А вот королевой, признаться, она себя совсем не чувствовала.
Вот и сейчас – воздела глаза к небу, ощущая веселую неловкость от церемониала, потрепала ладонью и так лохматую гриву волос с запутавшимися травинками и листьями, зевнула.
Свита смотрела на нее с самыми серьезными лицами.
– Доброе, доброе, – пробурчала Полина сонно, направляясь к ним. Потерла глаза, взяла из рук одной из девушек платье и, уже надевая его, увидела, что секретарь собирается зачитывать список дел. – Леди Мириам, постойте. Я сегодня отчетливо поняла, что пробуждение перед десятком зрителей меня не радует. Давайте-ка поутру мне просто будут приносить сюда одежду и воду. А вы будете ждать меня в гостиной моих покоев.
– Но госпожа, вам полагается сопровождение в соответствии с традициями и вашим статусом, – обеспокоенно проговорила секретарь. В том, что касалось традиций, леди Мириам была почти фанатичной. – Вы супруга короля, по вашим поступкам судят и о нем.
– И желание просыпаться в одиночестве – это, конечно же, ужасное нарушение устоев, – засмеялась Полина.
– Простите, госпожа, – смиренно ответила берманка, – но одно к одному, одно к одному… Вы ведь сами просили помочь вам освоиться и стать здесь своей…
Полина, ополоснув лицо водой из кувшина, которую полила ей на руки одна из горничных, вновь вздохнула. Она очень старалась быть достойной Демьяна, но в отсутствие мужа ей начало казаться, что все вокруг пытаются вылепить из нее кого-то другого. Кого-то удобного им, привычного, понятного. И она, однажды уже поверившая в добрые намерения людей, которые потом привлекли ее к воровскому бизнесу, теперь крайне скептично относилась ко всему, в чем ее пытались убедить.
Но сейчас Бермонт стал ее домом, и ей нужно было учиться жить в нем без опоры в виде Демьяна. И справляться с подобными проблемами самой.
– И все же, – сказала Пол как можно дружелюбнее, вытершись полотенцем и потянувшись за расческой: негоже королеве шествовать по замку лохматой и сонной, – с утра я хочу просыпаться одна.
– Да, моя королева, – пробормотала леди Мириам, опуская глаза. Вся фигура ее выражала бесконечное сожаление и говорила о том, что ее величеству должно быть стыдно за свои капризы. Но у Полины с детства развился иммунитет на воспитательные маневры окружающих.
– Тем более, – заплетая аккуратную косу, она постаралась спрятать улыбку, – вы сами мне говорили, что достойная жена и мать должна быть скромной. Вы меня убедили. Долой излишества!
Лицо секретаря осталось таким же сокрушенным, но одна из фрейлин едва заметно улыбнулась, и королева тоже повеселела – до этого казалось, что вся ее свита абсолютно лишена чувства юмора.
– Что там сегодня, леди Мириам? – Полина направилась к дверям, топнув ногой на осмелевшего зайца.
– Вы хотели ответить на письма, моя королева, – чуть запыхавшись, ответила секретарь, спеша следом. Поля открыла дверь, кивнула тут же вставшим по стойке смирно стражникам – один берман, один из ее личной гвардии. – Я отобрала вам десяток, вы можете надиктовать мне ответы, я оформлю в надлежащих выражениях.
– Думаю, я и сама способна изложить мысли в надлежащих выражениях, – хмыкнула Пол, ускоряясь.
– Моя королева, я вовсе не имела в виду, что вы не можете; конечно, вы прекрасно сможете… – потерянно забормотала берманка, и Полине стало ее жалко. – И, если позволите, – пропыхтела секретарь ей в спину, – вы двигаетесь слишком быстро, моя госпожа, у наших женщин принята плавность…
Жалость чуть отступила, и ход королева, конечно, не сбавила. Каблуки ее туфель звонко стучали по полу, и она притормаживала, только чтобы ласково коснуться одного или другого каменного варронта, вросшего в стены. Глаза земледухов при ее приближении вспыхивали зеленым, и они медленно поворачивались навстречу, склоняя огромные головы.
Она понимала, что леди Мириам действует абсолютно искренне и из лучших побуждений, да и сама Поля поначалу, чтобы наладить общение, просила о помощи. Но помощь как-то незаметно превратилась в бесконечные поучения. Берманка высказывала их с неизменной сокрушенной улыбкой: мол, я бы и хотела промолчать, но опять вы не по-королевски себя ведете, госпожа. И понятия о королевском поведении у нее заключались в трех словах: скромно, тихо, плавно.
Это точно было не про Полину-Иоанну Бермонт, урожденную Рудлог.
– Я просила первым делом сообщать мне информацию о муже и положении на фронтах, – напомнила она терпеливо. – Какие новости с утра?
Она, конечно, прямо сейчас постарается дозвониться до Демьяна, как пыталась каждое утро, а если не выйдет, то будет до вечера, до принудительного засыпания с тревогой ждать его звонка. Слава богам, на Севере Рудлога кое-где еще действовала телефонная связь и можно было общаться не только письмами. Но времени у них даже в редкие созвоны было мало, и недолгие минуты они посвящали друг другу, а не боям. Сводки Полина могла получить и сама.
