А когда вернулась в замок, пустой, огромный, холодный без Демьяна, то пометалась по покоям, зажимая лицо руками, чтобы не расплакаться, распахнула окна – потому что тоска сжимала грудь и не хватало воздуха – и сама не поняла, как вырвалась наружу птицей. Долетела до вокзала – будто не видела, как отправляется поезд, – покружила над крышей, борясь с желанием броситься в погоню и заставляя себя успокоиться, и поспешила обратно. Время шло к вечеру, и было страшно свалиться с небес спящей медведицей.
С тех пор она летала несколько раз. И так, с воздуха, узнавала и свою столицу, и теперь уже свой народ.
Поля выбирала дождливые или туманные дни, чтобы не попасться на глаза случайно задравшему голову прохожему и обмануть внешние камеры замка. Отлетала подальше и только потом поднималась в чистое небо – чтобы ее не заметили и стражники на крыше.
Она прекрасно понимала, что это неразумно, и как минимум нужно сказать охране о своих вылазках, и тем более не стоит скрывать это от Демьяна. Но Полина очень боялась его запрета. Она не знала, что будет делать, если он запретит.
Поля парила в лазурных небесах над дымчатым морем, сокрывшим столицу так, что отсюда были видны только два верхних этажа и крыша замка Бермонт. Туман неспешно таял под удивительно теплым и ярким солнцем, и в плотной дымке едва заметно проступали цветные стены домов Ренсинфорса, улицы, полные машин, далекий лес, в котором, как она знала, еще лежал снег.
Окна во многих домах были распахнуты настежь: температура в середине апреля не опускалась ниже десяти градусов тепла и привыкшими к долгой зиме бермонтцами воспринималась как наступившее досрочно лето.
Об этом между обсуждением насущных дел и говорили за окнами квартир и офисов, когда Полина зависала у верхних этажей так, чтобы ее не разглядели.
– …Как тепло-то последние дни, Ве́рна, – толковала одна соседка другой, развешивая белье на лоджии. – Всегда бы такая весна была, да?
– А и будет, – отвечала ей уверенно другая, – как наш король женился, так и будет…
– …«Пригороды и леса Ренсинфорса патрулируют военные на листолетах, – звучало в выпуске новостей из телевизора, установленного напротив окна, – поводов для паники нет. Слухи об инсектоидах не подтверждаются, но армейские части столицы наготове…»
– …Нет, виталиста так и не нашла, – обеспокоенно говорила молодая мамочка кому-то по телефону; ребенок ее хныкал в соседней комнате, – а зубы режутся, Уни почти не спит…
– …Неужели действительно инсектоиды уже к нам подобрались? – со страхом судачили старушки в аккуратном внутреннем дворике большого дома. – Говорят, на юге видели где-то, со стороны гор. Ох!.. Да нет, ничего, Ве́лия. Смотри, какая громадная птица. – Старушка тыкнула клюкой в небо, и Полина предусмотрительно поднялась выше. – Лебедь, что ли, не разгляжу в этом тумане никак. Неужто лебеди прилетели раньше срока?..
Говорили о войне, о родных и весточках от них, о бесконечных пробках на дорогах: кое-где на улицах Поля действительно не первый раз видела неработающие светофоры или аварии и столпотворения, вызванные ими. О том, что из-за войны на континенте многие компании разоряются и людям не найти работы, что появились проблемы с продуктами и товарами, ранее завозимыми из Блакории, Инляндии и Рудлога. Что беженцы всё прибывают, а селить их некуда, и что шаманы видели на севере, там, где вечно стоят льды, сияние в виде зеленоватого молота, и это верный знак скорой победы и окончания войны.
Что-то Полина слышала и в прошлые свои вылеты, что-то услышала в первый раз. Ей было любопытно и забавно заглядывать в чужие мирки, в чужие жизни, понимать то, что она не понимала раньше. Это было настоящим приключением и развлечением, и при этом совершенно безопасным. Например, она узнала, что бермонтцы-люди живут в основном в многоэтажных домах, а берманы-оборотни предпочитают окраины и свои домики, пусть даже маленькие. Для берманов клана Бермонт был выделен целый район позади замка, весь состоящий из отдельных домов и домищ, окруженных садами. Но и он не был закрыт: по улицам свободно ездили машины и ходило столько пешеходов, что явно все они не могли быть берманами. То есть местные люди и потомки Великого Бера действительно жили вперемешку и мирно.
Туман отступал, и Поля, глянув на часы за одним из окон, поняла, что у нее есть еще около получаса. Она, наслаждаясь свободой, покружила немного над крышами, окунутыми в дымку, – но внутри царапало желание слетать на юг и самой посмотреть на лес, растущий на таких же пологих холмах, как те, на которых лежал город.
«Ну нет, – строго сказала она себе. – А если там действительно затаились инсектоиды? Тем более, – добавила Пол скептически и взмахнула крыльями, решив просто еще раз облететь город, – мне на это не хватит времени».
Она, гордая и успокоенная собственной разумностью, сделала несколько сужающихся кругов вокруг замка и уже видела издалека и открытое окно своей ванной, и флаг Бермонта над замком, когда ее внимание вдруг привлекло какое-то шевеление на крыше, сокрытой туманом.
