Она ощущала себя ужасно чумазой и пропотевшей. Да и вообще, в целом – ужасно. Но не жаловалась. Потому что лорд Макс вообще шел навстречу смерти, и стоило об этом вспомнить, как любая жалость к себе испарялась. А возникало глухое, упрямое желание добрести до убежища, лечь рядом с ним… но когда убежище находилось, сил не оставалось ни на что. Какое там соблазнение – принцесса не хотела ни есть, ни пить, ни шевелиться.
– Вы нарочно это делаете, да? – пробормотала она вечером третьего дня, упав в темноте спиной на одеяло и закинув босые ноющие ноги на сочленение корней папоротника, под которым они находились. Во рту стоял сладковатый привкус сухарей и папоротникового сока, и ужасно хотелось простой воды.
– Что? – отозвался Тротт. Он сидел, скрестив ноги, у узкого лаза под корневую систему и латал лопнувший ремень сумки.
– Выматываете меня, – буркнула Алина. – Чтобы я вас… в-вас…
Он поднял мерцающие зеленым глаза. Оглядел ее – принцеса сразу начала краснеть, – усмехнулся.
– Хорошая идея, ваше высочество. Завтра будем идти еще дольше. Чтобы и на разговоры сил не осталось.
Она вздохнула и промолчала, задирая ноги еще выше и упирая их уже в узловатый, похожий на клубящихся змей «потолок», отчего штанины собрались у колен, обнажив лодыжки. Полюбовалась на синяк на щиколотке, лениво раздумывая, попробовать вылечить его или сам пройдет. Все равно завтра появятся новые.
Усталость усталостью, а о занятиях с ножом Тротт не забывал – разве что в первый день, когда шел ливень и они ночевали в сердцевине папоротника, пожалел ее. Последние же два дня он, перед тем как устроиться на ночь, оставлял Алину в найденном укрытии переводить дух, а сам обследовал окрестности – нет ли поблизости паутины лорха, не остановились ли неподалеку наемники и не найдется ли родника или соконосного папоротника. Возвращался, звал «все чисто, выходите», и послушно затаившаяся как мышка Алинка выбиралась из-под корней, уже зная, что сейчас нужно будет доставать нож и становиться напротив лорда Макса на занятие.
Драться после целого дня по жаре, когда нельзя было ни напиться всласть, ни ополоснуться после урока, было очень тяжело. Но она старалась, очень старалась. И когда сегодня, после замаха, который Тротт перехватил, удалось поставить ему подножку и уронить – правда, вместе с собой, – она так удивилась, что даже не сразу заметила, как болит нога, которую она отбила о непрошибаемого профессора. И мужа.
«Муж, муж, муж…» – Алина покрутила это слово в голове, испугалась, засмущалась, зажмурилась и открыла глаза – проверить, не заметил ли чего Тротт. Но он даже не смотрел на нее. Принцесса понаблюдала за ним, лениво шевеля крыльями. Инляндец втыкал длинную хитиновую иглу в ремень, продавливал ее сквозь кожу ножом, соединяя суровой нитью лопнувшие края, и вид у него был очень сосредоточенный.
Алине все время теперь казалось, что Жрец, засевший в его сердце, может в любой момент глянуть из глаз Тротта, и это никак не облегчало ее задачу. Утешало только то, что сам бог проявлялся только по утрам, кажется, даже в одно и то же время, коротко говорил с профессором и снова засыпал. Сегодня он просто сказал, что идут они в верном направлении, что врагов поблизости не видно, но в некотором отдалении со всех сторон движутся группы наемников, и что защита над горами еще держится.
Тротт вдруг оторвался от шитья, коснулся груди пальцами, поморщился, и Алинка насторожилась. Но задать вопрос не успела – он заговорил сам, продолжая орудовать иглой.
– На самом деле я спешу, потому что никто не гарантирует, что завтра не закроются остальные порталы, принцесса. Наш поход и так опасен и почти безнадежен, не хочется, чтобы он стал еще и бесполезным.
Алина нахмурилась – и тут же в голове мелькнуло решение. Смущало только, что лорд Макс сам не догадался так поступить.
– Но ведь вы могли бы оставить меня здесь, с вашим дар-тени, а сами подняться наверх и сказать, чтобы не закрывали! – живо предложила она, стараясь не показывать, как ей не по себе: а вдруг согласится. – Я справлюсь. Вряд ли ваш Охтор сильно отличается от вас.
Профессор покачал головой.
– Сейчас это невозможно. Я из научного интереса задавал этот вопрос Жрецу. Он ответил, что мой дух связан с божественным, вернуться на Туру я не смогу. Но я бы и не стал этого делать, как не сделал раньше.
– Почему? – полюбопытствовала она тихо. Ей стало очень тепло и приятно, и даже боль в ногах немного забылась.
– Когда я был здесь последний раз, лорташское и туринское время почти сравнялись. Но я не знал, по какому принципу синхронизируется время, и не мог гарантировать, что, уйдя, не вернусь через несколько месяцев, когда для меня на Туре пройдет один день. И быть уверенным, что вообще в нынешнем стихийном хаосе смогу вернуться, тоже не мог. Поэтому не рисковал. Охтор, конечно, продолжил бы наш путь и помог бы вам, но мне было бы очень сложно видеть это во снах и не иметь никакой возможности вам помочь.
– Спасибо, – тихо проговорила Алина. – Мне тоже было бы без вас очень плохо, лорд Макс.
