– Час назад, – пробормотал Мартин, опускаясь обратно. – Сядь, поешь. Я приказал нам в бочку натаскать воды, сможем ополоснуться.
– Лучшая новость дня, – усмехнулась она устало. Села рядом, прижавшись теплым бедром, взяла кусок хлеба, откусила. Задержала взгляд на коробке с конфетами, поднесла к носу одну, вдохнула и застонала от удовольствия.
– Их надо есть, – заметил барон наставительно, приобнимая ее. Настроение стремительно повышалось. – Это шоколад, милая, знаешь, сладкое такое… Я, правда, выменял к ним еще бутылку вина, но ее экспроприировал Гуго. Сказал, в плату за персик, что я сожрал в его саду, когда мы искали Алекса.
Вики, слушая его болтовню, ужинала, слабо улыбаясь и расслабляясь под его рукой. Война изменила и его – оставив балагурство только для своих, – и ее – содрав плавность, томность, сделав резкой и жесткой, как хлыст, вызывающей благоговение у подчиненных. Но наедине друг с другом они вновь становились такими, какими были раньше.
Лагерь затихал, засыпая. Когда чета фон Съедентент направилась к большой бочке, стоящей у берега реки, их окликнули патрульные, но, разглядев, кто идет, отдали честь и двинулись дальше. Вода в бочке была холодной, и греть ее пришлось Виктории. Зато потом, когда они, раздевшись, поднялись по деревянной лесенке и погрузились в парящую походную «ванну», когда обнялись, приникли друг к другу под сияющим полумесяцем, мир вдруг опрокинулся на них покоем и ощущением хорошо сделанной работы.
Вики прижалась щекой к груди мужа и замерла, глядя на реку. И он тоже не шевелился – горячая вода расслабляла, своя женщина рядом успокаивала, и не хотелось, чтобы кончалось время, когда они могут побыть вместе.
Война словно обнулила последние шестьдесят лет их жизни, сделав незначимыми титулы, богатство, все те обиды, которые они так долго лелеяли, все комфортные мелочи, к которым прикипели, да и привычки тоже: только и было у них теперь, что палатка и любовь. И воспринималось нынче все так же ярко, как во времена стажировок у Алмаза в университете, когда они впятером выезжали на зачистки нежити, и ели из походных котелков, и спали на голой земле…
– Все чувствуется острее, правда? – тихо вторила мыслям Мартина Виктория.
– Да, – сказал он, проведя губами по ежику ее волос. Шутить сейчас совсем не хотелось.
Было горячо и тесно. Плескала вода от их легких движений, плескала река рядом, шумели удаляющиеся машины, шелестел ветер в ветвях, холодя плечи и лица. Они то мылись, помогая друг другу, натираясь до скрипа, то ласкались, скользя кожа к коже, то снова замирали, наслаждаясь близостью.
– Маринина сигналка сегодня сработала, – сказал Мартин тихо в один из таких моментов молчаливого созерцания.
Вики отклонилась – проверила ауру – и с сочувствием провела губами по его груди, прикусила кожу.
– Ты совсем пустой. Она бы стала звать тебя, не будь там что-то серьезное?
Мартин коснулся нити третьей Рудлог, все еще светящейся золотистым.
– Не думаю.
– Я могу попробовать докачать тебе резерв, – что-то прикидывая, неуверенно проговорила Виктория.
– Ну конечно, – пробурчал он. Огладил ее по спине, пощекотал грудь. – Чуть живая Вики будет докачивать мне источники. Лучше еще раз пусти в ход зубки, дражайшая супруга. Кажется, ты нашла верный способ воскресить полудохлого мужа. Ай, Вик, кусаться, а не щипаться!
Дражайшая супруга призывно взглянула на него, и Мартин подхватил ее под бедра, прижал к стенке бочки.
– Но она так помогла нам, – пробормотала Вики, сжимая его крепкие ягодицы и запрокидывая голову: оживший муж со знанием дела целовал ее в шею. – У меня резерв до сих пор растет. С накопителями пробовал?
– Пробовал, – прогудел Мартин бессвязно. – Накопителя на Зеркало уже не хватает… Да, Вик, люблю, когда ты так делаешь… Я как увидел, что первый за секунду опустел, прекратил даже пытаться. Впустую бы потратил… О-о-ох… сожми сильнее… Сердце не на месте… но надо ждать, пока восстановлюсь… Какая же ты красивая… Завтра на рассвете пойду, если ничего не случится. Ты со мной?
– Естественно. – Она обхватила его крепче, потянулась к губам и, прежде чем поцеловать, проговорила: – Я всегда с тобой, Март.
Они целовались так яростно, так лихорадочно касались друг друга, вжимая в стенки бочки, что вода плескала на землю. Вся их близость бывала теперь такой: редкой, яростной и быстрой, прогоняющей усталость. То Вики после нескольких дней отсутствия возвращалась ночью, холодная, промокшая от дождя, пахнущая порохом и муравьиной кислотой, и забиралась к Мартину под одеяло, и совала ледяные руки ему под спину, и вжималась требовательно, и садилась сверху, заставляя согреть любовью, напомнить, что они оба еще живы. То он, раздраженный неудачей или отступлением, днем затаскивал ее внутрь палатки, стягивал ей брюки, задирал китель и урывал несколько горячечных минут.
– Барон? Баронесса? – раздался извиняющийся голос из-за деревьев.
Виктория глухо застонала, и Мартин, витиевато и длинно выругавшись, повернул голову.
