Кофе оказался именно тем, чего не хватало голове, чтобы наконец начать работать. А вот от сигареты Люк, переодевшись в военную форму, осилил две затяжки – но с наслаждением, – закашлялся, почувствовал, как слабость ударяет в виски, и отложил. Ужасно соскучился по табаку, но не стоило увлекаться.
Майлз собрал совещание с офицерами и теперь знакомил лорда Лукаса с текущей обстановкой.
– После атаки на замок Вейн около двух дней было затишье, – пояснил он после того, как расписал расстановку сил и орудий, – а затем нападения участились. Но пока это не бои, а так, прощупывание, моральное давление и выглаживание наших засек. Разведка докладывает, что в двух неделях пути сосредотачиваются большие силы противника – подтягиваются отряды из других областей, активно осваивается наша техника… было бы неплохо вам самому посмотреть на это, ваша светлость.
– Посмотрю, – пообещал Люк. Информация воспринималась с трудом, и упоминание об атаке на Вейн царапало, заставляя холодеть. Он уже слышал об этом с утра, но слишком ошарашен был возвращением в человеческое тело, чтобы испугаться за Марину. Когда Люк пришел в себя на больничной койке, вокруг оказалось слишком много людей и на него сразу вылилась куча информации.
Фон Съедентент бормотал что-то ехидное и сканировал его, был там и дракон Энтери – Люк все никак не мог сообразить, как тот оказался в Вейне. Берни с красными глазами, шмыгая носом, обнимал брата, а затем что-то рассказывал, рассказывал, рассказывал… в том числе и про нападение на замок… потом показал Люку в зеркале его глаза… и позвонил матери, потому что Дармоншир сам не в состоянии был набрать номер и смог только прохрипеть в трубку: «Мама, это я», – и отключился. После оборота он то и дело терял сознание.
Более-менее Люк начал соображать, когда в палату ворвалась Марина и вцепилась в него – жаркая, требовательная, счастливая, плачущая и очень виноватая, словно якорем заставив оставаться в сознании.
– Вы можете объяснить мне, что случилось в Вейне? – попросил Люк, когда командующий закончил.
– Я знаю лишь в общих чертах, – покачал головой Майлз. – Думаю, это лучше узнать у господина Леймина.
– Конечно, сейчас расскажу. Но я бы хотел и показать вам кое-что, – кивнул Жак и потряс одним из мешочков, которые носил с собой.
Через несколько минут вышедшие на крепостную стену офицеры и командиры разглядывали огненную птицу, реющую высоко над фортом. Леймин сжимал в руке крупный бриллиант и докладывал о событиях в замке.
Командующий Майлз вдруг присел, постучал по стене.
– Лава! Охотник! – крикнул он, и к огнедуху присоединились еще двое, вырвавшись из двух крытых жаровен, стоявших у стены. Люк изумленно выругался. – Подарок от госпожи герцогини, – пояснил командующий почтительно. – Конечно, с нашей инляндской моросью мы не всегда сможем ими воспользоваться, но в дождь и раньяры летают неохотно.
– Она вся изрезана была, живого места не осталось… – дребезжал старый безопасник. Леймин рассказывал, рассказывал, а Люк, улыбаясь, смотрел на трех играющих птиц, таких ярких в сумерках, что начинали слезиться глаза, и холодел от мысли, на что пошла Марина ради Вейна, и почти воочию видел ее, тонкую, гневную, с отчаянием в глазах, натянутую стрелой, истекающую кровью, но продолжающую отсылать в небеса огнептиц.
– Благодарю, Жак, – сказал его светлость, когда Леймин закончил. – Похоже, – он усмехнулся, ощущая и запоздалый страх за нее, и восторг, и гордость, – я очень многого не знаю о своей супруге. Господа, – он повернулся к присутствующим, – мне пора. Мы скоро увидимся, обещаю.
Все окна семейных покоев были открыты. Люк опустился на подоконник одного из них уже в темноте и едва не рухнул от контраста между сильным и гибким змеиным телом и слабостью, навалившейся при обороте.
Марина была там – она, одетая в длинное голубое платье, что-то писала, сидя за секретером, ежась от свежего воздуха с улицы. Повернулась, встала, пока он неуклюже спускался с подоконника и ковылял к ней. Глаза ее были огромными, и губы дрожали – то ли от улыбки, то ли от сдерживаемых слез.
Люк обнял ее, закрывая глаза и почти проваливаясь в сон. Больше не хотелось никуда идти и ничего делать. И Марина обхватила его руками в ответ и начала гладить по спине, шумно вздыхая и, кажется, все-таки заплакав.
У него даже не было сил сказать, чтобы она не плакала, – так хорошо ему было и так хотелось спать.
– Люк, – позвала она, легко поцеловав в висок. Он одобрительно замычал, потерся о ее мокрые губы щекой. – Люк, не спи. Я очень хочу сейчас побыть с тобой, но… Люк. Мама здесь. Она ждет тебя. Места себе не находит.
Он потряс головой, еле разлепив глаза. Несколько мгновений смотрел на Марину, соображая.
– Где? – прохрипел он.
– В своих покоях.
Дармоншир двинулся вперед и пошатнулся. И тогда Марина взяла его под руку и медленно повела к дверям.
Леди Лотту он увидел сразу, как Марина открыла дверь. Мать сидела в кресле, в темноте, перебирая молитвенные четки. В комнате пахло горем, пылью и надеждой.
