– Ох, милый… как бы мне хотелось… – Зелиха отвернулась, словно Арам мог через трубку увидеть написанное на ее лице страдание. – Предполагается, что я встречу их в аэропорту. Ты что, забыл, в этом доме только я вожу машину. – (На это Араму было нечего возразить, и он промолчал.) – Не волнуйся, – прошептала тетушка Зелиха. – Я тебя люблю… Давай спать.
Повесив трубку, она стала погружаться в глубокий сон. Наутро у нее раскалывалась голова, куда-то исчезло одно одеяло и не осталось ни малейшего воспоминания о том, как она на автопилоте выключила мобильник, отставила бутылку водки, затушила в пепельнице сигарету, выключила свет и забралась в постель.
– В Стамбуле холодно? Надо было взять теплые вещи? – спросила Роуз, хотя вопрос этот не следовало задавать по трем причинам: она его уже задавала, она уже собрала чемоданы и не было никакого смысла в том, чтобы гадать об этом по дороге в аэропорт Тусона.
Мустафе Казанчи очень хотелось указать жене на все эти три обстоятельства, но он только покачал головой, не отрывая глаз от дороги.
Они выехали в аэропорт в четыре часа пополудни. Им предстояло два перелета: один – короткий, другой – весьма долгий. Сначала из Тусона в Сан-Франциско, потом из Сан-Франциско в Стамбул. Роуз впервые в жизни предстояло оказаться в стране, где люди не обязательно разговаривали по-английски и уж точно не ели по утрам блинчики с кленовым сиропом, и это осознание наполняло ее одновременно радостным возбуждением и тревогой. По правде говоря, она никогда не была любительницей путешествий, они с Мустафой и заграничные паспорта-то сделали только ради когда-то задуманной, но так никогда и не осуществленной поездки в Бангкок. В свои самые дальние странствия она отправлялась во время просмотра фильмов из коллекции «Открывая Европу» на шести дисках. На них и было основано ее представление о Турции, и это был более-менее цельный образ, тогда как от Мустафы за все годы брака ей доводилось услышать разве что случайные обрывки информации. Проблема была в том, что Роуз посмотрела все шесть дисков в один присест, а серия про Турцию была в самом конце, после Британских островов, Франции, Испании, Португалии, Германии, Австрии, Швейцарии, Италии, Греции и Израиля. И теперь она невольно сомневалась, к Турции ли относились возникавшие в ее памяти картинки. Диски серии «Открывая Европу» были, несомненно, очень удобны и хороши для расширения кругозора и прекрасно подходили американским семьям, у которых не было времени, средств или желания отправляться за океан. Но производителям, пожалуй, стоило сопроводить их специальной аннотацией, предупреждающей зрителей, что не стоит смотреть сразу шесть дисков подряд и путешествовать больше чем в одну страну зараз.
Приехав в международный аэропорт города Тусона, они посетили все без исключения магазины, а именно один киоск и один ларек с сувенирами. Несмотря на гордую надпись «МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ» (звание, дарованное ему из-за того, что отсюда летали самолеты в Мексику, до которой, впрочем, можно было за час добраться на машине), аэропорт этот был столь непритязателен, что напоминал, скорее, автобусную станцию. Даже «Старбакс» не счел нужным открывать тут филиал. И тем не менее даже здесь Роуз удалось найти множество подарков для всего семейства Казанчи.
Невзирая на спонтанный характер поездки, невзирая на то, что Роуз страшно волновалась о дочери и не знала, как сообщить о смерти бабушки, она начинала неуклонно впадать в своего рода туристический транс. Она внимательнейшим образом изучала ассортимент сувенирного киоска, надо ведь было подобрать особенный подарок для каждой из родственниц мужа, хотя выбор был, по правде говоря, невелик. Блокнотики в виде кактуса, брелоки в виде кактуса, магнитики в виде кактуса, рюмки для текилы с изображением ветки кактуса, всякие мелочи и безделушки, украшенные если не кактусами, то ящерицами и койотами. В итоге, чтобы никого не обидеть, Роуз для всех приобрела одинаковые наборы сувениров: многоцветный карандаш в форме кактуса с надписью «I love Аrizona», белая футболка с картой Аризоны на груди, календарь с видами Большого каньона, гигантская кружка с надписью «Здесь жарко, но сухо» и магнит на холодильник с крошечным живым кактусом. Еще она купила две пары цветастых шортов вроде тех, что были на ней, вдруг в Стамбуле тоже захотят в таких пощеголять.
