я уже места себе не находила, ожидая мужа.
После того как Люк улетел к фортам, я успела и поговорить с Берни: он ждал, пока я провожу Мартина с Викторией, – и позвонить леди Лотте. Они с Ритой уже направлялись к Вейну, и свекровь шептала мне в трубку: «Не могу поверить, пока не увижу, Марина… это правда, правда ведь?» Успела получить выговор от доктора Кастера, напрочь запретившего мне что-то делать в лазарете, отдать камни от сестер Леймину, написав подробную инструкцию о том, как вызывать огнедухов. Позвонила наконец-то Василине, и мы проговорили час, не меньше, а затем минут двадцать – с Полиной: пережитого, начиная с разбившегося листолета, было так много, что мне отчаянно нужно было с кем-то им поделиться, а слова будто закрепляли реальность.
Василина, узнав о том, что я научилась подпитываться от огня, и услышав мой пересказ истории Энтери о Седрике, проговорила:
– Я обязательно занесу это в свои записи, Марина. Но как же обидно, что мы собираем важнейшую информацию по крохам!
– Это лучше, чем ничего, – улыбнулась я.
– Да, будет что передать детям, – согласилась она. – Если мир не рухнет, конечно.
– Не рухнет, – сказала я уверенно. Разве может он рухнуть, когда ко мне вернулся Люк?
Она засмеялась.
– Понимаю. Мне бы тоже все было нипочем, Мариш.
Поговорила я и с отцом, и с Каролинкой – в ее случае о своих переживаниях и обидах болтала она, и это тоже помогло отвлечься. А остаток дня провела со свекровью, Ритой и Бернардом. Мы вчетвером ждали Люка, говорили о нем, то и дело поворачиваясь к окнам, и в глазах каждого я видела тот же страх, что снедал сейчас меня, – что все это нереально, иллюзия, и мой муж не вернется.
Но Люк вернулся.
Муж дернулся за моей спиной, сжал, тяжело дыша, – и тут же расслабился, дыхание его выровнялось. Я заморгала часто-часто: в глазах расплывалось. Взяла его руку с брачным браслетом, прижала к губам – от пальцев пахло табаком и озоном.
– Я люблю тебя, – прошептала в ладонь. – Люблю, люблю, люблю, Люк… люблю, люблю, люблю…
Он снова пошевелился, пробормотав что-то хриплое и жаркое, и без лишних сантиментов опустил руку мне на грудь. Удовлетворенно хмыкнул и снова ровно задышал.
Я тихо засмеялась, изворачиваясь и кое-как натягивая на себя одеяло. Одного простого земного движения хватило, чтобы испарились все страхи, – и стоило закрыть глаза, как я тоже сладко и спокойно заснула.
Так хорошо мне давно не спалось. Я проснулась от шевеления за спиной, с наслаждением потянулась и повернулась на другой бок, не выбираясь из-под одеяла: вчера я не успела надеть сорочку и спала голышом. Было тепло, сонно и бесконечно легко. Лицо Люка оказалось очень близко: он смотрел на меня, голубоглазый, помятый, пятнистый и клочковатый, и кривил губы в улыбке, которую я обожала.
– Привет, – прошептала я, чувствуя, как сильнее стучит сердце. Потянулась, поцеловала его в нос, затем в губы. – Без тебя мне очень плохо спится, Люк.
– Я без тебя вообще умираю, – с хриплой иронией ответил он, и я не удержалась – тихо засмеялась, хотя сердце на мгновение сжало старым страхом.
– Как ты себя чувствуешь? – Я потеребила ворот военной рубашки, которую не смогла расстегнуть вчера, погладила его по щеке.
– Живым. – Он поймал мои пальцы губами, зажмурился, и я чуть не расплакалась, разглядывая блаженное выражение его лица. – Боги, детка, как же я соскучился по этому.
– По чему, Люк? – спросила я сипло, незаметно вытирая повлажневшие глаза.
– По твоим рукам, Марина. И нежности. – Он все еще жмурился и довольно поводил плечами от моих поглаживаний. – И тебе.
Я не выдержала – прижалась к его груди, тоже закрывая глаза.
– Ты только никогда больше не оставляй меня одну, – попросила я жалобно и едва слышно. – Я бываю невыносима, Люк… особенно когда мне больно, страшно и обидно. Что бы я ни говорила, как бы ни вела себя, не уходи, прошу. Я попытаюсь, научусь… может, не сразу, иногда я просто не в состоянии остановить себя. Но я поняла, что, когда бьешь того, кого любишь, рано или поздно попадаешь по себе…
– Детка, – сказал Люк хрипло мне в волосы, – прекрати. Когда ты такая виноватая, я пугаюсь больше, чем когда ты меня кусаешь. Тем более что виноват только я. Мне следовало подумать о тебе, а не доводить тебя до срыва. И уж тем более не убегать.
Я неуверенно улыбнулась, слушая, как стучит его сердце.
– Я тебя сильно потрепала, да?
– Угу, – усмехнулся он, согревая мою макушку теплом. – Но я наслаждался каждым моментом, Марина. Когда ты злишься, ты невероятно хороша.
Я фыркнула и легко прикусила его кожу.
– И когда не злишься, тоже, – исправился Люк и отодвинулся, осматривая меня сверху донизу. И почти сразу замер.
Я захихикала – такой ошарашенный был у него вид.
– Что там, Люк? – заговорщически поинтересовалась я у его лба.
Он осторожно погладил мою грудь.
– Они увеличились, да, – подсказала я, улыбаясь. – Да я и сама могу увеличиться. Мама всегда полнела в беременность.
