о те, о которых удалось узнать, разработав контакты Смитсена и Соболевского.
– То есть вы полагаете, что Львовский – один из тех темных, которых в свое время инициировал и взял под свое крыло Смит-сен? – уточнил Байдек.
– Скорее всего, – кивнул Тандаджи. – А точно мы скоро узнаем от самого Львовского. Как мы видим, – он кивнул на девушку на экране, – с каждым разом их методы все изощреннее. Сейчас они воспользовались личиной санитарки. А завтра захватят кого-то из министров, часто встречающихся с ее величеством, а мы не сможем это вовремя вычислить.
– Я понимаю, как можно скопировать внешность. Но допуски? – с сомнением пробормотал Байдек. – Все-таки вероятнее, что Львовский сам подписал договор, уже находясь под личиной девушки, и получил допуски под щиты.
– Нет, если только он не способен одновременно находиться в двух местах, – ответил Тандаджи невозмутимо. – Установлено, что в тот день, когда задержанный шантажировал герцогиню Катерину Симонову, Ольга Лескова работала в лазарете.
Мариан покачал головой. Его тревожило только одно – как не дать повториться покушению.
– Тогда нужно выяснить, почему личина не слетела при проходе через ворота и как получены допуски. Иначе все наши щиты – бесполезная трата стихийной энергии.
– Личина держалась на амулете, – Тандаджи ткнул пальцем в шею санитарки на экране, – наши магэксперты сейчас исследуют его. Но, полагаю, если амулет делал Данзан Оюнович Черныш, то его силы бы хватило, чтобы преодолевать ворота без разоблачения. А вот с допусками сложнее. Уверен, – его голос стал чуть едким, – господин Львовский будет так любезен, что прольет свет и на этот вопрос.
На записи вокруг тележки вился звезда вечера – Ясница, и тидусс повернулся к Байдеку.
– Удалось расспросить твоего подопечного?
Байдек едва заметно усмехнулся – Ясницу как основного свидетеля опрашивали в начале следствия, и огневик очень гордился этим.
– Сказал, что учуял еду. Для них чем огнеопаснее, тем вкуснее и питательнее. Вышел посмотреть, увидел «еду», спрятанную в кусках мыла, унюхал, что девушка пахнет мужчиной, и понял: что-то неладно.
– Экспертиза взрывчатки готова? – вмешался Стрелковский.
– Работают, – отозвался Тандаджи. – В предварительном заключении речь про тот же орвекс, который ты первым обнаружил в цехах в Тидуссе.
– Как только удалось пронести такое количество, – пробормотал Байдек. – Судя по силе взрыва, не меньше двухсот грамм.
– На это я могу ответить. – Тандаджи смотрел на экран, где Ясница вылизывал себе лапу. – Вещи Лесковой обыскали. Она носила с собой еду в широком термосе со стальной колбой. А внутри – двойное дно, куда в слое густого крема помещался кусок мыла в целлофане, с прослойкой взрывчатки. Сканеры воспринимали его как термопрокладку. Если бы не знали, что нужно искать тайник, не нашли бы. Она проносила взрывчатку с собой, складывала куски мыла в двадцатилитровую емкость с мылом жидким. Взрыватель пронесла как часть заколки на волосы. Остальное – мобильный телефон и пара проводков. Идеально, – заключил он с удовольствием. – Нам бы его завербовать, да, Игорь Иванович?
Игорь усмехнулся. Он тоже умел оценить мастерство противника. А вот Байдек был попроще и любование действиями заговорщика не разделил.
– Итак, что мы имеем на данный момент? – сухо проговорил он. – Львовский вступил в контакт с санитаркой, каким-то образом сумел перенастроить на себя допуски и день за днем носил сюда взрывчатку, ожидая появления ее величества? Не слишком ли он полагался на случайность? Моя супруга, слава богам, отличается завидным здоровьем. И никто ее вчерашнего появления предвидеть не мог. Если только у заговорщиков нет прорицателя.
– Зачем ждать? – невозмутимо откликнулся Тандаджи. – И прорицатель тут ни к чему. Основной задачей, как я полагаю, было доставить под щиты взрывчатку. А затем достаточно было прямо на дворцовой территории сменить амулет и внешность Лесковой на внешность кого-то из придворных и попасть во дворец. То, что ее величество вчера вернулась и оказалась в лазарете – удачное стечение обстоятельств, которым Львовский решил воспользоваться.
Мариан поморщился.
– Подумать только, – сказал он с глухой злостью, – страна с двух сторон в войне, гибнут тысячи людей, и только Василина может закрыть порталы. А этим выродкам война нипочем, они как преследовали свои цели, так и преследуют.
Его собеседники помолчали – этот выплеск эмоций комментариев не требовал. На экране полыхнуло, показалась кривая огромная морда Ясницы, вырвался из его пасти столб огня.
– Львовский способен говорить после такого? – спросил принц-консорт, глядя, как горит одежда на заговорщике. – Раз к нему нельзя допускать ни менталистов, ни виталистов, то достаточно ли простой медицинской помощи?
– Вчера его обезболили, очистили раны, обработали их, – пояснил тидусс. – Был в сознании, вел себя спокойно, не дерзил, но говорить отказался категорически. Его состояние мониторят, ночью провели осмотр, врач доложил, что он удивительно быстро регенерирует.
