отмахнулся от меня, как от мухи. – Я не стану обсуждать с тобой теологию.
То же самое говорил мне Великий муфтий – незадолго до того, как я его заколол.
– Помнишь Пендурум? – спросил он.
– Я едва не погиб при его осаде. Его железные стены защищала толпа упертых наемников.
– Те наемники, которых ты разбил в Пендуруме, стали грабить монастыри, когда ты взял их свободный город. Я уверен, ты понимаешь, что это значило для женщин и мальчиков, которые стали их жертвами.
– Разве я отвечаю и за эти грехи?
– Ты – человек грешный, как и все мы, но я сказал об этом не для того, чтобы тебя обвинять. – Он смотрел на меня с мягкой, почти добродушной улыбкой. – Несколько лет назад на монастырь Селены напал отряд этих наемников. Они не посмели коснуться ее и никого из высокородных, но с простыми девушками и мальчиками совершали гнусные, подлинно извращенные действия, и Селену заставляли смотреть на это.
Какая мерзость. Мне не следовало отпускать тех наемников на свободу в день, когда пали стены. Милосердие не должно было одолеть мой гнев. Надо было разбросать их плоть и конечности по ледяным землям.
– В день, когда ее выкупили и она вернулась к отцу, – продолжал Лазарь, – войдя в императорский тронный зал, Селена смело, перед всеми экзархами и придворными и в присутствии отца и могущественного императора Ираклиуса, поклялась Архангелу, что не ляжет с мужчиной до тех пор, пока закон Двенадцати не воцарится по всей земле.
Закон Двенадцати – то, к чему мы стремимся, это чистая справедливость, при которой и мужчины, и женщины получают по заслугам лишь по делам и по вере. В этом мире он никогда не будет достигнут, хотя к этому все мы должны стремиться. А Селена, похоже, имела подлинное стремление. Может быть, если мне удастся ее вернуть, я сумею убедить ее в справедливости моего дела.
– Как раз для этого я здесь, патриарх, – чтобы установить порядок Двенадцати. Каждый человек должен получить то, что заслуживает. – Я указал на него открытой ладонью. – Мы начнем с тебя.
Я велел стражникам вырывать патриарху ногти, пока не признается, где спрятал мою жену. После ухода Эдмара я лишился своего самого искусного мучителя, так что приходилось довольствоваться примитивными методами.
Я приказал половине боевых сил укрепиться на стенах, а другой половине обыскивать город и окрестности. Что мне даст убийство Иосиаса без Селены? Я не смогу претендовать на трон, и знать империи выберет следующего императора из числа его кузенов. Начнутся раздоры и войны. Нужно найти Селену, этот путь – единственный.
Я нашел Джауза в буфетной, превращенной им в мастерскую. Там воняло серой, а его подручные из Шелковых земель смешивали какие-то жидкости и порошки. Сам Джауз на сильном огне расплавлял металл до жидкого состояния.
– Не так горячо, как твой огонь, – сказал он мне.
– Ты пытаешься со мной состязаться, Джауз?
– Разве я не должен? Что за польза от меня, когда ты и сам все можешь?
– Над чем ты работаешь?
Джауз вылил жидкий металл в цилиндр.
– Не могу сказать, пока не вложу это в твои руки.
– Хочешь выиграть время, пока не стал совсем бесполезным?
Джауз вытаращился на меня так, словно сердце у него подпрыгнуло к горлу.
Я рассмеялся, чтобы сломать напряженность.
– Я шучу. Ты несчетное число раз доказывал, что полезен, и я уверен, что ты сделаешь это снова.
– Можешь быть уверен, я все сделаю, чтобы остаться. А иначе придется возвращаться к созданию статуй для императора Шелковых земель.
– Я не знаю худшего способа понапрасну расходовать твой талант.
– А я знаю. – Джауз постучал молотком по остывающему металлу, чтобы придать ему нужную форму. – Мой сын конструирует отхожие места в императорских замках.
– Да, мне кажется, ты об этом упоминал. Сколько у тебя детей?
– У меня три сына и дочь, от трех женщин.
– И на всех троих ты женат?
– Разумеется. – Он утер пот со лба и отложил молот. – Богатому мужчине в Шелковых землях не подобает иметь меньше жен. И фактически некоторые богатые женщины тоже имеют несколько мужей.
– Называй это как угодно, Джауз, но, как по мне, вы ничем не отличаетесь от диких кроликов. Когда я завоюю Шелковые земли, это все должно будет прекратиться.
Джауз рассмеялся от всей души.
– Если ты завоюешь Шелковые земли, Великий магистр, даже я склонюсь перед ангелами, что дышат огнем. Можешь мне тогда об этом напомнить.
Но не ангелы дышали этим огнем. Я вернулся в тронный зал и вздремнул на золотой кушетке.
Когда я очнулся, Ашера сидела рядом со мной. На ней было зеленое платье, подаренное мной в Никсосе. Оно подходило к блеску ее изумрудных глаз.
– Ты до сих пор думаешь о таких ничтожных проблемах, – сказала она.
– Разве тебя никто не учил? Никогда не наблюдай за спящим мужчиной, если только не любишь его. – Я потер глаза. – Про какие ничтожные проблемы ты говоришь?