Когда-то Роуз была девчонкой из Кентукки, но она прожила в Тусоне более двадцати лет и теперь у нее разве что на лбу не было написано «АРИЗОНА». Ее выдавала характерная непринужденная манера одеваться: светлые футболки, джинсовые шорты, соломенные шляпы и словно приросшие к лицу солнечные очки. Она даже двигалась как-то в аризонском стиле. В этом году Роуз исполнилось сорок шесть, но держалась она как резвая судейская служащая на пенсии; много лет проходила в строгих костюмах, а теперь наконец-то может наряжаться в умопомрачительные платья в цветочек. Вообще, Роуз считала, что так и не успела кое-что сделать, и теперь очень об этом жалела. Например, родить еще детей. Как же она горевала о том, что не родила больше, пока могла. Мустафа не особенно стремился стать отцом, и долгое время Роуз тоже устраивало такое положение вещей, ей и в голову не приходило, что когда-нибудь она об этом горько пожалеет. Возможно, это были издержки профессии: день-деньской среди четвероклашек, она как-то не замечала, чтобы в ее жизни недоставало собственных детей. С учетом этого они с Мустафой были, в общем, вполне счастливы в браке. Их союз не был исполнен страстного обожания, но зиждился, скорее, на утешительной общности привычек. И тем не менее им жилось куда лучше, чем тысячам других супругов, сведенных якобы пламенной любовью. Какая ирония судьбы, думалось ей, она ведь начала встречаться с Мустафой просто из мести, чтобы насолить Чахмахчянам. Но чем ближе она его узнавала, тем больше он ей нравился, тем желаннее становился. Иногда, искушаемая тайными соблазнами романтических мечтаний, Роуз и томилась по какой-то другой жизни с каким-то другим мужчиной, но в целом она отнюдь не жаловалась на то, что у нее было.
– Оставь ты этот соус, – сказал Мустафа, увидев, что Роуз собралась покупать острый мексиканской соус в бутылочке в форме кактуса. – Роуз, поверь, он тебе в Стамбуле не понадобится.
– Точно? А турецкая кухня острая?
На это Мустафа мог дать только самый неопределенный ответ, и так было с великим множеством других до боли банальных вопросов. За все эти проведенные вдали от родины годы турецкий культурный слой в его памяти совсем истончился. В ней остались лишь смутные следы, как на древнем пергаменте, полинявшем под действием времени и стихий. Стамбул как-то незаметно превратился в город-призрак, реально существовавший лишь в отрывочных сновидениях. Как ни милы были его сердцу улочки города, местные персонажи и обычаи, Мустафа, поселившись в Америке, постепенно охладел к Стамбулу. Этот город и все, что было с ним связано, уже не будили в нем никакого отклика.
И все же одно дело уехать из родного города, и совсем другое – оказаться так далеко от родных и близких. Мустафа Казанчи не имел ничего против того, чтобы навсегда обрести пристанище в Америке, ведь ему было некуда возвращаться. Он даже был готов всегда жить только будущим, без прошлого и воспоминаний, но ему была неприятна мысль о том, чтобы превратиться в этакого лишенного корней иностранца, в мужчину, который никогда не был мальчиком. На протяжении всех этих лет его, бывало, тянуло вернуться, навестить родных, встретиться с прежним собой, но Мустафа понял, что это тяжело, и с годами легче не становилось. Чувствуя все большее отчуждение от прошлого, Мустафа в итоге оборвал все связующие с ним нити. Так было лучше. И для него, и для тех, кому он когда-то сделал так больно. Америка стала его домом. По правде говоря, не в Аризоне или в каком-то другом месте, а именно в будущем как таковом решил он поселиться; именно его решил считать своим домом, домом, в котором обращенная в прошлое задняя дверь всегда была крепко заперта.
В самолете Мустафа был очень задумчив, ушел в себя. Он замер во время взлета и так и оставался сидеть, почти не меняя позу, даже когда самолет набрал высоту. Он страшно устал, эта вынужденная поездка вымотала его, едва начавшись.
Роуз, напротив, была исполнена какого-то нервического оживления. Она чашку за чашкой пила дрянной самолетный кофе, грызла поданные стюардессой жалкие соленые крендельки, листала бесплатный журнал, смотрела уже виденный фильм «Бриджит Джонс. Грани разумного», долго болтала с сидевшей рядом пожилой дамой, которая летела в Сан-Франциско к старшей дочери и новорожденному внуку. А когда соседка задремала, принялась отвечать на вопросы исторической викторины на вделанном в спинку кресла видеоэкране.
Кто понес наибольшие потери во Второй мировой войне?
a. Япония
b. Великобритания
c. Франция
d. Советский Союз
Как звали главного героя романа Джорджа Оруэлла «1984»?
a. Уинстон Смит
b. Акакий Акакиевич
с. Сэр Фрэнсис Дрейк
d. Грегор Замза
На первый вопрос Роуз смело ответила «b», а потом, не имея ни малейшего понятия, как отвечать на второй, наугад написала «a». И вскоре с удивлением обнаружила, что в первый раз ошиблась, а во второй – попала в точку. Вот Эми уж точно не пришлось бы гадать, она бы на все правильно ответила. При мысли о дочери у Роуз защемило сердце. Невзирая на все их ссоры и разногласия, несмотря на все свои материнские неудачи, Роуз твердо верила, что у них с Эми прекрасные отношения. Верила так же твердо, как и в то, что Великобритания понесла самые большие потери во Второй мировой.
Когда они приземлились в Сан-Франциско, в здании аэропорта Роуз снова принялась лихорадочно закупаться. На этот раз надо было запастись припасами в дорогу. Ее настолько удручили жалкие крохи, поданные им во время первого перелета, что теперь она взяла дело в свои руки. Напрасно Мустафа заверял ее, что на «Турецких авиалиниях», не в пример внутренним рейсам, им принесут множество вкусностей. Роуз решила перестраховаться и как следует запастись перед предстоявшим двенадцатичасовым перелетом.