Тротт не ответил, так и не взглянув на нее. Никак он на нее, Алину, не желал смотреть.
Принцесса снова вздохнула. Нелегкое это дело – соблазнение. Ей все еще было очень страшно при мысли о физической близости, так страшно, что руки холодели, а затылок становился влажным. Страх, усталость, неловкость то и дело нашептывали отступиться. Ведь он так сам решил. Она же в этом не виновата!
Но при мысли, что она очнется на Туре, а язвительного и ставшего таким близким, таким родным лорда Тротта уже не будет в живых, нападало такое отчаяние, что хотелось ругаться и плакать. Именно это отчаяние заставляло пристально следить за инляндцем, переступать через застенчивость и страх и придумывать, как можно повлиять на него. Да хотя бы просто привлечь внимание!
– Так болят ноги, профессор… – решилась она, мысленно уговаривая себя не краснеть.
Он наконец-то поднял взгляд, посмотрел на нее, на ее босые ступни, прижатые к «потолку». Алина застенчиво улыбнулась и пошевелила пальцами на ногах.
– Вы на глазах осваиваете искусство манипуляции, ваше высочество, – проговорил Тротт с иронией, втыкая иглу в ремень. – Продолжайте, очень любопытно, что вы придумали.
– И я п-подумала, – продолжила она, отважно не обращая внимания на его сарказм и на мысль, что он наверняка видит ее насквозь, – м-может, вы мне их н-немного разомнете? К-как тогда плечи. – Она увидела его приподнятые брови и, привстав на локтях, обвиняюще тыкнула кончиком крыла в лодыжку. – У меня синяк! Вы можете его заодно полечить!
Профессор посмотрел на место, где был синяк, хмыкнул, затягивая узел на нитке и дергая ремень – крепко ли село.
– Ужасная рана, ваше высочество.
– Возможно, – проговорила она с нажимом, – я завтра даже буду хромать.
Лорд Макс усмехнулся – и не выдержал, засмеялся, откладывая сумку. И она тоже заулыбалась, смущенно пряча лицо в ладони.
– Вы все уже поняли, – разочарованно пробурчала она. Со стоном шлепнула ноги на «пол», отвернулась, зажмурившись.
– Это плохая идея, Алина, – без привычной насмешки проговорил Тротт.
– Подскажите хорошую, – едко ответила принцесса, не поворачиваясь.
– Лечь спать, например, – ответил он.
– Разумно, – уныло согласилась Алина. Села, потянулась пальцами к ушибу, вспомнила ощущения при залечивании пореза в ванране Тротта – под пальцами закололо, похолодело, и синяк на глазах стал уменьшаться.
– Любопытно, – с интересом произнес профессор, придвигаясь ближе. Скрестил ноги уже рядом с ней, наблюдая. – Вы научились лечить себя?
– Давно, – вздохнула принцесса, отнимая руку. – Забыла вам сказать.
– Вы молодец. – Он коснулся места ушиба, и Алина почувствовала легкий холодок от его пальцев. Покачал головой. – Идеально. И ведь совсем немного времени прошло с вашего здесь появления.
– Угу. – Принцесса с усилием помяла ноги, застонала. Прошлась руками от щиколоток к коленям, и Тротт, проследив за этим движением, посмотрел на нее ярко фосфоресцирующими глазами.
– Сильно ноют? – спросил он неожиданно сипло.
– Д-да, – настороженно ответила принцесса, задерживая дыхание и вглядываясь в него. В груди сжалось, и вдруг разом ушли вся легкость и ощущение игры. Убежище под огромным папоротником показалось тесным и маленьким, лорд Макс рядом – тяжелым, большим, подавляющим, и ей захотелось выскочить наружу, в темноту, убежать как можно скорее. Но она закрыла глаза и откинулась на спину. И с колотящимся от ужаса сердцем вытянула ногу и коснулась пальцами колена спутника.
– Вы же умираете от страха, – сказал он, не двигаясь.
– Вовсе н-нет, – прошептала она жалобно.
– Я не хочу, чтобы вы меня боялись, Алина. – Мужские пальцы погладили ей стопу, прошлись вверх по щиколотке и замерли, грея.
– Тогда, – сказала она дрожащим голосом, – с-сделайте… сделайте с этим что-нибудь.
Он молча разминал ее ступни и мышцы ниже колен, аккуратно и с силой проглаживая, сжимая, растирая, и Алина так и не открывала глаз – потому что боялась увидеть в его лице то непонятное, что так пугало ее. А еще боялась и ждала, что сейчас он склонится над ней, накроет своим телом и поцелует, и задумка ее сработает – но он оставался на месте, и нервная дрожь постепенно сходила на нет, оставляя место удовольствию. Ей становилось очень приятно и жарко – и она вдруг поняла, что выгибается на особо болезненных нажимах, тихо постанывает и вздрагивает, когда лорд Макс вдавливает ей пальцы в мышцы, вкручивает кулаки, расслабляя. В конце концов ей стало так невыносимо хорошо, что принцесса просто с мычанием замотала головой, подтянула ноги к себе, отнимая из его рук, и повернулась набок, укрываясь крылом и погружаясь в дрему.
– Видите, я вас не боюсь, – еле ворочая языком, проговорила она, когда Тротт, долго пивший из фляги, наконец-то лег рядом.
– Зато я вас, кажется, да, – ответил он с усмешкой. – Коварства вам не занимать.