От чашки поднимались клубы пара, заполняя пространство запахом и вытесняя все невысказанное. Просто чай. Без мяты и без лимона. Горячий, терпкий, обыкновенный. Я долго смотрела на чашку, будто в ней можно прочитать судьбу, если хорошенько всмотреться. Я не включала ноутбук. Не проверяла мессенджеры. Просто сидела. И когда зазвонил телефон, вздрогнула так резко, что чуть не пролила чай.
Голос сына звучал уверенно и я сразу поняла, что мне не удастся уговорить его прекратить свое генетическое расследование.
– Привет, мам, – я почти услышала, как он идет по улице. Где-то позади прозвучал автомобильный гудок и залаяла собака. Издалека донесся незнакомый смех. Настоящая весна в чужом городе.
– Ты где?
– На площади. Мы с Мэтом уже прогулялись до костела, снова были у музея. Но я тебе звонил вчера, а ты не ответила.
– Да, прости, – я сглотнула. – Было… немного тяжело.
– Слушай, мы тут с Мэтом… ну, в общем, решили не говорить бабушке. О нашем совпадении по ДНК. Тем более пока даже не ясно по которой оно линии. Его мама сказала, что ей, вроде как, нельзя волноваться.
– Правильно сделали, – ответила я чуть быстрее, чем следовало.
– Мам, ты не поверишь, – он вдруг понизил голос. – Я не знаю, как объяснить, но у меня к ней какое-то… странное чувство. Не просто симпатия. Будто я ее знаю. Она теплая, да, но дело не в этом. Она на меня так смотрит… как будто вспоминает. Как смотрят на кого-то, кого давно не видели.
Я ничего не сказала. Просто слушала.
– А еще Мэт вчера заметил, что у меня на руке родинка – такая же, как у его бабушки. Я даже не придавал значения, а он такой: «Стоп. Смотри, у тебя родинка, как у бабушки.” Хотя, может это и ничего не значит, потому что у Тани, мамы Мэта такой нет. А она же дочка Елены Васильевны.
Я онемела. В голове тут же вспыхнула мысль, которую я гнала от себя последние сутки. Родинка. Та самая. Как у Тимура. И как у Эмина. Я сама часто смотрела на эту родинку на маленькой ручке сына и вспоминала его отца. А теперь Тимур сказал, что такая же была у незнакомой женщины из другой страны. Что, если все действительно так? Если в ее взгляде на фотографии я вчера прочла не эмпатию… а настоящее узнавание?
Мне удалось сдержать дрожь в голосе и почти спокойно сказать:
– Скорее всего, совпадение. У людей много родинок.
– Может. Бабушка Мэта… Елена Васильевна… она интересная, в общем. Так рассказывает, что слушаешь и захлебываешься интересом. Особенно про своих классиков.
– Мне понравилась она по фотографиям.
– Мэтт все рассказал родителям, и мы вчера вечером ходили к ним на ужин. Прикинь, у них в Новогрудке все рядом – родители живут на соседней улице от бабушки. Он к ней с дедом пешком ходит в гости. Они у него клевые.
– Да… – я выдохнула. – Бывает, что людям везет с семьей.
– Я раньше думал, что во всех семьях, как у нашего деда с Любой. Оказывается, совсем нет. Но сейчас речь о другом. Мы поговорили с родителями Мэта и Таня сказала, что…
– Ты что, маму Мэта просто Таней называешь?
– Она сама так предложила и она клевая. К тому же сейчас у многих так принято. У меня шеф на работе тоже, не смотри, что ей за шестьдесят, а сказала, чтобы я, когда не на совещаниях, то звал ее по имени. Но понятно, что на твоей фабрике ты такого не видела.
– Вот только не начинай снова про это. Я любила работу и мне было там хорошо все эти годы.
– Ты могла бы давно уже заняться чем-то другим. Хотя против конфет лично я ничего не имею. Мам, слушай… я тут еще хотел тебя попросить, раз уж вспомнили про работу.
– Что-то случилось?
– Да нет. Просто я не успеваю. Мне дали задание. Проект новый. Мы сейчас запускаем в онлайн одну тему. Ну знаешь, такая сериальная история. Типа старшее поколение – о себе, а мы это оформляем для молодежи. Письма, дневники…
– Я думала, твоя работа в основном с программированием связана.
– Мам, работа – она и есть работа. У тебя тоже были конфеты, но это ж не мешало тебе стопки накладных выверять? Сможешь набрать этот текст для меня? Я бы тебе фото страниц выслал. Даже не знаю, где его нашли, чей-то старый дневник. Милене, кстати понравилось, сказала, что начало прикольное и девочкам зайдет.
– Когда ты сам вернешься?
– В понедельник утром. Хочу сегодня еще к деду съездить в Питер. Так что меня Мэт проводит до аэропорта в Минске, и я сперва в Питер, а потом домой. Милена тоже только к понедельнику вернется.
– А это нормально, что вы проводите выходные порознь?
– Я бы предпочел, чтобы она была сейчас со мной. Но у нее стало что-то налаживаться вроде с мамой. Она пока не хочет, чтобы я ездил с ней в Ярославль. Стараюсь не давить на нее. Мне кажется, она поэтому и свадьбы боится, что ей просто некого пригласить. Хотя мне, честно говоря, тоже.
– Тимур, ты же никогда до этого не ездил в Питер один?
– Мам, ты может просто не заметила, что я вырос?
