Но все же при малейшем запахе сырых дрожжей в его сознании тотчас, пусть на один миг, всплывали детские воспоминания.
Йист-таун — Дрожжевой город… Официально в Нью-Йорке не было района с таким названием. Оно не встречалось ни в одном из городских справочников, ни на одной официальной карте. То, что в народе называли Йист-тауном, в департаменте связи числилось как округа Нью-Арк, Нью-Брансуик и Трентон. Эта часть Города представляла собой широкую полосу, пересекавшую то, что в среднюю эпоху было штатом Нью-Джерси. За исключением нескольких жилых секторов — в основном в центре Нью-Арка и Трентона — все это пространство было занято многоуровневыми фабриками, где росли и размножались сотни разновидностей дрожжевых культур.
На дрожжевых фабриках работала пятая часть всего населения Города. Столько же народу трудилось в смежных отраслях. Горы древесины и сырой целлюлозы, которые доставлялись из непроходимых лесов Аллеганов, бесчисленное множество цистерн с кислотой, необходимой для переработки сырья в глюкозу; тысячи тонн селитры и фосфатов — важнейших для процесса добавок; огромное количество контейнеров с органическими веществами из химических лабораторий — все это требовалось для того, чтобы получить только один продукт — дрожжи, как можно больше дрожжей.
Без них шесть из восьми миллиардов людей, живущих на Земле, через год погибло бы от голода.
Бейли похолодел от этой мысли. Такая возможность существовала и три дня назад, но тогда подобная мысль просто не пришла бы ему в голову.
Машина с ревом выскочила из туннеля мотошоссе на окраины Нью-Арка. На малонаселенных улицах, зажатых с обеих сторон невыразительными блоками дрожжевых фабрик, не пришлось даже сбрасывать скорость.
— Который час, Дэниел? — спросил Бейли.
— Шестнадцать часов пять минут, — ответил робот.
— Значит, если он работает в дневную смену, мы застанем его на месте.
Бейли поставил машину в нише для выгрузки сырья и выключил двигатель.
— Так это и есть фабрика «Нью-Йорк Йист», Элайдж? — спросил робот.
— Ее часть.
Они вошли в коридор, по обеим сторонам которого тянулись служебные помещения. В том месте, где коридор сворачивал, их встретила расплывшаяся в улыбке секретарша.
— Кого вы желаете видеть? — спросила она.
Бейли достал свое удостоверение.
— Полиция. У вас в «Нью-Йорк Йист» работает некий Фрэнсис Клаусарр?
— Сейчас проверю.
Девушка была явно обеспокоена.
Она нажала кнопку селектора, под которой значилось «Отдел кадров», и ее губы едва заметно зашевелились, но при этом не было слышно ни звука.
Бейли уже доводилось видеть, как работают ларингофоны, превращавшие слабые колебания гортани в слова.
— Говорите, пожалуйста, вслух. Я бы хотел вас слышать, — попросил Бейли.
Теперь ее слова можно было разобрать, но сыщик услышал лишь «…он говорит, что из полиции, сэр».
К ним подошел хорошо одетый смуглый человек с тонкими усами и небольшой лысиной. Он улыбнулся, показав ослепительно белые зубы, и представился:
— Я Прескотт из отдела кадров. Чем могу быть полезен, инспектор?
Бейли холодно посмотрел на Прескотта, и улыбка на его лице потеряла свою естественность. Прескотт сказал:
— Я просто не хотел бы волновать рабочих. Они болезненно реагируют на все, что касается полиции.
— Что ж делать! Клаусарр сейчас на своем рабочем месте?
— Да, инспектор.
— В таком случае дайте нам указку. И если он уйдет прежде, чем мы туда доберемся, нам придется разговаривать с вами в другом месте.
Лицо Прескотта побледнело. Он пролепетал:
— Сейчас я принесу вам указку, инспектор.
Указка-гид была настроена на отделение СГ, секции 2. Что это значило в фабричной терминологии, Бейли не знал. Ему и не нужно было это знать. Указка представляла собой компактный аппарат, который легко помещался на ладони. Ее кончик слегка нагревался при совмещении с заданным направлением и быстро охлаждался, если ее поворачивали в какую-нибудь другую сторону. При приближении к конечной цели он становился все теплее и теплее.
Для новичка указка с ее едва уловимыми тепловыми колебаниями была почти бесполезна, но мало кто из жителей Города не умел с ней обращаться. Одной из самых любимых игр детства многих поколений была игра в прятки в коридорах школьного яруса с использованием игрушечных указок-гидов. («Горячо или нет, дай, указка, ответ», «Хоть куда забредешь — гида не проведешь».)
За свою жизнь Бейли уже сотни раз с помощью указки-гида находил дорогу в лабиринтах громадных зданий, так что с гидом в руке он свободно следовал по кратчайшему пути в нужном направлении, как будто перед ним была схема расположения помещений.
Когда через десять минут он шагнул в просторную, ярко освещенную комнату, кончик указки-гида был почти раскаленным.
— Фрэнсис Клаусарр здесь? — спросил Бейли у ближайшего к двери рабочего.
Тот мотнул головой, и Бейли двинулся в указанном направлении. Несмотря на включенные вентиляторы, от гула которых в помещении стоял постоянный шум, в нос бил резкий запах дрожжей.
