ти празднества по всей империи. Он собрал из провинций около двух тысяч музыкантов, тысячу пятьсот мимов, борцов, фокусников и акробатов и столько же поваров.
Султан возложил на инспектора имперских кухонь ответственность за гастрономические церемонии, приказав ему изготовить четыре брачные пальмы, символы плодородия гигантских размеров для молодых наследников и меньшего размера – для всех остальных. В это же время повара творили чудеса кондитерского искусства, включая сад в несколько метров длины и четыре в ширину, полностью изготовленный из сахара, чтобы символизировать сладость семейной жизни.
Сераль в зимнее время развлекался праздниками халвы, общественными собраниями, на которых проводились философские собеседования, наряду с чтением стихов, танцами, пьесами и молитвами, и все сопровождалось раздачей сладостей, иначе – халвы.
Государство османов, как и большинство известных в истории империй, являлось многонациональной, мультикультурной системой, в которой функционировало множество языков. В этих системах, опирающихся на экономическую выгоду и контроль над входящими в их состав землями, для центра не имели значение язык и вера управляемых народов. Если элементы, входящие в империю, выполняли свои обязанности перед центром (как правило, экономические и военные), власти не вмешивались в их образ жизни. Так было в Римской империи, Персии, Монголии. Так было и в Османской империи.
На каких языках говорили в Великой Порте?
Турецкий историк Эвлия Челеби пишет, что в пределах Османской империи в ходу были венгерский, боснийский, сербский, хорватский, болгарский, греческий, русский, украинский, армянский, курдский и некоторые кавказские языки (абазинский, черкесский, грузинский, кабардинский). А были еще и такие, которые он не упоминает.
Поскольку в Византийской империи не было какой-либо национальной и культурной политики, со временем она эллинизировалась, по этой же причине значительная часть монголов отуречилась или иранизировалась. Немало имелось и тюркских государств, которые, подобно болгарам, ассимилировались под влиянием культуры народа, под власть которого они попали.
Также очевидно, что государственная система – это колесо, которое вращает язык. Каким бы небольшим ни был центр, он может стать «государством», если только построит необходимую для ведения экономической и военной деятельности бюрократическую сеть. Многочисленные культуры превращаются в более-менее однородную массу именно этой бюрократической сетью.
А элементом, позволяющим наладить функционирование бюрократической сети, всегда был язык. В Римской империи это был латинский, в империях аббасидов и фатимидов – арабский, у монголов – монгольский. У сельджуков, как память об империи аббасидов, языком управления остался арабский язык. Насколько простирается власть центра и его бюрократии, настолько же распространяется и этот язык управления. Иногда он полностью ассимилирует местные языки, иногда оказывает на них лишь слабое влияние.
Османская империя была создана и развивалась этносом, говорящим на тюркском языке. В процессе развития он испытал влияние сельджукской бюрократии, языками которой были арабский и персидский, но сумела адаптировать их к тюркскому языку и при поддержке тюркской интеллектуальной элиты без особых затруднений выработала свой язык бюрократии. В школах Эндеруна готовили бюрократов, хорошо знающих этот язык.
Джованни Молино, чей итальянско-турецкий словарь был издан еще в 1641 году, отмечает, что на всей обширной территории, принадлежавшей Османской империи, в которой было 55 королевств и княжеств, 33 племени и языка, везде в повседневной речи использовали турецкий язык. Он превратился в язык межнационального общения.
В сфере управления, торговли и литературы он получил распространение во всем государстве от Багдада до Сараева, от Кавказа до Магриба, став самой важной дорогой, ведущей к центру. Однако, несмотря на свою объединяющую функцию, турецкий не стал единственным языком как в интеллектуальной, так и в повседневной жизни. Два основных языка господствующей в империи исламской культуры – арабский и персидский – всегда оставались в почете среди интеллигенции. Каждый образованный человек, помимо турецкого, знал и арабский с персидским. Если вся научная деятельность, начиная со сферы религиозных наук, осуществлялась на арабском языке, то персидский являлся языком литературы, будучи с почетом встречаем в текке[6], в первую очередь у дервишей мауляви. Эти языки являлись не столько языками общения, сколько языками «для письма».
Эвлия Челеби, желая похвалить жителей Муглы, пишет о них: «Это настоящий анатолийский город, но жители его слишком городские, знают персидский». Знание персидского языка было признаком городского человека, обладателя сравнительно высокой культуры. Арабский же, помимо того, что был языком науки, стал и языком повседневного общения для арабоязычного населения.
Основываясь на «Сайахат-наме» Эвлия Челеби, самом живом и богатом источнике информации о языках Османской империи XVII века, можно утверждать, что народы, проживающие здесь, как правило, не забывали и свои родные языки. Их общественный статус и связь друг с другом насколько перепутаны, настолько и интересны. Например, мусульмане-хорваты, ведущие постоянные войны на границах Хорватии, которых даже хоронили вместе с оружием, намазы читали на хорватском. В Венгрии же были воины венгры и боснийцы, которые не знали турецкого языка. Каждая провинция Османской империи была как минимум двуязычной, часто же – многоязычной.
