По лицу Боны стало понятно, что та растерялась. Она сделала более уверенный книксен и ответила кратким «благодарю», но теперь только потому, что не нашла других слов. Илия заметил, что она проводила его взглядом. «Истинно верю, что теперь ее нрав станет чьей‑то проблемой, главное, что не моей», – подумал Илия напоследок. Он намеренно сел в автомобиль без Ренары, чтобы сестра всю дорогу не отчитывала его за амурное фиаско. Она ехала в следующей за ним машине, и Илия почти чувствовал затылком, как она посылает через все автомобильные стекла осуждающие взгляды, что стрелы. Из кармана переднего кресла торчал свежий выпуск «Дивного мира». Илия увидел на первой полосе новость о результатах последнего суда за маннгерд и подумал, что газету тоже стоило убрать из салона. Однако ехать до аэродрома предстояло четыре часа. Посопев, Илия вытащил газету и поспешно развернул, пролистав первые полосы, заголовки на которых его бы сильно обрадовали. В мире сейчас нет ничего хорошего, и король был осведомлен лучше журналистов о причинах. На пятой странице размещалась колонка о Фонде Белого Сердца. Копия брошюры гласила: «Видишь, что твой близкий болен, – не тяни, отведи к врачу!» Под заголовком курсивом выводилось определение «эха окопов», ветеранской болезни, которую по настоянию Лесли и Фонда таковой признали официально еще в годы войны. Шаг был отправным, а за этим порогом простиралось непаханое поле с вредоносными сорняками. Медицина Эскалота, передовая на всем Абсолюте, не сразу возвела «эхо окопов» в ранг опасных заболеваний. Но на деле то оказалось настоящей эпидемией, если учесть, что почти каждый мужчина в возрасте от восемнадцати до шестидесяти четырех лет побывал на Старом или Новом фронте. И когда с заявлением пришлось смириться, ученые занялись своими прямыми обязанностями. Лесли удалось растормошить ретроградов из Эскалотского медицинского университета. Поэтому теперь перечисленные в брошюре пункты являлись ценными лекарствами. «Слабость тела можно излечить медикаментами, хворь духа – словом и делом», – протянулось вдоль полосы. Илия читал:
«I. Если ветеран плохо спит, не высыпается, кричит во сне, просыпается в поту и эти симптомы сохраняются дольше двух недель – ведите его к врачу!
II. Если у ветерана появились проблемы организма, которыми он раньше не страдал и которые не обусловлены последствиями физической травмы (например, слабость желудка, отказ от еды, тошнота, головокружения, сонливость, забывчивость и многое другое) – ведите его к врачу!
III. Если ветерану стали свойственны вспышки агрессии или, напротив, замкнутость, не свойственная его натуре, – ведите его к врачу!
IV. Если во время разговоров ветеран внезапно теряет нить беседы, выражается путано или долго смотрит в одну точку – ведите его к врачу! (Постарайтесь выявить закономерность, после каких слов, интонаций и звуков это происходит.)
V. Если по возвращении домой ветеран дольше месяца не узнает знакомые ему улицы и не различает цвета светофора – ведите его к врачу!»
Илия отметил, как странно составлен текст: адресатами являются семья и друзья ветерана, а не он сам. Но «он сам», например Илия, ни за что бы не заметил подобные симптомы, потому что на фоне полевого дискомфорта они ощущались сущими мелочами. И конечно, Илия ни за что бы не позвал главного лекаря – пожаловаться на сонливость или отсутствие аппетита. Его мать, конечно, все это учитывала, и все, что сделала в Фонде, – сделала для Илии. Только вот Лесли никогда не слыла жадной, была скорее расточительной, а потому легко поделилась с Эскалотом тем, что нашла против «эха окопов».
По прибытии в столицу Илия без предупреждения заявился к королеве на чай, и Лесли тут же взяла его в оборот:
– Как тебе Бона?
