– Тоже хочешь сдохнуть? Ну, давай, ублюдок.
Этот двенда был очень быстрым. Он с воплем прыгнул и пролетел над движущимся в его сторону копьем, не задев, на лету пнул Эгара в лицо. Маджак пошатнулся, но устоял. Кровь во рту – сломанный зуб? Но…
Двенда приземлился всего в паре футов от него и развернулся, намереваясь ударить мечом. Эгар торопливо вскинул копье-посох, его серединой ткнул существо в грудь и протащил задом наперед через всю комнату, пока оба не рухнули среди трупов и сломанных стульев. Двенда выронил меч. Эгар в отчаянии стукнул древком под подбородок шлема. Встал на колени. Двенда откуда-то вытащил длинный узкий нож и попытался достать маджака, но древко копья, придавившее руки, ему мешало. Эгар опять ударил древком снизу вверх и навалился всем весом. Двенда издал булькающий звук. Узкий нож снова полоснул Драконью Погибель, зацепил бок и соскользнул с ребра. Эгар зарычал, отпустил копье, схватил безликий шлем и ударил им о каменный пол. Двенда опять ткнул его ножом и, кажется, на этот раз попал. Маджак судорожно втянул воздух, пытаясь как следует ухватить шлем за гладкие бока, ощутил новый всплеск жгучей боли вдоль ребер, ударил коленом, чтобы удержать руку врага. Сжимая поверхность шлема, Драконья Погибель давил и крушил, не жалея оставшихся сил. Двенда дергался и пищал. Эгар оскалил зубы в ужасной ухмылке, продолжая выкручивать противнику башку. Его голос был похож на скрежет, рвущийся из горла.
– Да, да, я тебя слышу. Почти… готово… погоди еще…
…и опять нож, а Драконья Погибель его почти не заметил в сгущающемся красном тумане, от усилий его голос стал тонким и тихим…
– …чуток…
…тварь теперь вопила, лупила его ножом и сжатым кулаком, пиналась. Неважно, неважно, не обращай внимания на эту хрень…
– …самую малость…
Хруст.
И голова двенды внезапно сделалась безвольной и бессильной в руках Драконьей Погибели. Тело существа обмякло. Нож звякнул о каменный пол.
– Вот так, – прошипел маджак. – Наконец ты заткнулся.
Он тяжело вздохнул и вскрикнул от боли, вспыхнувшей в ребрах, стоило им пошевелиться. Его глаза наполнились слезами. Он выдохнул сквозь зубы, будто проглотил что-то слишком горячее.
– Мать твою, как больно…
– Ага, рассказывай.
Он повернулся – и увидел Арчет, которая ковыляла навстречу, стискивая плечо. Но в раненой руке чернокожая воительница сжимала нож и, кажется, не собиралась падать. Он издал смешок и тотчас об этом пожалел.
– Эй, ты живая.
– Пока что. – Она кивком указала себе за спину. – Прикончила второго из твоих дружков.
Он тяжело поднялся над трупом двенды, взглянул на раненый левый бок и поморщился.
– Очень мило с твоей стороны. Я-то думал, он уже готовенький. У него ж кишки повылазили, точно тебе говорю.
– Ну… – Она пожала плечами и поморщилась. – Олдрейнская магия, знаешь ли. Лучше наверняка. Как там, снаружи?
Эгар сделал пару осторожных, пробных вдохов. Стиснул зубы и разочарованно зарычал. Наклонился, чтобы поднять копье.
– Не знаю… Эти ублюдки выходят из темноты, куда ни кинь взгляд. Видел, по крайней мере, пятерых твоих мальчиков из Престола Вековечного убитыми, но не знаю, удалось ли им забрать с собой кого-то из плохих парней. Это нехорошо.
Арчет поискала взглядом другие свои ножи. Заметила Убийцу Призраков, неуклюже присела и подняла.
– Тогда нам лучше убраться отсюда, – проговорила она.
– Да, я боялся, что ты скажешь…
И тут они услышали звук, от которого лицо маджака просветлело, словно кто-то волшебным образом избавил его от боли.
Снаружи орал Рингил – хрипло, но совершенно четко, по-тетаннски:
– Держаться! Держаться, мать вашу! Они умирают, как люди! Стоим все как один! Стоим!
Файлех Ракан лежал мертвый посреди улицы, с раскроенной олдрейнским топором головой. С двумя двендами он расправился – они лежали неподалеку от его ног, – но третий оказался слишком быстрым. Рингил как раз бежал к блокгаузу с искалеченным отрядом выживших и видел, как все случилось, но опоздал, не успел ничего предпринять.
Двенда, который прикончил Ракана, резко повернулся на звук шагов. Рингил атаковал. Поднял щит, чтобы заблокировать удар топором, напрягся и отбросил оружие в сторону. Другом Воронов попытался достать бедро врага. За последнюю безумную четверть часа он узнал, что олдрейнские доспехи прочны ниже колена, словно там, под тканью, есть что-то вроде поножей, защищающих голень. Выше колена сила уступала место гибкости, и черный материал, обтягивающий ноги, был тоньше. Человеческая сталь, может, не рассекала его, но для кириатской он был все равно что гнилая парусина. Рингил разрубил ногу двенды на ширину ладони, вытащил оружие и отступил. Когда тварь упала на колени, воткнул Друга Воронов ей под шлем.
Прием становился привычным.