– Про твою жену. Не имеет значения, найдешь ты ее или нет. И про этот город. Совершенно неважно, даже если ты его потеряешь. Как неважно и завоевание Востока: оно только даст твоим людям еще немного травы и грязи.
– Как ты можешь так говорить? Только это и имеет значение.
– Нет, Михей. Это все людские дела. А ты поднимаешься выше этого.
– Разве не ты провела меня сквозь Лабиринт, чтобы я взял этот город? Разве мы не сожгли столько людей, чтобы я смог его удержать?
Ашера покачала головой. Ее кожа была бледнее луны. Когда она в последний раз выходила на солнце?
– Да, мы сделали это, но по иным причинам. Это все для того, чтобы ты стал тем, кем тебе стать суждено.
– Ну и кем же мне суждено быть? Разве есть более великая участь, чем стать императором?
– Зачинатель не сядет на трон. Не будет распространять гимны подобострастных ангелов. Он станет бичом для мира.
– Как ты можешь говорить такое о моей вере? О Зачинателе пророчествует та самая религия, которую ты оскорбляешь!
– Разве вера тебя сюда привела? Отвечал ли на твои молитвы Архангел? Или кто-то другой?
– Ты о ком говоришь?
– Это Спящая. – Я не видел такой улыбки у Ашеры с тех пор, как она лишилась сознания, уколов мой лоб. – Джинны, ангелы, люди – она воплотила нас всех в своих снах. И она – единственный бог.
– «Единственный бог, которого я видела», – повторил я то, что она сказала мне в Никсосе.
– Да. А теперь позволь я ее тебе покажу.
Ашера взяла мою железную руку. Я прикрыл глаза и увидел темную звезду, непостижимо далекую. Ее невозможно достичь, даже за сумму жизней всех, кто когда-либо жил на земле. Но каким-то образом я поплыл по ее орбите. Я увидел себя крошечным светлячком на фоне бесконечности тьмы. Звезды ярко горели вокруг, и лишь одна оставалась черной. Чернотой, которую я видел в Лабиринте, высасывающей свет из всего живого.
Ашера плыла рядом, держа меня за руку. Ее губы шевелились, но не издавали ни звука. Нигде не было ни единого звука – только ошеломляюще полная тишина.
Мы плыли вокруг темной звезды, и холод сковывал мою душу. Не холодок прохладного дня, а холод, при котором появляется лед, как всегда, если я прикасался к Ашере. Жар в железной руке согревал, не давал закрывать глаза, лился сквозь тело.
Мы с Ашерой двигались все быстрее и быстрее. Что-то нас тянуло и подталкивало. Скорость с каждой секундой удваивалась, пока мы не полетели так быстро, что все органы в теле толкали кости, а кости – кожу. И все же мы ускорялись, пока я не увидел собственное тело перед собой. И тогда мы устремились к звездам, словно выпущенные из пушки.
Мы парили, и темная материя вокруг колыхалась. А потом материя разорвалась и поглотила нас. Там, внутри дыры, все было наполнено светом, таким интенсивным и ослепляющим, что он резал даже сквозь закрытые веки.
Неожиданно оказалось, что мы плывем над Костани. Но это был не тот город, который я знал, – лишь деревянная стена и самые простые дома, деревянные и глинобитные. На холме у Тесного пролива не было дворца, как и храма на втором, более высоком, холме. Морских стен тоже не было, и пролив разливался на берег. На земле вокруг пролива были нарезаны ухоженные поля.
Люди собрались на более высоком Ангельском холме и скандировали «Хавва», не сводя глаз с неба. Что-то черное проплывало под солнцем. Что бы это ни было, люди склоняли перед ним головы и поклонялись ему. Ашера взяла меня за руку, и мы полетели туда.
В облаках плыла черная металлическая гора. Но, в отличие от настоящей горы, ее бока были гладкими. Приближаясь, мы яснее видели, что она имеет форму бриллианта.
И на каждой его грани отпечатались лица, но не человеческие, а лики ангелов. Я узнал ангела Михея с десятью глазами, выстроившимися в ряд вертикально посередине лица. Каждый глаз был белым, с красной точкой на месте зрачка. Зрачки двигались, лицо было живым. Михей смотрел на людей на холме.
Ашера протащила меня по небу ко рту Михея. Рот открылся и поглотил нас. Черное молоко покрыло все мое тело. Я задержал дыхание, а Ашера тащила меня все дальше. Густая слизь напоминала пудинг. Прошло около минуты, и мои ноги ступили на твердую землю.
Мы попали в огромный зал, освещенный черным светом. Зал был размером с город. К стенам были прицеплены тысячи наполненных водой емкостей, а внутри них – странные формы плоти. В одной росло существо с десятью человеческими ногами, без туловища и с четырьмя человеческими головами. В другой был павлин с головой человека. Каждый раз, глянув на очередной сосуд, я обнаруживал новый ужас. В том, что висел надо мной, оказался осьминог, но на конце каждого его щупальца были глаза, и все больше моей головы.
И от каждого сосуда вниз к полу и к середине зала тянулись трубки. В центре стояла емкость в десять раз больше остальных. Черные чернила кружили внутри нее. Мы с Ашерой приблизились, но сквозь черноту ничего не было видно.