Один из рабочих на другом конце комнаты поднялся и стал снимать фартук. Он был среднего роста, довольно молодой, но с глубокими морщинами на лице и начинающими седеть волосами. Он медленно вытирал свои огромные, узловатые руки селлетексовым полотенцем.
— Фрэнсис Клаусарр — это я, — сказал он.
Бейли бросил взгляд на Р.Дэниела. Робот кивнул.
— О’кей, — сказал Бейли. — Найдется здесь место, где мы могли бы поговорить?
— Может, и найдется, — медленно проговорил Клаусарр, — но у меня почти закончилась смена. Как насчет завтра?
— До завтра ждать слишком долго. Давайте-ка поговорим сейчас.
Бейли показал ему свое удостоверение.
Спокойно продолжая вытирать руки, Клаусарр холодно сказал:
— Не знаю, как у вас в полиции, но мы здесь едим строго по графику. Мой ужин с семнадцати ноль-ноль до семнадцати сорока пяти. И появляться в столовой в другое время бесполезно.
— Не беспокойтесь. Я позабочусь о том, чтобы ваш ужин принесли сюда.
— Ну-ну, — невесело проговорил Клаусарр. — Прямо как аристократу или полицейскому класса С. А дальше что? Может, вы еще и отдельную ванну мне предложите?
— Отвечайте на вопросы, Клаусарр, а остроты приберегите для своей подружки. Так где мы можем поговорить?
— Если хотите, можно воспользоваться весовой, а уж устроит она вас или нет — это ваше дело. Мне-то с вами говорить не о чем.
Бейли подтолкнул Клаусарра к весовой. Это была квадратная стерильно-белая комната со своей собственной и гораздо лучшей, чем в соседнем зале, вентиляцией. На столах вдоль стен в стеклянных футлярах стояли чувствительные электронные весы, управляемые электромагнитными полями. В дни учебы в колледже Бейли пользовался более дешевыми моделями. Он узнал одни весы, которые позволяли взвесить всего лишь миллиард атомов.
— Думаю, здесь нам никто не помешает, — сказал Клаусарр.
Бейли неопределенно хмыкнул в ответ и повернулся к Дэниелу:
— Пожалуйста, выйдите и организуйте, чтобы сюда прислали еду. И если вам нетрудно, подождите за дверью, пока ее не принесут.
Он проводил Дэниела взглядом и обратился к Клаусарру:
— Вы химик?
— С вашего позволения, я зимолог.
— А какая между ними разница?
Клаусарр высокомерно посмотрел на Бейли.
— Химик — это всего лишь размешиватель бурды, повелитель вонючих колб. В отличие от него, зимолог — человек, благодаря которому живут несколько миллиардов людей. Я специалист по дрожжевым культурам.
— Понятно, — сказал Бейли.
Но Клаусарр и не думал останавливаться:
— Эта лаборатория обслуживает всю компанию «Нью-Йорк Йист». Мы не останавливаемся ни на день, ни, черт побери, на час, чтобы обеспечить ее всевозможными дрожжевыми штаммами. Мы исследуем и регулируем их питательные свойства. Мы следим за их размножением. Мы изменяем их генетику, создаем новые штаммы, уничтожаем неудачные, выделяем нужные нам свойства и снова скрещиваем их. Когда пару лет назад жители Нью-Йорка стали получать клубнику в межсезонье, это, мой дорогой, была не клубника. То была особая ароматизированная дрожжевая культура с повышенным содержанием сахара, которой придали естественную клубничную окраску, — Saccharomyces olei Benedictae. Ее вырастили здесь, в этой комнате. Двадцать лет назад она была всего лишь чахлым, ни к чему не пригодным штаммом с противным привкусом сала. Этот привкус сохраняется до сих пор, но жирность продукта возросла с пятнадцати до восьмидесяти семи. Если сегодня вы пользовались экспресс-дорогой, знайте, что она смазана именно S. O. Benedictae, штамм АГ-7, который был выведен здесь, в этой комнате. Так что не называйте меня химиком, я зимолог.
Бейли невольно отступил перед яростным всплеском профессиональной гордости зимолога.
Опомнившись, он резко спросил:
— Где вы находились вчера между восемнадцатью и двадцатью часами вечера?
Клаусарр пожал плечами:
— Прогуливался. Я люблю немного побродить после ужина.
— Вы заходили в гости к друзьям? Может быть, были в субэфирнике?
— Нет. Просто гулял.
Бейли плотно сжал губы. При посещении субэфирника в абонементе Клаусарра обязательно сделали бы отметку, что нетрудно было проверить. Проведи он вечер в гостях, ему пришлось бы назвать имена друзей и вместе с ними пройти очную ставку.
— Значит, вас никто не видел.
— Не знаю, может быть, кто-то и видел. По крайней мере, мне об этом неизвестно.
— А что вы можете сказать о предыдущем вечере?
— То же самое.
— Значит, у вас нет алиби?
— Если бы я совершил какое-то преступление, инспектор, я бы о нем позаботился. Зачем мне алиби?
Бейли не ответил. Он заглянул в свой блокнот.
— Однажды вы уже привлекались к суду. По обвинению в подстрекательстве к беспорядкам.
— Ну и что с того? Один из этих роботов, протискиваясь мимо, толкнул меня, и я подставил ему подножку. Это, по-вашему, подстрекательство к беспорядкам