За прошедшие недели наставничество, самовольно взятое на себя леди Мириам, настолько достало королеву, что она старалась как можно больше времени проводить вне замка, используя любые поводы. И это было печально, потому что замок Бермонт даже в отсутствие Демьяна ей нравился. Мрачный, холодный, каменный, он тем не менее будто принял Полину хозяйкой – иногда она почти видела, как по стенам и полу стремятся к ней зеленые призрачные волны, и тогда вокруг начинало пахнуть сочной травой и спелыми яблоками, а стены при прикосновении едва заметно вибрировали, словно кто-то большой тихо ворчал от удовольствия.
– Нужно ли вникать в мужские дела, моя госпожа? – деликатно спросила пришедшая в себя секретарь, и Поля вновь призвала себя к терпению. Леди Мириам была непрошибаема, а уволить ее было жалко. Рука не поднималась. – Наше, женское, дело – ждать, и верить в победу, и помогать здесь, чем можем…
Замок едва слышно заурчал, утробно, нежно, как огромный пес, напрашивающийся на ласку.
– Привет, – едва слышно прошептала Полина, на ходу проводя рукой по стене. Оглянулась на свиту, охранников, которые тоже присоединились к сопровождению, – лица всех были спокойны, значит, отклик услышала она одна.
– …и молиться за наших мужчин, не касаясь грязи, которой касаются они, – проникновенно и вдохновенно вещала леди Мириам.
– Анья́ла, подойди, пожалуйста, – позвала королева одну из фрейлин, ту самую, которая ранее улыбнулась ее шутке. Девушка от неожиданности сбилась с шага, чем заслужила строгий взгляд от замолчавшей леди, но поспешно догнала Полину, пошла вровень с ней. – Ты способна к моему пробуждению ежедневно обеспечивать сводки с фронтов?
– Да, госпожа, – почти неслышно прошептала девушка.
– А чтобы они сегодня к обеду лежали у меня на столе? – таинственно спросила Полина.
– Постараюсь, госпожа, – улыбнулась Аньяла.
– Тогда надо поспешить, да?
Фрейлина удивительно бодро удалилась. И, кажется, две оставшиеся девушки оглянулись на нее с завистью.
– Ждать, верить в победу и молиться, – серьезно напомнила Поля опешившей леди Мириам.
– Д-да. – Берманка проводила Аньялу взглядом, сокрушенно вздохнула. – Ваше величество, в пятнадцать часов молебен в храме Триединого о здравии солдат нашей армии и его величества. Будет вся столичная аристократия; жены баронов из ближайших линдов специально приедут, чтобы принять участие. После службы они наверняка попросят у вас аудиенции… будет достойно пригласить их разделить с вами трапезу. Они запомнят эту милость.
Иногда секретарь говорила разумные вещи. Это тоже было причиной, почему Поля ее не увольняла.
– Я, естественно, буду присутствовать в храме, – согласилась она, задумавшись. Она за последнюю неделю уже пару раз не успевала в свой лес: то болтала с Мариной до обратного оборота, то встречалась со старейшинами, а Тайкахе настойчиво просил ее как можно чаще выбираться на природу. – Но вечером я должна выехать за город. Подготовьте линдморессам приглашения на завтрашний обед. Тем, кому негде остановиться, пусть приготовят покои в замке.
– Конечно, моя госпожа, – воодушевленно поддержала ее леди Мириам. Она так радовалась, когда Поля делала что-то, по ее мнению, правильное, как радовалась бы нянюшка ребенку, научившемуся ходить на горшок.
Полина с улыбкой щелкнула по носу еще одного варронта, поменьше и помоложе остальных и поэтому более резвого, – он, почти отделившись от стены, встав на четыре лапы и подревывая, напрашивался на внимание. Здесь, среди чужих традиций, без Демьяна, она чувствовала себя ужасно одиноко, и хотя бы каменные духи радовались ей такой, какая она есть.
Поля безумно скучала по посиделкам с сестрами. Особенно с Алинкой, с которой можно было поболтать и посмеяться от души.
Но сейчас сестрам было не до смеха. Алина спала в бункере, душой пребывая где-то в другом мире и ухитрившись там выйти замуж, отчего Поля хмурилась и переживала; у Марины погиб муж, и она, едкая, любящая пошутить, даже в телефонных разговорах излучала отчаяние, напомнившее Полине то, что ощущала она сама, когда боролась за своего Демьяна. Василина после возвращения из раскаленных недр была постоянно занята, хотя и выкраивала время пообщаться, и ей Полина даже немного завидовала: она сама пока только нащупывала то, чем бы ей хотелось заниматься. С Ани не было телефонной связи, а Каролиша и вовсе сейчас оказалась в Йеллоувине и страдала в трубку, рассказывая, как ей одиноко и тяжело.
Полина ее понимала, хотя сама в одиночестве оставалась только в спальне и ванной комнате. Но у Каролины рядом был отец, а у Поли – никого, с кем ей было бы уютно. Леди Редьяла, хоть и относилась к невестке почти с материнской нежностью, все же была воспитана в других традициях и многих устремлений молодой королевы могла не понять.
Тревога за Демьяна, новости, бесконечная война, что могла закончиться крушением Туры и приходом захватчиков и в этот замок, вызывали в Полине ощущение беспомощности. И дела не спасали – она способна была поднять моральный дух солдат, навестить раненых, отстоять молебен, но это все не было настоящим делом. Пока королева не нашла, чем заняться по-настоящему важным и интересным, годились и текущие обязанности.