– Раны почти одинакового размера, около двадцати сантиметров в диаметре… Похоже, это сделано намеренно.
Ким Гаён все еще выглядела растерянной, но после этих слов медленно подошла к телу Анджелы.
– Можете сказать, что могло стать причиной таких ран? – спросил я.
– Это разрушитель органических соединений, – ответила она. – Мы используем его в лаборатории для утилизации пищевых отходов и белковых веществ. Но его не должны использовать на людях… Не трогайте раны, микроорганизмы все еще активно разлагают тело.
– Микроорганизмы?
– Переработка пищевых отходов на восемьдесят процентов состоит из удаления влаги, – начала объяснять Ким Гаён, – а оставшуюся часть расщепляют с помощью микроорганизмов. Мы используем морские бактерии, такие как Micrococcus luteus, Streptomyces, Penicillium, Debaryomyces hansenii и Rhizopus oligosporus. Проблема в том, что микроорганизмы не могут уничтожать отходы так быстро, как человек их производит. Они такие крошечные, что их не видно невооруженным глазом, а количество отходов, которое человек генерирует при каждом приеме пищи, огромно. Микроорганизмы выделяют ферменты – амилазы, протеазы, целлюлазы, липазы, – чтобы эффективно уничтожать отходы. Но если уровень водородного показателя слишком низкий или высокий, среда перенасыщена солью либо содержит антибактериальные вещества, такие как черный перец, горчица или острый перец, это может подавлять активность микробов. Мы пытались разработать микроорганизмы, которые могут выживать в таких условиях и продолжать производить необходимые ферменты. Если они не смогут быстро разлагать органические соединения, начнет появляться зловонный запах из-за выделения азотистых и сернистых соединений, что может быть опасно для дыхательных путей человека. Все ли понятно?
Ли Чжихён уставилась на Ким Гаён в полном недоумении, а я выдавил из себя: «Понятно», хотя до конца не был уверен, что действительно все понял. Липаза? Разве это не фермент, который расщепляет жиры? А амилаза, которая содержится в слюне, расщепляет углеводы – я это знаю, ведь я работаю стоматологом.
Ким Гаён старалась объяснить все как можно проще для меня и Ли Чжихён, но, поскольку это совершенно не моя область, мне было сложно полностью разобраться. Из того, что я понял, она занималась экологическими исследованиями в Центре исследований загрязнения морской среды, используя морские микроорганизмы.
Ким Гаён растерянно бормотала:
– Наша команда выделила новый микроорганизм, который может довольно эффективно разлагать белки в морской среде. Мы изолировали штамм нового Bacillus с протеолитической активностью и долго его исследовали. Разложение белков требует много времени. До начала двухтысячных годов основное внимание уделялось синтезу и функциям белков. Исследования процессов их разложения начались менее пятидесяти лет назад. Процесс выделения протеасомного комплекса, ответственного за разложение белков, был раскрыт совсем недавно.
– То есть этим нельзя стрелять в людей? – перебила Ли Чжихён, не выдержав объяснений.
Ким Гаён быстро кивнула:
– Да, это используется для разложения органических соединений.
– Но ведь люди – это тоже органические соединения?
– Ну, в человеке также есть и неорганические вещества.
Слушая этот разговор, Ю Гыми впервые после обнаружения тела улыбнулась и посмотрела на Ли Чжихён. Потом хмыкнула, покачала головой и повернулась к Ким Гаён:
– Если так объяснять, никто ничего не поймет. Просто скажи, что в Анджелу выстрелили из пистолета, который заряжен микробами, поедающими плоть.
…Теперь понятно, почему Ким Гаён просила ничего не трогать. Микробы все еще копошились в ранах, продолжая разлагать ткани.
Встревожившись, Ли Чжихён спросила:
– Есть ли способ это остановить? Если Анджела не покончила с собой, выстрелив в себя из этой «микробной пушки», значит, кто-то разгуливает вокруг с таким оружием?
Вокруг тела Анджелы ничего не было, кроме разбитого планшета. Вопрос Ли Чжихён застал Ким Гаён врасплох. Она огляделась по сторонам и, явно нервничая, выпалила:
– Но ведь мы используем разлагатель только с лабораторной вытяжкой, и распылители у нас гораздо меньше. А что касается того, как остановить процесс… смыть водой, наверное? Но будет ли этого достаточно? Главное – не допускать контакта с кожей, тогда опасности нет. Но чтобы кто-то из наших ученых использовал разлагатель для стрельбы по людям… В принципе у нас есть ученые с таким… своеобразным мышлением. Конечно, всем нам время от времени хочется прикончить кого-нибудь из коллег, но чтобы выстрелить в них разлагателем? И к тому же Анджела даже не была научным руководителем…
Пока Ким Гаён мысленно перебирала всех ученых, которых знала, я принюхался и спросил у Ли Чжихён:
– …Вы не чувствуете запах гари?
Ли Чжихён тоже принюхалась и, немного поколебавшись, ответила:
– У меня ринит, я не ощущаю запахи.
Понятно.
