Мне невыносимо прощать женщину, которая украла у Эмина детство, у Елены Васильевны – сына, а у меня – покой. Но я знаю: если забыть хоть одного – все это снова вырастет где-то внутри нас. Из семьи нельзя никого вычеркивать. Даже тех, кто сломал нас. И вчера мы с Эмином решили, что не станем повторять ее ошибки и в нашей семье больше не будет запретных тем для детей и забытых членов семьи.
Мы не знали, сможет ли Тимур принять Эмина, как отца, и были готовы дать ему время. Но однажды сын попросил меня поехать на кладбище к Коле, которого всегда считал отцом. Он долго сидел на скамейке и о чем-то думал, а потом сказал, что все равно всегда будет считать себя немного человеком с Севера, как он. А на следующий день Тимур сдал документы, чтобы поменять отчество и фамилию на настоящие.
Я поставила на стол большой киш с грибами и свежим укропом – такой же, какой я научилась печь во Франции, но только из новогрудской сметаны и лесных опят. … Мои блюда теперь такие же разные, как наша жизнь. Когда Эмин читает лекции в Париже – я готовлю французское. Когда мы в Стамбуле – почти не готовлю, мы ужинаем под открытым небом в любимых ресторанах. В Москве я пеку то, что любит Тимур с детства. Кому-то покажется ненормальным ездить туда-сюда, но у нас никогда и не было ничего нормального. Мы сами решили быть семьей – такой, какая есть. Со всеми ее особенностями и правами на ошибки.
Эмин улыбается Елене Васильевне, которая не может наглядеться на сына. Мы сидим вместе за одним столом, где встретились правда и ложь, боль и прощение. И смотрим, как снова цветет старая, чуть кривоватая яблоня в саду.
Муж Елены Васильевны хотел ее спилить, но она сказала: “Пусть стоит. Не красота держит дерево, а то, что внутри него живет. Главное – не как растет, а то, что дает тень и самые сладкие яблоки.
Мэт и Тимур теперь не разлей вода. Недавно они снова летали в Архангельск на форум – и я все чаще слышу в разговорах Тимура имя какой-то Оли. Я молчу и не спрашиваю. Когда будет готов – сам расскажет. Но то, что он уже третий раз за год уезжает на Белое море, наводит нас с Эмином на определенные мысли.
Тимур вдруг подходит и обнимает нас обоих:
– Я на прошлой неделе встречался с дедом. Он просил передать тебе это. Сын кладет мне в ладонь чуть мятый конверт. Я не знаю, что там может быть написано – чтобы хоть как-то оправдать всё, что сделал мой отец. Но понимаю: без прощения дальше не двинешься. Мы не можем изменить прошлое – но можем попробовать не повторить его.
Тимур вопросительно смотрит на меня, и я киваю – да, мы поедем.
Эмин накрывает мою руку своей. Мы смотрим на яблоню. Потом на наш большой стол. И я знаю, что думаем об одном и том же: эта весна даст новые корни и новые ветви.
Глава 41. Эпилог. Три года спустя
Легкий ветер с Босфора влетает в открытое окно и приносит запах соли и кофе. Эмин сидит на полу в гостиной, разложив перед собой большой альбом и несколько новых фото. Он показывает их нашему двухлетнему сыну – малыш тычет пальцем в лица на снимках, которые еще не может запомнить, но старательно вклеивает новые фото в альбом – будто новые листья на могучих ветвях семейного древа. Каждую минуту он оборачивается ко мне и сверяется: «Это наши?»
– Это бабушка Лена, – тихо говорит Эмин, склоняясь к его мягким волосам. А это твой брат Тимур. Это твой дед Тахир, ты помнишь его? Мы снова поедем и ты сможешь покататься на его лошадке. А это твой дед Олег, он прислал тебе эту машинку. Эмин поднимает в руках джип с жужжащими колесами и малыш заливается смехом.
Наш сын снова что-то бормочет на своем странном, наполовину русском, наполовину турецком, наполовину французском и машет брату ладошкой в объектив телефона – мы оба смеемся, хотя половину слов все еще не понимаем.Я смотрю на них с кухни – у меня мука на ладонях и тесто для киша уже поднялось. В углу вибрирует телефон и я, едва вытерев руки, открываю фото от Тимура. Подхожу к Эмину и показываю ему. Сажусь рядом и вместе мы записываем старшему сыну короткое видеосообщение. Простые, ничего не значащие для других фразы, которые имеют главный смысл в нашей семье – мы вместе, мы рядом, как бы далеко не находились друг от друга. Эмин смотрит на меня, на сына, и тихо говорит:
– Видишь, Даша, у нас вырос свой сад. Новый. И пусть его корни теперь в четырех странах – зато ветви рядом.
Я киваю. А сын тычет пальцем в фото с кривой яблоней – и мы знаем: когда-нибудь он сам посадит свое дерево. И, может быть, его ствол уже будет прямым.