– Верни Сади.
Между нами повисла напряженная тишина, и наконец Лат произнесла:
– Уверена, ты понимаешь, что не сможешь быть рядом с ней, если будешь служить мне.
Я кивнул. В таком жестоком мире эта сделка казалась лучшей из возможных.
– Ты позволишь мне увидеться с ней в последний раз?
Тысячи лет назад джинны высекли в горах Святую Зелтурию. Сегодня на самой высокой горе стоит сияющий храм святого Хисти. Вход охраняют сверкающие колонны песочного цвета, выше любого дворца. Самое святое в нашей религии место превзошло мои ожидания.
Все здания в городе были высечены из горы, а между ними лежали улицы из песчаника. Горожане закрывали лица яркими покрывалами, поскольку здесь никогда не прекращались песчаные бури.
В храме святого Хисти горела тысяча свечей. Выдолбленная в скале пещера была больше Небесного дворца, стены покрывала парамейская вязь. Каждый проситель зажигал свечу, поднимал ладони и молился о вмешательстве святого. Но мне, похоже, это было уже без надобности.
Я ожидал в небольшой келье. Сквозь стены проникал гул просителей – то пылкий, то мягкий. Меня это успокаивало. Я сел на одну из разложенных повсюду диванных подушек, расшитых крошечными зеркалами, очень в аланийском стиле. Хотя я редко встречал аланийца, который бы меня не раздражал, но не мог отрицать, что они знают толк в красоте.
Я размышлял о том, что сказала мне Лат, когда мы сюда прибыли. Меня будут обучать посланники Хисти: это армия воинов-дервишей, которые служили только городу, пока племена джиннов, повелевающие ветром, огнем и водой, не послали за мной. Похоже, я носил три маски: Агнеи, Лунары и Вайи. Хотя Вайю я не убивал, его маска слилась с маской Агнеи, когда она его убила. А маска Лунары слилась с моей. По словам Лат, я самый могущественный маг из живущих.
Я понятия не имел, как воспользоваться этой силой. Пока что. И потому сидел и ждал в келье с яркими стенами и замысловатым ковром. Ждал, когда ответят на мою молитву.
Приковылял Кинн.
– Уж этого я не пропущу, – сказал он и уселся рядом, как наседка.
– Быстро ты добрался.
– Если вдруг ты не заметил, я умею летать.
– Я просто потрясен, что ты не заблудился и не украл у кого-нибудь по пути башмаки.
– Я и правда украл туфли, у аланийского принца… – Кинн смущенно прикрыл лицо крылом. – Но кто смог бы устоять перед такой обувью? Мыски его туфель загибаются вверх. Хотел бы я повстречать мудреца, который это придумал!
Я хихикнул.
– Мои сапоги ты уже не украдешь: опоздал. Я их съел.
– Отвратительно! Ты просто отвратителен.
– Ну, не могу сказать, что было вкусно. Я просто хотел выжить.
– Обувь – это дар Лат. Как ты смеешь оправдывать свое преступление?
Мы еще немного поболтали.
Эпилог. Сади
В предсмертных снах я слышала рыдания Кевы. Он был напуган. И с каждой слезой его чувства вливались мне в душу. Я пробовала его любовь, как мед, стекающий с ложки. Его горе водоворотом влекло меня в темное море. Потом его гнев обжег меня, как взорвавшаяся звезда.
Я тоже боялась. Я не молилась с самого детства и мало задумывалась о том, куда после смерти пойдет душа. Сказать по правде, я не верила в загробную жизнь, как и вообще в то, что когда-нибудь умру. И, даже если Лат была настоящей, я никогда не нуждалась в ней – до того дня, когда меня решили забросать камнями.
Барзак, куда после смерти попадают все души, оказался не таким, как я его себе представляла. Святая заговорила со мной, пока я лежала в водяном пузыре, который парил над миром. Не над одним, а над бесконечным каскадом миров. Из всех этих миров души плыли в Барзак и обратно, как пузыри всплывают на поверхности моря.
Святая сказала мне, что я вернусь, хочу я этого или нет. Что я уже возвращалась тысячу и один раз и каждый раз в другой мир, новой каплей, но на сей раз вернусь в тот же. Я буду жить в том же теле, с теми же воспоминаниями и заботами. Я не соединюсь с качающимся бесформенным морем, которое мерцало и бурлило в небе над Барзаком. Святая рассказала мне о нашей победе, о завоевании Костани, но ничего не говорила о Кеве.
Тогда появилась полоска красного света. Она покачивалась надо мной, как веревка, и уходила в туннель, наполненный светом звезд. И я тянула за эту нить, пока не вырвалась из капли воды и не попала в пылающую дыру. Возникла еще тысяча красных нитей, и каждая шла в своем направлении. Я не понимала, за какую из них тянуть, куда она меня занесет, в какой мир, в какое перерождение.
Пока не услышала рыдания Кевы. Пока его чувства не шевельнулись во мне. Пока его любовь не потянула меня домой.
И я очнулась с металлическим вкусом во рту. Я чувствовала себя как только что выкованный меч. Я находилась в зале со стенами из песчаника, стояла голой перед женщиной, на голове у которой была, подобно короне, восьмиконечная звезда.
– Ты никогда в меня не верила, – сказала она.
Все это ощущалось единым мгновением: мне в голову попал камень Ираклиуса, я умерла, ушла в Барзак, вернулась и вот стою здесь. Все это одно мгновение, промчавшееся сквозь душу.
– Кто ты?
– Та, что вернула тебя обратно.
