но ему доставлял удовольствие сам процесс набивания трубки душистым табаком, аромат которого мгновенно разносился по всему дому, разжигание хитроумного устройства, вкус деревянного мундштука с табачной горчинкой, кольца синеватого дыма, струящиеся к потолку, и та несуетливая размеренность, которая это все сопровождала. Открыв курительный ящичек, Иосиф Моисеевич достал оттуда кисет с дорогим табаком и поднес его к носу. Запах невообразимый, не имеющий ничего общего с тем, что источают массово-клонированные сигареты и папиросы, пусть даже и экстра-класса. На душе стало спокойнее. По многолетней привычке руки сами неторопливо стали готовить трубку к раскуриванию.
«Попробуем пойти от противного, – обмозговывал ситуацию ветеран, набирая из кисета щепотку табака. – Чего боится этот неизвестный воротила? Разглашения информации. Чего хотел внук, посылая диск на телевидение? Того же самого». Решение пришло как-то само собой. Разжигая специальными спичками трубку – это был самый ответственный момент, нужно было добиться равномерного тления табака, – дед ненадолго отвлекся. Выпустив первые струйки, он прищурил глаза, наблюдая, как дым настойчиво извивается, словно живой, растворяясь в воздухе. «Чего же я морочу себе голову, – смекнул ветеран. – Надо довести до конца затею внука, и больше ничего. Если там компромат, то это привлечет внимание общественности и к делу Натаниеля и, возможно, поможет ему. По крайней мере, у адвоката появится аргумент в его оправдание. К тому же Натан говорил, что речь идет о каком-то страшном деле, об игре с террористами, от которой могут пострадать многие люди. Да, он так и сказал: "Сотни тысяч людей!" Террористов надо остановить. Но как, если тем, кто должен бороться с ними, нельзя доверять? К кому обратиться? Если даже телевизионщики сдали бедного Натаниеля… Пойти прямо к премьер-министру? Ха! Так тебя и пустили, Ося!» Рассеянно грызя мундштук, старик внезапно вспомнил обидные слова, которые ему довелось выслушать в прокуратуре. Его будто подбросило. «Если они меня, ашкенази, назвали русским, то я и пойду к русским! – Он решительно взмахнул кулаком с зажатой в нем трубкой. Несколько искорок медными точками взвились в воздух, мгновенно погаснув. – Уж там-то точно не скажут, что я русский. А если назовут евреем, то, по крайней мере, это будет правдой!»
Наскоро выбив трубку в латунную пепельницу, Иосиф Моисеевич тихонько встал и прислушался. Сара продолжала грохотать где-то в подвале.
Достав из шкафа свой парадный китель с погонами полковника медицинской службы, на котором рядом с израильскими красовались советские ордена и медали, он стал торопливо переодеваться. Награды мелодично позвякивали одна о другую. Поправив галстук, ветеран нацепил на голову форменную фуражку и посмотрел в зеркало. «Эх, где ты, молодость!» – вздохнул он и прокрался к семейной Торе. Убедившись, что его никто не видит, открыл тубус и извлек оттуда мини-диск. Сложил свиток «Пятикнижия Моисея» обратно. «И из-за этой гадости столько бед!» – подивился он, еще раз осматривая диск. Впервые он пожалел, что не умеет так ловко обращаться с компьютером, как его внук. Да и компьютера ведь в доме не стало после обыска. Завернув свою опасную ношу в носовой платок, он сунул его в карман. И аккуратно, чтобы не привлекать раньше времени внимания домработницы, стал пробираться к выходу.
Уже у двери он обернулся и, как бы невзначай, покричал:
– Сара! Сарочка! Я пойду погуляю, к деду Изе зайду!
– Вы меня спрашиваете? Ну как так можно! – бойко отозвалась женщина. – Идите уже куда вам надо и не переживайте, я все доделаю!
Старик поспешно вышел на улицу.
Ровно через два с половиной часа, румяный от долгого разговора и уважительных комплиментов, Иосиф Моисеевич Эдельштайн выходил из здания российского консульства в Ашкелоне. Преисполненный гордости и чувства исполненного долга, он остановился на тротуаре и поймал такси.
– Куда едем, отец? – молодой таксист с нескрываемым интересом рассматривал старика в полковничьей форме, увешанного медалями.
– Домой, – с облегчением вздохнул ветеран и назвал адрес.
Глава 28
Москва. «Шереметьево-2»
Он любил ожидать свой рейс в аэропорту, но ни за что не признался бы в этом никому, и даже себе. Слишком много работы, постоянные дела, звонки, деловые встречи. А тут обстоятельства вынуждают тратить драгоценные минуты, а порой и часы на безделье, чего сам себе он позволить не мог. Он вообще многого не мог себе позволить. Говорят, что деньги – это свобода. Врут, таково было его личное убеждение. С тех пор как дела пошли в гору, он постоянно чувствовал, как рутина все сильней и сильней затягивается петлей на его шее, мешая сделать вдох полной грудью. Даже галстуки от этого возненавидел и при каждом удобном случае старался их игнорировать. Например, как сейчас. И вообще, с каждым днем все отчетливей становилось ощущение, что жизнь проходит мимо него. И он совершенно не знал, что с этим поделать. Подсознательно чувствовал, что все вокруг продолжает жить и радоваться, только ему за своей вечной занятостью не удается этого заметить.