В современной Греции во многих районах говорят на двух языках. Салоники же многоязычны. Наряду с турецким в торговле широко применялся язык ладино. Жители города знали также греческий и болгарский языки, разговаривали на них. Чем дальше на юг, тем чаще можно было увидеть, что в городах правящие классы и интеллигенция знают турецкий и разговаривают на нем. Простые люди же разговаривали на греческом.
Один диалект турецкого языка, на который сильное влияние оказал греческий язык, являлся языком повседневного общения для турков-мусульман Греции. В Афинах же на турецком не говорили вообще.
Начиная от Эдирне в Анатолии начиналась область, где основным разговорным языком был турецкий. Эвлия Челеби приводит образцы слов из разных диалектов турецкого языка. Язык немусульманского населения он обозначает как «урумский». Челеби также пишет о неком народе в окрестностях Антальи и Аланьи, говорящем на «западно-турецком языке». Это «православные турки», в литературе известные как «караманлы».
Пишут о городах, селениях и деревнях в Средней и Восточной Анатолии, население которых говорит на армянском языке, например Сивас. Население городов знало армянский, т. е. это было многоязычные общество, и связи между тюрками и армянами, а, следовательно, и между тюркскими и армянским языками очень древние и укоренившиеся. И в Турции, и за ее пределами армянские общины на протяжении всей истории использовали тюркские языки в религиозной практике и литературе. Первая типография, созданная армянами, начала действовать в 1567 году, в ней, начиная с 1727 года, начали печатать тексты на турецком языке армянскими буквами!
Еще одним языком, на котором говорили в Османской Анатолии, был курдский. Эвлия Челеби пишет, что к востоку от Дийарбаки разговаривают на курдском. Но примеры слов, которые он приводит, в своей основе тюркские. Например, он приводит некоторые слова из языка, на котором говорят в Дийарбаки. Но это тексты, язык которых похож на азербайджанский. Но среди приводимых им примеров есть действительно курдские слова.
Правитель Битлиса Абдал-хан, которого неустанно восхваляет Эвлия Челеби, а также подробно описывает его трагическую историю, является хорошим примером того, как осуществлялась культурная деятельность в регионе. Абдал-хан, разговаривая с Эвлией Челеби, использовал один из диалектов азербайджанского языка. Абдал-хан, увлекающийся науками и литературой, перевел некоторые арабские и персидские книги на турецкий язык.
К какому бы народу ни принадлежал интеллигент Османской империи, он обязательно знал турецкий, арабский и персидский языки. Помимо этого, он, как правило, владел своим родным языком или еще какими-то языками региона. Таким образом, он был полиглотом. Бюрократические работы в государстве велись на турецком языке, но при необходимости использовали арабский, персидский, греческий. Начиная с XIX века к этим языкам присоединился и французский. Этот язык нашел свое применение в образовании и бюрократических делах, кроме этого, занял достойное место и в интеллектуальной жизни.
Цветок Аллаха
Когда зима кончалась, наступал весенний праздник, который со временем превратился в фестиваль тюльпанов. Ахмед очень любил цветы – розы, гвоздики (которые, как говорили, напоминали его усы), лилии и жасмин. Но в конце концов именно тюльпаны стали предметом его обожания, превзойдя все остальные цветы. По-турецки тюльпан звучит как «ляле», и в это вкладывается священный смысл из-за созвучия со словом «Аллах». Отсюда известность правления Ахмеда III среди потомков как ляле деври, или «эпоха тюльпанов».
Тюльпан был диким цветком азиатских степей, устилавшим дороги турок на протяжении веков их миграции на Запад. Именно Бусбек, посол австрийского императора XVI века, будучи заядлым ботаником, первым привез тюльпаны на Запад, взяв с собой во Фландрию луковицы во время поездки домой. Европейское название цветка произошло от прозвища, которое дали ему турки: «тулбенд», или «тюрбан», – на фарси. Достаточно скоро после того, как тюльпан был ввезен европейскими купцами и в больших количествах стал разводиться в Голландии, стали известны уже около двенадцати сотен его разновидностей.
В городе миллиона тюльпанов
Именно Мехмед IV, отец Ахмеда, был первым, кто вновь вернул тюльпан в Турцию, разбив цветник с несколькими разновидностями тюльпана в садах Сераля. Но первым, кто начал импортировать тюльпаны в больших количествах не только из Голландии, но и из Персии, был сам Ахмед. Разведение тюльпанов в его садах тщательно планировалось, на каждой делянке высаживалась лишь одна разновидность этого цветка.