Ее красные глаза напомнили о золотом павлине с рубиновыми глазами в тронном зале отца.
– Я убивала и была убита, сражаясь за свою страну. А ты лишь старалась сделать так, чтобы мне снова пришлось убивать и умирать ради этого. – Я прикрыла грудь трясущимися руками. – И, вместо того чтобы ждать от меня благодарности, хотя бы дай одежду.
– Я сделаю кое-что получше. – Она указала на два сундука: один – с изящными бронзовыми узорами, другой – простой, деревянный. Прежде чем выйти за дверь, она добавила: – Выбор всегда был за тобой.
Внутри деревянного сундука лежала забадарская кожаная одежда и хлопковое белье, которое идеально мне подошло. Уже одеваясь, я услышала его голос. Кева в смежной комнате разговаривал сам с собой… о башмаках?
Я бросилась из комнаты в зал из песчаника с потолком, достойным гиганта. Куда я попала? Я не стала это обдумывать и толкнула деревянную дверь в комнату, откуда слышался голос Кевы.
При виде его я сразу оттаяла. Он выглядел болезненным и худым, но его объятия были теплее, чем одеяло из конской шкуры в морозный день. Кева сказал, что хочет что-то мне показать, взял за руку и повел вверх по лестнице, на балкон с видом на город, высеченный в горах, – на Зелтурию.
На горизонте темнота предвещала песчаную бурю. Но солнце еще грело мне плечи, а теплый ветер развевал волосы.
– Уедем, – сказала я Кеве.
– Куда?
– На остров Рупат. Есть блинчики с улитками.
Кева усмехнулся.
– Мы далеко от моря.
– Тогда пора в дорогу.
Его светлые волосы совсем истончились и стали похожи на солому. Не стоило настаивать на путешествии, пока к нему не вернутся силы. Я была мертвой, но сейчас я здоровее его. Я ничего не знала о том, что ему пришлось перенести в мое отсутствие и что случилось после того, как его схватил Ираклиус. И все же я не хотела терять ни минуты на прошлое, на все страдания, которые мы пережили. Я уже умерла за свою семью, за свое племя и за страну – и не собиралась умирать снова.
– Я никуда не уеду отсюда, Сади. – Он не смотрел мне в глаза. – Я обещал посвятить себя служению Лат в обмен на твою жизнь.
– Нет, ты уже достаточно послужил. Ты проливал кровь за многих хозяев. Плюнь на свое обещание!
– Я не могу бросить вызов богу.
– Разве не это мы только что сделали? Разве не бог воскресил Ираклиуса? И все же мы справились.
– То был бог зла.
– Они все – зло! Они хотят, чтобы мы топили друг друга в крови – и ради чего? Ради молитв, оставшихся без ответа?
– Моя молитва была услышана. На этот раз на нее ответили. – Кева смотрел на меня, и на его глазах заблестели слезы. – Я потерял всех, кого любил. Когда-нибудь ты состаришься, и мне придется смотреть, как ты умираешь. Я знаю, что не вынесу этого. Я чуть не разрушил город, чтобы снова тебя увидеть. Вот почему мне нужно отстраниться как магу. Мне нужна фанаа.
Я покачала головой.
– Ты помогал мне стать храброй. Теперь позволь помочь тебе не сделать глупость. Когда я умру в следующий раз, то хочу, чтобы ты оплакал меня… А после ушел и полюбил другую. И если ты проживешь десять тысяч лет, и даже если ты увидишь конец времен, не трать свою жизнь на мертвых.
– Фанаа – это смерть. – Он мрачно улыбнулся. – Моя смерть. Я выбираю ее, чтобы ты могла жить. Будь счастлива и свободна, Сади. За нас обоих.
Кева меня обнял, как будто в последний раз. Я оттолкнула его, потом притянула к себе и поцеловала. Та красная нить света, которая возвратила меня домой, текла между нами, соединяя в одно целое наши души.
Я прошептала ему на ухо:
– Я люблю тебя, Кева.
Он сжал мою руку и прошептал:
– Я буду вечно тебя любить.
Мы целовались, не в силах остановиться.
И вдруг перед нашим балконом возникла лодка, плывущая сама по себе. Мы с Кевой смотрели на нее растерянно, как и всегда.
– И ты проделал такой долгий путь! – сказал Кева невидимому джинну, несущему лодку. – Серьезно? Надеюсь, ты говоришь правду. – Он обернулся ко мне. – Оказывается, у меня есть месяц, прежде чем я начну служить.
Кева перелез через перила и прыгнул в летучую лодку. Он протянул мне руку.
Мы посмотрели мир. Мы путешествовали по островам Пилимэй и восхищались там утопавшими в грязи гигантскими каменными головами, а после вместе с потомками колдунов плясали рядом с ними в свете неполной луны. Потом нас рвало от блинчиков с улитками в Рупате и от вонючих сыров в Джезии, потом мы ели еще. Неделю мы пробыли в окрестностях Кандбаджара, столицы Аланьи, обшаривая пальмовые леса в поисках мифического симурга (джинн Кевы клялся, что видел его). Жаль, что не нашли. Тогда мы отправились в Хариджаг, город в джунглях Кашана, поплавать под каскадом водопадов и понырять за лавандовыми жемчужинами – я с завистью признаю, что Кева нашел самую яркую и большую. Гумонг, железный город в Шелковых землях, стал нашей следующей остановкой. Его дворцы с железными башнями были отлиты из стали подводной горы. Мы наблюдали за звездами с самой высокой башни.