– Забавно будет посмотреть на тебя в теле. – Муж сполз вниз, вжался губами куда-то над соском и снова зажмурился. – Мне, признаться, нравился и предыдущий вариант. – Он помотал головой, с удовольствием коснулся груди языком и, потянувшись ко мне, пробормотал в губы: – Но и этот ничего. Пожалуй, при некоторых усилиях я привыкну и к нему.
Некоторое время мы увлеченно целовались, и плевать мне сейчас было на нечищеные зубы и нашу общую потрепанность. Все вставало на свои места, мы наконец-то были по-настоящему вместе и близки и доказывали это друг другу с такой жадностью, что не хватало дыхания.
– А ты не растерял навыка, – прошептала я разнеженно, когда мы наконец оторвались друг от друга. Я лежала на спине, улыбаясь в потолок, а Люк, опираясь на локоть, водил пальцами по моей коже от шеи вниз. Снова замер.
– Заметно уже, – пробормотал, с опаской касаясь живота. Он выпирал хорошей такой дугой и на фоне моей худобы казался Люку, наверное, просто огромным.
– Еще бы. – Я не удержалась, снова поцеловала его куда дотянулась, в уголок губ, и погладила по пятнистому плечу. – Представляешь, каким он будет месяцам к шести? Или к концу беременности?
– С трудом, – признался муж, с удовольствием провел пальцами по своему имени внизу моего живота и вдруг поспешно убрал руку.
– Кусается? – спросила я таинственным голосом.
– Нет, – пробормотал Люк нервно, – но я их чувствую.
– И что они делают? – Я приподнялась, с завистью посмотрела вниз.
Муж опасливо положил ладонь обратно. Прикрыл глаза, хмурясь и морща лоб.
– Спят? – наконец проговорил он с сомнением.
– Ну вот и пусть спят, – прошептала я, прижимаясь к нему и снова целуя в сухие губы. – Или тебя это смущает, и мне готовиться к воздержанию еще на годик?
– Нет, моя психика не настолько ранима, – хрипло усмехнулся он, потираясь носом о мой нос. – А тебе хочется, Марина?
– Сейчас мне хочется только добраться до ванной, иначе я лопну, – призналась я с сожалением, и он засмеялся, тоже откинувшись на спину.
– Да и мне тоже бы надо. И поесть.
– Еда сейчас определенно лучше секса, – согласилась я с готовностью. С сожалением оторвалась от теплого мужа, сползла с кровати.
– Марина, – позвал он хрипло.
Я повернулась, и Люк, приподнявшись на локтях, оглядел меня с ног до головы.
– Ты очень красивая, – сказал он. Глаза его блестели. – Ты невозможно красивая, детка.
Сердце сжалось, и я забралась обратно на постель, подползла к нему на четвереньках и опять поцеловала в губы.
Он лежал, криво улыбаясь. Со смешком пощекотал снизу мой сосок.
Живой, очень живой.
– Я тоже тебя люблю, Люк, – ответила я, глотая слезы. – Я теперь немного плакса, но это ведь лучше, чем агрессивная, правда?
– Ничего, – пробормотал он, обнимая меня и прижимая к себе. – Какая угодно, Марина, главное, что со мной.
Когда я вышла в спальню, в кровати было пусто, а во второй ванной шумела вода. Я успела переодеться в домашнее платье, приказать Марии принести нам завтрак и вещи Люка из его старых покоев, а муж все не выходил. Заглянула к нему – в лицо пахнуло теплой влагой, а Люк нагим стоял у зеркала, вытирая голову.
Убрал полотенце – оказывается, он сбрил остатки волос на голове и клочки щетины на лице. Усмехнулся мне в зеркало.
– Теперь я выгляжу не так дико.
– Получше, – согласилась я, подходя и вставая рядом. Провела рукой по его влажной спине, поцеловала в плечо, разглядывая Люка в зеркале. Худощавый, жилистый. Длинное лицо, угловатость которого скрадывалась пятнами ожогов, светлые глаза, отсутствие ресниц, бровей и волос, большой нос с горбинкой.
– Сейчас очень заметно, что ты потомок Инлия, – проговорила я со смешком. – Почти одно лицо с Луциусом Инландером.
– Да, – согласился он задумчиво и невесело.
– Легко представить тебя рыжим. – И я с удовольствием похлопала его пониже спины.
– Надеюсь, это так и останется в твоем представлении, – иронично отозвался Люк. – Мне не хотелось бы вздрагивать каждый раз, когда гляжусь в зеркало.
– Но глаза-то цвет поменяли, – заметила я.
– И я бы очень хотел знать почему, – проворчал он, приобнимая меня одной рукой, а второй пытаясь распаковать зубную щетку. – И почему я вообще жив. Не то чтобы я был против, но нужно понимать. Правда, мне есть у кого спросить…
Стоять рядом, прижимаясь к нему, обнаженному, было восхитительно. А смотреть, как он мучается с упаковкой, – уморительно. Меня вообще многое смешило этим утром.
– Может, будет проще, если отпустишь меня? – намекнула я.
– Не-а, – промычал муж, прижимая еще крепче и дергая картон зубами. Я захихикала, отобрала упаковку и, вскрыв, отдала щетку.
Люк лениво чистил зубы и наблюдал за мной – а я, прислонившись спиной к мраморной плите умывальника, водила пальцем по рваным следам на его свободной руке.
– Я тут узнал, что, пока лежал поленом, моя жена героически защитила Вейн, – проговорил он невнятно. – Расскажешь? Я видел огнедухов в Третьем форте. И Леймин показал мне камни. Сегодня же передам благодарности твоим сестрам.