– Бесспорно, хороша, но не мне, – не то винясь, не то смущаясь, отозвался Илия.
Он ждал, что мать будет его уговаривать. Но Лесли вновь удивила:
– Значит, найдем еще лучше! Ты ведь не о ней хотел со мной поговорить? – Она опустила руку в перчатке на скатерть, и Илия осознал, что молчит слишком долго, пялясь на разницу двух белых тканей.
Осудив про себя мнительность и призывные брошюры о ветеранской болезни, Илия тряхнул головой и ответил:
– Да. Я хотел похвалить тебя и поблагодарить за успехи Фонда. Они превзошли все наши ожидания!
– Я очень рада! – просияла мать. – У нас столько планов! Столько идей!
– Поделишься? – предложил Илия, уверенный, что теперь королева не вспомнит про вопрос брака.
– О, ну, слушай! – Она даже импульсивно придвинулась к сыну, чтобы тот ничего не упустил из ее презентации. – Мы фактически расписали госпрограмму по нашему направлению, – деловито объясняла она. – Во-первых, активная героизация прошедших событий не должна слишком долго длиться в качестве центральной темы в культурной жизни. По словам доктора Голдфинч, мы должны все основные пункты повестки анонсировать и закрепить в течение года, а после выделить специальные праздничные дни и ежегодные события. Причем разделить дни скорби и дни радости, Голдфинч сказала, это очень важно. А в этот первый год необходимо построить всю программу государственных мероприятий так… словно нам всем нужно прожить за год несколько стадий горя…
– Слишком запутанно, – выдохнул пораженный Илия. – И непонятно.
– Смотри. – Лесли придвинулась еще ближе, даже стул подтащила. – Первым всегда приходит шок – это день начала войны, дату стоит воспринимать как трагическую. Следом, – она отмеряла пальцами расстояние по скатерти, – злость и ярость – самое громкое поражение, которое в будущем подстегнуло собрать все силы.
– Первое – Пальера, а второе… Наверно, прорыв Нового фронта, – размышлял вслух Илия.
– О Пальере я тоже подумала, – кивнула Лесли. – Дальше что‑то, что дало нам надежду, что война однажды закончится. – Она с любовью посмотрела на Илию.
А он с улыбкой согласился:
– Пробуждение Эльфреда.
– Твое возращение из пещеры Раската, – поправила его мать. – Снова нечто, что будто бы отобрало надежду, отодвинуло победу, но при этом напоминание о том, что в этот день мы не сдались…
– Я бы сказал, что день, когда Радожны вступили в войну…
– Я бы не рекомендовала с ними делиться, – недовольно произнесла Лесли, подливая себе чай.
Илия сначала намеревался оспорить, но, учитывая нынешнюю политическую обстановку и притязания на маннгерд, действительно не стоило. Пусть даже это было нечестно.
– Тогда день казни отца, – мрачным голосом напомнил Илия.
Лесли поджала губы и кивком согласилась. Она вытянула из Илии нужный ей ответ. А потом продолжила:
– В конце концов – победа, – просто подытожила она.
– В конце концов, победа, – без должного триумфа повторил король, словно только что вышел из горящего Дроттнинга. – Доктор Голдфинч дала еще советы?
– Конечно! – Как ни в чем не бывало Лесли вернула увлеченный тон в беседу. – Она утверждает, что нужно вернуть сострадательность в сознание людей, которые на многие годы отказались от любых сантиментов…
– Мам, ну ты нас как чудовищ‑то не описывай, – вступился за себя и всю армию Илия.
– Ты понимаешь, о чем я говорю, – обхаживая его, исправилась Лесли.
– Да, в целом понимаю, но вы там какие‑нибудь другие слова подберите, – осуждающе бурчал он. – Пожалуйста.
– Дельное замечание, я сделаю пометку, – дипломатично подтвердила она. – В общем, нужно достать из себя те эмоции, которые до этого вы себе не позволяли.