Пол скользнула взглядом по темной тени и чуть не свалилась на лету от ужаса.
Внизу сновали машины, гудел город, а сверху, на крыше старого трехэтажного дома, меж антенн и труб сидела гигантская стрекоза и лениво двигала чудовищными челюстями, то ли что-то пережевывая, то ли просто дремля. Не одну Полину скрывал туман. Пока инсектоидов искали по окрестностям, один проник в самое сердце столицы.
Бешено заколотилось сердце, и Поля, испугавшись, что вот-вот от адреналина обернется медведицей – или стрекоза ее увидит и захочет подкрепиться птицей, – заметалась над соседней крышей. Что делать? Лететь за подмогой? А если стрекоза в это время кого-то убьет? Или попытаться… попытаться… что? Выманить ее за собой к замку? Увести в лес?
Она спустилась чуть ниже, на трубу соседней крыши, мысленно уговаривая себя успокоиться и держась вне поля зрения чудовища. Присмотрелась, осторожно вытянув шею.
Сильно пахнуло кровью и муравьиной кислотой. Инсектоид не спал. Дымка все рассеивалась, и стало видно и красное пятно под его мордой, и туша, которую он доедал: рыжее пушистое ухо, окровавленный оскал, торчащие ребра – кажется, это была большая лохматая собака, из тех, каких держат в частных хозяйствах. Значит, схватил ее где-то на окраине, а сожрать приземлился сюда.
Полину затошнило, и она помотала головой, жалея бедного пса – она безумно любила собак – и принимая решение.
Она не имеет права рисковать собой. Нужно быть разумной. Тем более что она может обернуться от всплеска адреналина. Нельзя рисковать.
Если не медлить, пока тварь занята и не полетела искать новую добычу, можно успеть добраться до замка и вызвать отряд зачистки. Здесь лететь не больше минуты, а то и быстрее!
Поля сорвалась с места, мгновенно набирая скорость, но через несколько взмахов крыльями не выдержала – оглянулась. И увидела, как стрекоза, заглотив остатки пса, подползла к краю крыши, заглядывая на проезжую часть сквозь рассеивающуюся дымку, как приоткрыла крылья, загудела, явно готовясь рвануть вниз…
Только что решившая быть разумной королева метнулась обратно, так быстро, что чуть не врезалась в трубу, на которой недавно сидела. С хриплым криком мазнула крылом по огромному глазу инсектоида, и он дернулся назад, скрежещуще взвизгнув. Зависла перед чудовищем, взмахивая крыльями и старательно считая про себя «раз, два, три, четыре…», чтобы не оборотиться от ужаса.
«Иди сюда, смотри, какая я вкусная!» – орала она мысленно, а вслух раздавалось противное, заливистое кряканье-карканье.
Раньяр, выглядевший сонным, вдруг дернулся вперед, клацнув челюстями, и Поля едва успела отлететь. Он тут же потерял к ней интерес – видимо, пернатые уже были ему знакомы и казались невкусными, поэтому он перевалился через край крыши, пополз вниз отвесно по стене дома, раскрывая крылья. Из открытых окон раздались крики ужаса, и Полина, поднырнув этажом ниже, снова кинулась на него, снова ударила крыльями по огромным глазам.
Чудовище раздраженно загудело, оторвалось от стены и наконец-то полетело на нее. Его заметили и с улицы: теперь кричали и там, истошно сигналили машины, слышались хлопки закрываемых окон в домах.
«Раз, два, три, четыре», – считала про себя Полина, так быстро работая крыльями, как никогда не работала. Солнце слепило глаза. Сердце заходилось в бешеном ритме, а сознание то и дело погружалось в полудремотное состояние – то самое, которое предшествует обороту. Но счет помогал выбираться из него.
«…Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…»
Куда, куда его вести? За город она не сможет, не вытянет. Надо туда, где есть военные. Маги. Где есть оружие, огнеметы… Нужно увести от гражданских, а бойцы справятся.
Гул сзади нарастал, раньяр кидался на нее, стараясь схватить то справа, то слева, и Поля, оглядываясь, виляла, закладывала петли и ускорялась, ускорялась как могла.
«…Двадцать девять, тридцать, тридцать один… только не оборот, не оборот…»
Внизу, почти не скрытые уже туманом, виднелись улицы, выложенные брусчаткой, о которую с такой высоты получится чудесная медвежья отбивная.
Раньяр щелкнул челюстями совсем рядом, зацепив перья на хвосте, и Поля, кувыркнувшись в воздухе, метнулась вперед совсем всполошенно. Солнце перестало слепить – птица нырнула в тень замка. Охрана на крыше должна была разглядеть и ее, и стрекозу.
Но у них нет нужного оружия… и даже если она сама спрячется под щит, которым скрыли крышу после ее воровской вылазки, раньяр врежется в него… и улетит за добычей полегче. И ищи его потом по кровавому следу.
«…Пятьдесят один, пятьдесят два…»
Полина, рассекая воздух, улавливая близкий гул чудовища и клацанье челюстей, взлетела над крышей, четырехугольником обнимающей внутренний двор. Снова ударило в глаза солнце. Раздались выстрелы, засвистели мимо пули, застучали по броне раньяра: охранники стреляли по нему и вполне могли задеть пернатую королеву.