Я поежилась. Всю жизнь старалась сглаживать любые острые углы при встречах с отцом, и вот мой сын вырос. У них не было близких отношений никогда. Словно просто в полку генерала Баталина появился еще один солдатик, который, правда, не играл в поддавки. Как объяснить Тимуру, если я сама не знаю, откуда такая тревога, что они могут встретиться одни без меня?
– Мам, а ты не знаешь он случаем не учился в Москве?
– Вроде нет, а что?
– Оказывается, бабушка Мэта свой диплом в Москве получала и, как нам удалось выяснить, все думали, что она не вернется обратно после окончания учебы. Ее родители всем в городе сказали уже, что их Лена остается в столице. И вдруг она возвращается, а потом устраивается в школу, выходит замуж за деда Мэта, и всю жизнь проводит там, где родилась.
– По-моему обычная история, ничего удивительного в этом, наоборот, нет.
– Мы подумали, а вдруг они могли познакомиться с нашим дедом Олегом во время учебы в Москве?
– Тимур…
– Да? А что такого? Все могли быть молодыми.
– Я хочу тебя попросить, сынок.
– О чем?
– Во первых, не трогать моего отца. Он не любит вспоминать молодость.
– Вот это и странно, честно говоря. Мэт, говорит, что его деда хлебом не корми – дай поговорит про то, как раньше было.
– Тимур… Мне кажется, не надо пока говорить дедушке про тест ДНК… и то, что мы в нем нашли. Он не поймет, но взорвется в своей привычной манере.
– Мам…
– Пожалуйста. Ты же послушал Таню, маму Мэта. Вы не стали волновать его бабушку. Я сейчас прошу тебя о том же и для твоего деда.
– Ладно, тогда я просто съезжу к нему в гости и поговорю. Обещаю, что при разговоре ни один генерал не пострадает!
Я сглотнула.
– Ты видел его в позапрошлом месяце. Почему именно сейчас?
– Потому что чувствую, что мне надо туда. Понимаешь?
– Обещай, что будешь осторожен, и это не закончится большим семейным скандалом.
– Торжественно клянусь! Мам, а с текстом все-таки поможешь?
– Я тебе хоть раз отказала? Присылай свои сканы.
– Их нужно набрать и немного подредактировать, чтобы молодежи было интересно читать, но сохраняя смысл и все события.
– Идея интересная, как раз думала, что самой почитать.
– У нас шеф крутая, она такие штуки находит, просто… А это чей-то старый дневник, но у нее есть разрешение автора на переработку. Там, мам, покруче любого романа все развивается. Но я, правда, только первые три главы пока глянул. Скучно тебе не будет точно.
Я слушала и невольно улыбнулась. Хоть что-то в этом дне было о жизни вне моих собственных тайн. Необычно, конечно, прикоснуться к тому, что какая-то незнакомая женщина написала еще в другую эпоху. Странно, я сама никогда не задумывалась, что у бабушек тоже была любовь, поезда, письма, снег на ресницах… Хотя может это из-за того, что мама отца всегда была очень строгой и представить ее молодой я в принципе не могла. В детстве мне казалось, что она сразу родилась с седым пучком волос, а второй бабушки у меня никогда не было.
Я загрузила, наконец, ноутбук и, не заходя в соцсети, сразу открыла фотографии листов, исписанных красивым каллиграфическим почерком. Буквы, выведенные чернилами, словно дышали – как дыхание давно ушедших времен. Я начала читать.
Ленинград. Октябрь 1983
Сегодня планировала пойти на квартирник. А до этого у Димки должны были читать Цветаеву, спорить о Гумилеве, слушать пленки Высоцкого и болтать под гитару до утра. Я надела отцовский пиджак, который носила с закатанными рукавами, небрежно завязала платок так, как видела на портретах французских поэтов, поэтому чувствовала себя абсолютно готовой к встрече с новым днем. Я никогда не знала кого встречу среди дыма сигарет, в уютных атмосферных чужих квартирах, где концерты устраивали на двадцать человек, а свет смягчали, наматывая шарфы на лампу. Как бы то ни было, мне предстояла ночь разговоров и размышлений: о смысле, о страхе, о свободе.
Но в этот раз я туда не дошла. Хотя стоит начать с самого начала.
Глава 21. Сканы от Тимура
Ленинград. Октябрь 1983
Я собиралась на квартирник. У Димки должны были читать Цветаеву, спорить о Гумилеве, слушать пленки Высоцкого и болтать под гитару до утра. Я надела отцовский пиджак, который носила с закатанными рукавами, небрежно завязала платок так, как видела на портретах французских поэтов, поэтому чувствовала себя абсолютно готовой к встрече с новым днем. Никогда не знаешь, кого встретишь среди дыма сигарет в уютных атмосферных чужих квартирах, где концерты устраивают на двадцать человек, а свет смягчают, наматывая шарфы на лампу. Как бы то ни было мне предстояла ночь разговоров и размышлений: о смысле, о страхе, о свободе.
Я шла, слегка опаздывая, уже слышала музыку из окна на третьем этаже… Но в этот раз я туда не дошла. Хотя стоит начать с самого начала.
Он стоял на углу, как будто случайно. В форме. Молодой. Наверняка, ждал кого-то. Слишком выправленный для этих улиц, где в каждом дворе-колодце – тень Бродского, где лестницы скрипят от чужих шагов, где мокрые стены знают больше, чем газеты.