Она вскинула голову, всхлипнула, приподнявшись, – но Люк в несколько шагов преодолел гостиную и почти рухнул перед ней на колени. Леди Шарлотта наклонилась вперед, обняв его, тяжело дыша, молча, судорожно проводя руками по голове, по спине, словно ощупывая, словно не веря, что это он.
– Мама, – проговорил он глухо, – прости.
– Люк, мой Люк, мальчик мой, – наконец выдохнула она, прижала его голову к груди и заплакала, целуя в макушку и раскачиваясь, будто он все еще был маленьким и она качала сына, усадив на колени. Подняла его лицо к себе и начала целовать – в лоб, щеки, нос, – улыбаясь дрожащими губами и разглядывая так, словно насмотреться не могла.
Люк почувствовал, что и у него царапает в горле и в груди сжимается ком, – поэтому он, виновато кашлянув, приподнялся и крепко обнял мать.
Щелкнул выключатель – его светлость обернулся, заморгал: Марина включила свет. Она так и стояла у двери, с неловкостью улыбаясь; глаза у нее были покрасневшими.
– Спасибо, – прошептала леди Шарлотта, и он повернулся к ней. От матери остались одни глаза – в темных волосах появилась седина, у рта прорезались морщины. По его вине. И по вине Луциуса Инландера.
Мать тоже всмотрелась в Люка, ласково погладила по голове, касаясь пальцами пятен от ожогов, проводя по выгоревшим бровям. И недоверчиво покачала головой.
– Берни сказал про твои глаза, – проговорила она тихо. – Удивительно. Всего лишь цвет, а как поменял лицо…
– На кого я похож, мам? – спросил Люк хрипло.
Леди Лотта измученно улыбнулась и крепко обняла его.
– На себя, милый, – сказала она ему на ухо. – И на меня, конечно.
Распахнулась дверь.
– И никто мне не сообщил, что ты уже прилетел! – раздался возмущенный голос сестры. Люк поднялся, пошатываясь и щурясь, развернулся, развел руки – и Маргарета влетела в них, едва не сбив его с ног.
– Я сообщил, – обиженно пробасил Берни, тоже появившийся в дверях.
– Поздно! – отрезала Рита, обнимая Люка и улыбаясь во весь рот. Глаза ее блестели. – Боги, ну ты и страшен, братец! Но главное, что живой и даже целый! Главное, выкарабкался!
– Если бы и нет, твоей энергии хватило бы, чтобы меня воскресить, – проговорил он с нежностью.
– Ну точно же, как раньше! Поверить не могу! – Она засмеялась и вдруг скривила рот. – Мы ведь все глаза выплакали… – По ее щекам потекли слезы, но Рита продолжала улыбаться. – Это же чудо! – Она посмотрела на его руку, недоверчиво потрогала ее. – Но как, Люк? Как? Марина нам, конечно, рассказала про усыпальницу Белого, но я хочу знать все с самого начала! Как ты спасся из листолета?
Она еще что-то спрашивала, а у Люка все сильнее кружилась голова. От двери ему смущенно улыбался Берни, и Марина стояла, прислонившись к стене, прикрыв глаза. Они встретились взглядами, и его светлость увидел, почувствовал, насколько она тоже измотана, как ждет момента, когда они смогут остаться наедине, – и что, несмотря на это, готова ждать его всю ночь.
Леди Лотта встала рядом, погладила его по плечу, тревожно вгляделась в лицо.
– Рита, отпусти брата, ему не мешало бы поспать, – попросила она ласково, и Маргарета нехотя оторвалась от Люка, взяла мать под руку. Графиня Кембритч на глазах оживала, словно наливаясь красками, и лицо ее больше не напоминало маску. – Немедленно спать, Лукас Бенедикт, – приказала она строго. – И жену уведи. Ей тоже не помешает.
– Спасибо, мам, – виновато пробормотал Люк, едва удерживаясь от зевоты. Сзади подошла Марина, обняла со спины, потерлась щекой между лопаток, и он чуть не застонал – так тепло и хорошо ему стало.
– Я верну его вам утром, – пообещала она. – Выспавшимся и способным говорить.
– Обязательно, – улыбнулась леди Лотта, и Марина, взяв Люка за руку, потянула его к двери. Берни, подмигнув брату, отступил в сторону.
– Но почему?! – возмутилась Рита из-за их спин. – Мы только встретились!
– Выйдешь замуж и поймешь, – наставительно ответила ей леди Шарлотта.
– То есть никогда, – проворчала сестра. И это было последним, что Люк услышал, потому что дальше он шагал за Мариной, уже почти заснув. Когда пришли в спальню, еле доковылял до постели и рухнул в нее, не сняв одежды.
Марина, успев раздеться, теребила его, расстегивая пуговицы на армейской рубашке, ремень на брюках. Глаз он открыть уже не мог, как и поднять тяжелую голову.
– Оставь, – попросил он почти жалобно. – Я потом, сам… – Люк вытянул руку, привлек Марину к себе, заставляя ее лечь рядом, обхватил, прижался сзади и наконец-то заснул, чувствуя себя счастливейшим человеком в мире.
Марина
Я боялась закрыть глаза.
В спальне горел свет, Люк дышал мне в затылок, было жарко и неудобно – но я улыбалась, прижимаясь к нему сильнее, и не могла заснуть. Мне было страшно, что я проснусь – а его нет. И все это мне привиделось.
Поэтому я таращилась в раскрытое окно, гладила руки, обнимающие меня, и вспоминала все, что случилось сегодня. С самого утра, когда меня разбудил Мартин, с моего отчаяния, надежды, с удивительной усыпальницы первого Инландера и всего, что произошло в ней, – и до вечера, когда