– Да?
– Генерал Дорфи́нгьер собирает срочное совещание. Просит вас обоих быть там.
– Час назад мы получили радиограмму от рудложских партизан, – говорил генерал. Бывший министр обороны был невысоким, субтильным, с нелепыми пышными бакенбардами, до войны считался чистым теоретиком и кабинетным служащим, однако к нынешнему моменту заслужил авторитет за блестящее планирование военных операций. – Со стороны Рудлога к нашей границе рвутся многочисленные отряды иномирян, которые ранее неспешно двигались к Блакории от Лесовины и захватывали один город Севера за другим. По сведениям, полученным от пленных, их командующий, генерал Виса-асх, после закрытия портала у Лесовины принял решение идти на воссоединение с блакорийскими иномирянскими войсками.
В темноте вокруг стола под маскировочной сетью, натянутой меж деревьев, собрались немногочисленные боевые командиры, человек восемь; большая часть еще оставалась в Льенпордте. Тянуло дымом – почтенный Гуго Въертолакхнет, круглый, с седыми лохматыми бровями, одетый в шикарный бархатный халат поверх шелковой пижамы, сидел на пеньке и курил трубку. Привалившись к его ногам, лежал толстый бульдог Листик, брезгливо поглядывая на присутствующих.
– Одна часть иномирянских войск, ранее сконцентрированная у портала и пытавшаяся захватить Лесовину, бежала после появления королевы Василины на огнедухе; остальные рассеяны по Северу и занимаются грабежами. Виса-асх не имеет больше возможности получать подкрепление из портала и контратаковать рудложцев не в состоянии, – продолжал генерал. – Он с трудом собрал разбежавшиеся отряды, оставил треть из них задерживать наступление рудложской армии, а остальным приказал соединиться с теми, кто занимается захватом городов и мародерством, собраться в кулак, чтобы в союзе с блакорийской армией генерала Манк-теша напасть на нас с двух сторон и сокрушить. Вероятно, так он пытается спасти хотя бы часть своей армии и свою голову. Слушаю, полковник.
– Разве Стена на нашей границе не должна задержать иномирян, идущих со стороны Рудлога? – хмуро осведомился командир диверсионного подразделения.
Генерал сложил руки за спиной.
– Нет. Два дня назад, когда появилась первая информация о планах Виса-асха, я приказал барону фон Съедентенту оценить состояние Стены. Барон, повторите доклад.
Все, стоявшие вокруг стола, повернули головы к Мартину.
– Вы знаете, что последние месяцы стихийные потоки Туры катастрофически ослабели, – проговорил барон, – и находятся в нестабильном, хаотическом состоянии. Я осмотрел и блакорийскую Стену, и рудложскую. Они одинаково перекручены и рассеяны. Боюсь, в нынешнем состоянии Стены не способны остановить кого бы то ни было.
– Благодарю. Надеюсь, теперь все ясно, – отчеканил Дорфингьер. – Нападение на наши позиции неизбежно. После, как мы полагаем, иномиряне, соединившись двумя армиями и полностью подчинив Блакорию, планируют развернуться навстречу рудложским и берманским подразделениям и, снеся их, захватить весь север от Блакории до Йеллоувиня.
– Нам сейчас и против одной армии продержаться непросто, – мрачно сказал Мартин.
– Совершенно верно, – подтвердил Дорфингьер резко. – Господа, нужно смотреть правде в глаза. Мы не знаем, задержат ли иномирян Стены Рудлога и Блакории, и не можем рисковать. Мы не выстоим в клещах. Для наших войск начался обратный отсчет: впереди – разгром.
После удачной операции и захвата города это прозвучало особенно зловеще. Под тентом воцарилась тишина. Мартин оглядел собравшихся. Лица были хмурыми, но ни у кого не возникло мысли упрекнуть опытного вояку в трусости или упаднических настроениях. Все понимали, что он прав.
– Нам долго сопутствовала удача. Большой вклад внесли и партизаны у Северных гор, которые разбивали обозы врагов, не давая им полноценно укрепиться на захваченных территориях. Жаль, что не удалось выяснить, кто это, – их поддержка нам бы пригодилась. Но бесконечно везти не может. Припасы и снаряды подошли к концу. Я дам команду к отступлению. Сразу после окончания совещания по нашим лагерям будут разосланы радиограммы с новой информацией и приказом. Вот здесь, – он ткнул в карту, – в Рудлоге, у Форштадта, на юго-востоке между линиями иномирянских отрядов есть еще окно в Центр шириной в две сотни километров. Пока оно не закрыто, мы обязаны успеть вывести войска и по максимуму обеспечить эвакуацию мирного населения.
Он выпрямился.
– Я благодарю всех за верность Блакории, но я не могу оставить наших солдат здесь на убой. С завтрашнего дня мы по согласованию с рудложскими военными начнем вывод боеспособных частей в это окно. Наш лагерь будет свернут, и прежде всего мы вывезем раненых. Уважаемый Гуго, – генерал почтительно кивнул погоднику, продолжающему попыхивать трубкой, – вас прошу отправиться в ближайшую рудложскую артиллерийскую часть, которая будет нас прикрывать. Координаты вам предоставят.
Старый маг невозмутимо кивнул и кинул палку псу. Тот, подбрасывая жирный зад, потрусил меж деревьев, и все некоторое время следили за ним, пока он не побрел обратно, с видом мученика волоча добычу.