– Не боитесь допускать врачей?
Тандаджи едва заметно пожал плечами.
– Мы все рискуем, Мариан, сам знаешь, работа у нас такая. Врачи Управления понимают, что работают с преступниками. Естественно, уже имея опыт задержания Смитсена, который разрушил нашу защиту, словно картонную, мы перестраховались как могли: Львовский обездвижен, помещен в специально подготовленную для темных камеру с усиленными стенами и двойными дверями, в которую при необходимости можно пустить газ. Вдобавок, пока Львовский был без сознания, над ним провел стабилизирующий ритуал служитель Триединого. То есть неосознанно он выпить никого не сможет, а вот что касается осознанной подпитки – тут мы слишком мало знаем о возможностях темных. Поэтому и не допускаем к нему магов. Если выпьет кого-то из врачей, следователей или агентов, будет прискорбно, но малое количество энергии ему не поможет выбраться.
Запись остановилась.
– Еще раз, господин полковник? – воодушевленно спросил оператор. Недавно принятый на постоянную работу из стажеров, с торчащими волосами, долговязый и молоденький, он явно хотел еще раз увидеть огнедуха, раздувшегося до стен, как фигурный воздушный шарик.
– Достаточно, – проговорил Тандаджи. – Сделайте копии, Весенцев, исходный накопитель нужно вернуть в службу охраны ее величества.
– Так точно, – разочарованно пробормотал оператор и потянулся за чистыми кристаллами-накопителями, что стояли тут же, в «сотах».
Они не успели дойти до кабинета, когда Тандаджи позвонили с тюремного этажа и доложили, что задержанный пришел в себя после медицинского сна. И первое, что он сказал, – что готов говорить.
Господа полковники и принц-консорт спустились на подземный этаж, где, помимо Львовского, в камерах находились и задержанные иномиряне (в том числе тха-нор, с которым в данный момент работала Люджина), и те, кто участвовал в заговоре Соболевского, раскрытого еще Кембритчем, и многие другие, чья судьба была незавидна и печальна.
Через широкое смотровое окно, усиленное магическим щитом, было прекрасно видно камеру, а у стекла расположился наблюдательный пункт с системой управления дверями, вентиляцией и прочими функциями.
Темный лежал лицом вниз на медицинской койке. Руки и ноги его были пристегнуты к койке наручниками, спину залили оранжевой восстановительной пеной, к вене вела капельница. Там, где пена впиталась, виднелись страшные ожоги. Но уже подживающие, хотя у обычных людей сейчас шла бы стадия омертвения и интоксикации. Он не спал. Зеленые глаза болезненно и равнодушно смотрели в сторону стекла.
Тандаджи нажал кнопку на панели и склонился над микрофоном.
– Доброе утро, господин Львовский, – проговорил он, и задержанный дернулся, лицо его тут же искривилось от боли. – Полковник Тандаджи. Мне сообщили, что вы передумали за ночь и готовы добровольно пообщаться со следствием.
Глаза темного остановились на стекле. Он помолчал. Сглотнул и облизал сухие потрескавшиеся губы.
– Я хочу пить.
– Конечно, – ласково сказал Тандаджи. – Во время разговора и попьете.
– Нельзя, – прошелестел Львовский, тяжело дыша. – Нельзя. Я проклят. Только капельница.
– Все зависит от вашей сговорчивости, – подтвердил тидусс.
Темный несколько раз судорожно дернулся, с хрипами, – смеялся.
– Вы всё мне дадите, даже если я буду молчать. Вам не нужна моя смерть.
– Жизнь может быть хуже смерти. Болезненнее так точно, – равнодушно проговорил Тандаджи.
– Да-а, – снова засипел-засмеялся заговорщик. – Но я все равно не расскажу вам много. На мне блоки, которые могут снять всего несколько человек в мире. Вы о нас ничего не узнаете. Как это я попался, а? Все было продумано идеально…
– И вы нам про это расскажете, – подсказал Тандаджи. И вдруг, обернувшись на звук поспешных шагов, склонился в поклоне, как и Стрелковский.
По тюремному коридору мимо камер к смотровому стеклу шла ее величество Василина Рудлог, одетая в светлые брюки и мягкий свитер под горло, с волосами, просто забранными в хвост. Лицо ее было немного сонным. За ней следовали бледные гвардейцы.
– Полковник Тандаджи, полковник Стрелковский, – приветственно кивнула она.
Байдек шагнул навстречу, взглядом размазав подчиненных по стенке, и Василина мягко взяла его за руку.
– Не ругай их, – шепнула едва слышно, – я запретила им звонить тебе. Ты был бы против.
– Я против, – подтвердил он сдержанно. – Я провожу тебя обратно.
Господа полковники, как и сотрудники наблюдательного пункта, и охрана камеры, застыли со склоненными головами, готовые к семейной сцене.
– Хорошо, – сказала она так же тихо. – Только дай мне взглянуть на него. Я хочу увидеть человека, который хотел меня убить. Понимаешь? Это как посмотреть в лицо своему страху.
– Да, – коротко и тоже почти неслышно проговорил принц-консорт. – Но ты будешь говорить мне о таких желаниях, Василина.
– Да, – повторила она, слабо улыбаясь ему, и он не выдержал – поднес ее руку к губам, поцеловал с нежностью, прикрыв глаза и чувствуя, как дрожат уже его руки.