Он завертел головой. Остатки Ракановских патрулей отступили к блокгаузу, как и планировалось, но надвигающиеся со всех сторон двенды их сильно прижали. Он насчитал четверых гвардейцев – нет, троих; вот еще один упал в грязь, сраженный клинком двенды, с фонтаном крови, бьющим из наполовину рассеченной шеи, – еще четверо были у него за спиной, причем один не в лучшей форме.
И со всех сторон, посверкивая крошечными язычками синего пламени, приближались двенды. Крин громыхнул у него в голове, огнем написал ответ позади глаз.
Он поставил сапог на шлем мертвого двенды, повернул голову и рубанул Другом Воронов. Понадобилось три отчаянных, жестоких удара, чтобы отделить голову от тела. Он наклонился – чувствуя, как губы кривятся в странной улыбке, – и сунул левую руку в кровавое месиво у основания шлема. Плоть, трубки – и грубый обрубок хребта. Рингил ухватил кость покрепче, поднял голову в шлеме и зашагал к ступенькам блокгауза.
Поднял свою добычу так, чтобы ее было хорошо видно в свете факелов. Набрал полные легкие воздуха и заорал:
– Держаться! Держаться, мать вашу! Они умирают, как люди! Стоим все как один! Стоим!
На мгновение все словно замерло. Даже двенды приостановили натиск. Свет факелов ложился горячими желтыми отблесками на черный изгиб олдрейнского шлема. Кровь бежала по ладони и запястью Рингила.
Человеческий голос издал долгий, низкий радостный возглас, и его подхватили другие.
Крики превратились в рев.
Через улицу на него, воя, бросился двенда с клинком наизготовку. Рингил размахнулся и швырнул шлем в нападающего, а сам побежал следом.
Каким-то образом, прыгнув навстречу двенде, он уже знал: это Ситлоу.
Случившееся стало ночным кошмаром, расплывчатой мешаниной крови, стали и скорости. Ситлоу был быстрым – таким, каким Рингил запомнил его по двору Терипа Хейла, а то и быстрее, – и теперь он не сдерживался, как в первый раз, по каким-то причинам не желая убивать врага. Он вертелся и прыгал, наносил удар за ударом, будто длинный меч был не тяжелее рапиры, которую придворный носит для показухи. При нем не было щита, замедляющего движения, и он – Рингил чувствовал волны, исходящие от фигуры в черном – явно был вне себя от ненависти.
«Восстанет темный владыка».
Рингил отдался кринзанцу и воспоминанию о живой голове молодой женщины, приделанной к пеньку, которая беззвучно плакала, и ее слезы были болотной водой.
Это все, что у него осталось.
– Давай, ублюдок! – Он слышал собственный голос со стороны, и крик повторялся почти без перерыва. – Ну же, давай!
Ситлоу разорвал Рингилу лицо вдоль челюсти острием клинка, когда тот не успел с должным проворством избежать атаки. Ситлоу ткнул его в щель собранного из несообразных частей доспеха на правой руке. Ситлоу полоснул его по верхней части бедра. Задел шею над кирасой, разломал поврежденный правый наплечник и взрезал плоть под ним. Ситлоу…
Рингил ничего не чувствовал. Совсем.
Он нашел брод через боль и шел вперед с ухмылкой.
Много позже один из уцелевших гвардейцев Престола Вековечного будет клясться, что видел, как в темноте по рукам и ногам Рингила бегали синие искры.
Ситлоу обрушил мощный удар на дрогнувший щит Рингила. В изношенном металле и в деревянной основе появилась трещина – для новой атаки щит не годился.
Но клинок застрял в нем.
Рингил отпустил лямки. Ситлоу попытался отступить, но вес щита потянул его меч вниз. Рингил ринулся вперед, замахнулся, заорал и рубанул, что было сил.
Друг Воронов глубоко впился в плечо двенды.
Ситлоу взвыл. Он еще не освободил свой меч. Рингил всхлипнул, перевел дух и снова рубанул, держа Друга Воронов обеими руками. Рука повисла замертво, наполовину отрубленная. От шока Ситлоу упал на колени.
И снова все будто застыло.
Двенда отпустил бесполезный меч, поднял руку и потянул себя за шлем. Рингил, которого охватило внезапное оцепенение, позволил ему это – и в последний раз увидел прекрасное лицо двенды, искаженное болью и яростью. Ситлоу вперил в Рингила гневный взгляд. Стиснул зубы.
– Что, – еле дыша, произнес он по-наомски, – ты натворил? Гил, мы же… у нас…
Рингил ответил ему бесчувственным взглядом.
– Мне случалось спьяну лучше трахаться в каком-нибудь ихельтетском переулке, – хладнокровно проговорил он и ударом Друга Воронов раскроил лицо и голову Ситлоу.
Вытащил клинок, высоко взмахнул им и заорал.
«Восстанет темный владыка… Ну да, еще бы».
Потом он уперся сапогом в грудь умирающего двенды и толкнул его в сторону. Сделал два шага на трясущихся ногах по улице, ставшей полем боя. Выжившие продолжали яростно вопить; двенды, кажется, отступали. Рингил моргнул – перед глазами все странным образом расплывалось. Огляделся по сторонам, крикнул:
– Кто следующий, мать вашу?!
И рухнул в грязь, истекая кровью.
Глава 33
Дорога к Северо-Западу от Прандергала поднималась на холмы, рисуя линию изгибов, полную крутых поворотов, которая постепенно истончалась, становясь бледно-серой, и исчезала в седловине между двумя вершинами. В ясный день – такой, как сег