– Только не говори, что в кино настанет эра мелодрам, – в шутку заныл Илия.
– Именно она и настанет! Военных мелодрам!
– Какой кошмар, – констатировал Илия и надкусил печенье с трюфелем, чтобы ничего больше не ляпнуть.
– В конце недели я пригласила к себе мадам Поузи. – Лесли уже завела излюбленную песню.
– О Истина… Я слышал, у нее отказали ноги.
– Надо было меньше курить, – безжалостно прокомментировала Лесли. – Впрочем, инвалидное кресло не мешает ей работать, она, наоборот, сейчас активна, как никогда! Я передам ей все рекомендации Фонда. Кстати, как дела с Кнудом?
Печенье пошло не в то горло. Откашлявшись, Илия сказал:
– Какая‑то резкая смена темы. – Он отряхнул манжеты от крошек. – Что именно тебя интересует?
– Мы считаем их врагами? – протянула Лесли. – Или бывшими врагами? Или будущими, ну, не союзниками…
– Мы считаем их поверженными врагами, – коротко ответил Илия.
Лесли потянулась к карандашу у подноса и записала мелким изящным почерком пару слов в маленький блокнот.
– Поняла. Просто нам рекомендуют избавляться от понятия «противник – не человек»…
– А когда оно у нас было? – удивился Илия.
– Эм-м, постоянно. – Лесли распахнула глаза.
Они смотрели друг на друга, и каждый думал, что другой шутит. Заметив ошарашенный вид Илии, Лесли прервала паузу предложением:
– Ах, вот что действительно важно! Голдфинч настаивает, чтобы мы привлекали ветеранов к общественной жизни и публичным выступлениям. Конечно, она просит учитывать состояние, которое у них может быть не диагностировано… Все же микрофоны, хлопки, трубы, толпа, громкие звуки. Поэтому всех нужно будет тестировать накануне мероприятий. Мы создаем специальную комиссию. Она утверждает, что лучшие роли для них, конечно, не те, где нужны именно ораторские навыки или определенная харизма, сам понимаешь, но наставники и жюри в спортивных состязаниях, турнирах…
– Отличная идея!
– Да, – обрадовалась Лесли одобрению. – У нас ближайшее событие – Чемпионат Абсолюта. Из-за войны его не проводили больше пяти лет! Согласовали место проведения. Хотели в Вале, но я настояла на том, чтобы выбрали место поближе к столице. Это должно быть грандиозно!
Лесли не обманула. Старый стадион, на котором Илия ни разу так и не побывал, располагался в провинции, немного западнее столицы, в городке под названием Гуда. В нем, собственно, только и нашлось что стадионный комплекс, множество отелей и две фабрики по изготовлению спортивного снаряжения, которые в войну перенацелили на производство амуниции. Бомбы сюда не добрались, поэтому восстанавливать ничего не требовалось, только привести в пристойный вид и украсить. Вместе с пальерами и королевой Илия прибыл на открытие Чемпионата. Ренара осталась в столице, Оркелуз принял караул тронной залы. Илия закатил глаза, а потом приставил к векам указательный и средний пальцы, тут же переведя их на сестру и рыцаря. «За вами глаз да глаз». Но он их оставил и теперь возвышался над ареной у микрофона под куполом стадиона, на котором ни разу не бывал. Но который был ему до ужаса знаком. Где он его видел?.. На открытие приехала Рогнева Бориславовна и Хаммер Вельден. Вспышки камер едва не слепили своей частотой и количеством. Радожские спортсмены стояли в ряд все на одно лицо. Гаро прохрипел: «Выглядит жутко. Будто их создали на заводе, как машины». Тристан от его слов виновато потупил взгляд. Илии тоже было не по себе. И все трое источали стыд: страх поселился в них после войны. Потому что во время войны радожцев они не опасались – бросались обнимать при встрече на замерзшей Вальтере.