Вот и сейчас, из-за нелепого телефонного звонка своего главного экономиста, который вполне и сам мог решить такой пустячный вопрос (за что такие деньжищи получает, непонятно), он не заметил, как ОНА появилась в VIP-зале. Давно ли это произошло, он сказать не мог. Но скорее всего нет. Он не смог бы не заметить такую, находись ОНА здесь раньше. Черт возьми, как это создание попало сюда? Он ошалело уставился на молодую женщину в светло-бежевом брючном костюме, с огромными бирюзовыми глазами, которая примостилась на самом краешке широченного кожаного дивана. Именно Женщину, в самом высоком смысле этого слова. Не девицу, не тетку, не стервозную модель (как его собственная жена) и не малахольную мисс такого-то года, а Женщину. Была ли ОНА красивой, он не сумел бы ответить определенно. Скорее всего, да. Но он не столько увидел это глазами, сколько почувствовал каким-то внутренним первобытным чутьем. И не он один. Взгляды многих присутствующих мужчин как магнитом притягивались к НЕЙ. Неприятная, а главное, совершенно беспочвенная ревность зашевелилась где-то глубоко внутри. Да как они смеют так грязно на НЕЕ пялиться? Разве не видно по ее наполненным слезами глазам и нервно сцепленным тонким красивым пальцам, что у НЕЕ какие-то неприятности?
Он заерзал на кресле, сам не понимая, что с ним происходит. Какого черта он сам сидит и глазеет на эту белокурую фею, в таком случае? Ведь надо подойти, предложить ей свою помощь. А чем он ЕЙ может помочь? Этот вопрос застал его, дернувшегося было вперед, врасплох. Пойти и предложить ЕЙ деньги? Да за такое он сам себе набил бы физиономию. А что он еще может ЕЙ дать? Связи, адвокатов, юристов, устройство на работу – все это было не то, он чувствовал это кожей, с замиранием всматриваясь в тонкие черты лица, охваченные непонятной тревогой.
Решил проверить свои дедуктивные способности. Сколько ей? На первый взгляд не больше двадцати. Но блондинки обычно выглядят моложе своих лет. А она была натуральной блондинкой, в этом он не сомневался. За свои сорок лет он научился отличать настоящее от подделок. По крайней мере, ему хотелось так думать. Белокурые волнистые локоны, мягко спадающие на нежные плечи, просто не могли быть продуктом косметической химии. О том же говорила и кожа, удивительно гладкая и такая белая, не тронутая загаром, какой он никогда не видел. Стало быть, ЕЙ около двадцати пяти. Замужем? Он попытался, беззастенчиво вытянув шею, разглядеть ее руки, лежащие на стройных бедрах. Не видно безымянного пальца! Но все остальное… Тонкая ткань брюк обтекала округлые колени, подчеркивала рельефность голени и заканчивалась чуть повыше щиколоток.
Сердце застучало сильнее. Он и предположить не мог при всем своем богатом, как он считал, опыте, что обыкновенные светлые босоножки на каблучке, которые наверняка не имели абсолютно никакого отношения ни к бутикам, ни к высокой моде, могут смотреться так притягательно на аккуратной, словно точеной из мрамора, ножке. Не удержавшись, провел глазами вверх по линии бедер, до талии, подчеркнутой льняным пиджачком, поднялся чуть выше… Дыхание перехватило. Как же она хороша! Если бы не выражение ЕЕ лица, от которого просто веяло непередаваемым смятением и беспокойством, он бы… Что? ЧТО? Сидел бы рядом и задавал идиотские вопросы? Наверное. Может быть…
Еле слышно обозвав себя нехорошим словом, отражающим потерю былой хватки и уверенности в себе, он продолжил с восхищением изучать эту странную незнакомку. Кто же ОНА? Почему здесь? Последний вопрос удивил его самого. Почему здесь, в зале ожидания международного аэропорта, находятся люди? Либо встречают, либо уезжают. Не считая тех, кто при исполнении. Судя по клетчатому саквояжику, довольно тощему, который по-собачьи преданно прислонился к ЕЕ ноге, ОНА куда-то летит. Он тряхнул головой, отгоняя разом нахлынувшие сладкие предположения. Так не бывает. Не будут они лететь на одном самолете, в соседних креслах, не завяжется у них дружеская беседа и не перерастет ни во что большее. Не совпадет. «Больше ты никогда ее не увидишь!» – коварно нашептывал внутренний голос.
Достав из внутреннего кармана своего светло-серого от Юдашкина костюма визитку, он с остервенением сунул ее обратно. Это пошло! Совать в руки такой Женщины клочок бумаги с номерами своих телефонов и кричащими названиями фирм, пусть даже они выбиты золотом, он не мог. Да что же это такое!!! Он, который всегда считал, что любую женщину можно купить, весь вопрос лишь в цене, и сотни раз доказывал это на практике; он, который мановением пальца мог выстроить у себя в сауне на время деловых переговоров хоть батальон красавиц всех мастей и размеров, сейчас не мог заставить себя подойти к случайной попутчице просто для того, чтобы узнать ее имя. Да каким же тогда надо быть мужиком, чтобы быть с ней?! Хотел бы он на него глянуть. Что?!! Не может быть!!!
Розовощекий моряк в погонах капитан-лейтенанта с черным «дипломатом» в одной руке и пачкой документов в другой широким шагом подошел к сидящей на диване белокурой девушке. Его моложавое лицо было сосредоточенным до крайности.