– Я чувствую слабый запах гари с тех пор, как мы вошли, – сказала Ю Гыми.
Значит, не только я его заметил. Но, может, такой запах – норма для Исследовательского комплекса.
– С какой стороны он доносится? – спросила Ли Чжихён.
– Не могу сказать… Кажется, что запах повсюду.
Нахмурившись, Ли Чжихён бросила взгляд в длинный коридор.
– Пойдемте прямиком к грузовому лифту, – решила она. – Обходите любые тела, которые встретятся на пути. Мы все равно не сможем ничего сделать.
Центр изучения глубоководных организмов, Центр исследований загрязнения морской среды и Центр редкоземельных металлов – каждое из этих семиэтажных зданий было построено в виде замкнутого четырехугольника. Между собой они соединялись мостами. Войдя с южной стороны, человек попадал на четвертый этаж Центра изучения глубоководных организмов.
На третьем этаже каждого центра находились мосты, по которым можно было перейти в соседний центр. Отсек со спасательными капсулами и лифт располагались в Центре исследований загрязнения морской среды. Как же неудобно! Что за бред? Если я работаю на седьмом этаже Центра редкоземельных металлов и мне срочно нужно эвакуироваться из-за затопления, то придется спуститься на третий этаж и по мосту перейти на третий этаж Центра исследований загрязнения морской среды.
Мы медленно шли по коридору четвертого этажа Центра изучения глубоководных организмов, собираясь перейти на третий этаж Центра исследований загрязнения морской среды. Выйдя наконец к лестнице, мы начали спускаться. Ли Чжихён пошла первой.
– Почему в каждом центре не сделали по одному лифту и сектору со спасательными капсулами? – проворчал я.
Лестница, ведущая с четвертого на третий этаж, оказалась длинной, возможно из-за высоких потолков, поэтому ступенек было много. Лестница… Нет, все в порядке, мы спускаемся вниз. В моем сне все было иначе. Успокойся.
Ю Гыми с улыбкой заметила:
– Знали бы вы, как дорого стоит построить каждый из наших центров! Всех моих денег не хватит даже на то, чтобы купить здесь кабинку в туалете. Никто не ожидал, что нас затопит. Мы ведь спустились на дно океана, чтобы избежать затопления.
Ким Гаён, сжав зубы от боли в ноге, медленно спускалась по лестнице, кривясь при каждом шаге.
Глава 76ЛабораторияЧасть 2
– Впервые спускаюсь по этой лестнице. На каждом этаже по обе стороны коридора находятся лифты, так что ученым не нужно ходить пешком. В Исследовательском комплексе есть столовая, повсюду бесплатные автоматы с напитками, и, если повезет, получишь место в жилом комплексе прямо в центре. Тогда вообще можно не выходить наружу. Но такие неудачники, как я, селятся в жилом комплексе Чучжакдона с сотней своих коллег, – с улыбкой сказала Ким Гаён.
Значит, ученые почти не покидали комплекс. Три раза в день им доставляли еду, имелся жилой блок и четкое расписание рабочего времени. Для кого-то это рай, а для кого-то – ад.
– Ю Гыми, на каком этаже находится ваша лаборатория в Центре изучения глубоководных организмов?
– На втором. Раньше была на седьмом, но наш профессор подрался с профессором из соседней лаборатории, и директор Мэлоун перевела нас на второй этаж. Я до сих пор помню день переезда – мы сами таскали оборудование. Иногда нам помогали медики. Сейчас думаю: хорошо, что мы на втором. В случае опасности убегать проще, чем с седьмого этажа.
– …Профессора дерутся? – спросил я с удивлением.
Ким Гаён переглянулась с Ю Гыми, и обе рассмеялись.
– О, конечно, – подтвердила Ким Гаён. – Когда профессора дерутся, это похоже на ссоры школьников. Поводом может стать все что угодно – от грантов на исследования до споров о том, чье имя включить в публикации, кто какой вклад внес в проект. Даже такие мелочи, как «почему ты дышишь» или «пойдем ли мы обедать вместе».
Вот как. Впрочем, в стоматологии тоже хватало не совсем нормальных профессоров. Кто-то казался адекватным, но во время обходов мог сорваться на ординаторах. Извращенцев тоже хватало. Но я никогда не думал, что профессора способны подраться. Хотя, если подумать, в стоматологии порой доходило до угроз выбить зубы и обещаний: «Я сам тебе потом имплант поставлю».
Ли Чжихён уже ждала нас на третьем этаже, где запах гари стал еще сильнее.
Осторожно спустившись, чтобы не упасть, мы увидели на полу несколько тел и отвернулись. После Анджелы Мэлоун мы то и дело продолжали натыкаться на трупы с вырванными кусками плоти. Я проверял, живы ли они, а Ли Чжихён фотографировала лица погибших. В лабораториях, двери которых были распахнуты, людей не оказалось. Некоторые аквариумы были открыты – кто-то выпустил глубоководных существ, чтобы те спаслись.
Ю Гыми мельком оглядела беспорядок, который царил в одной из лабораторий, и сказала:
– Они выпустили всех перед тем, как уйти.
Ли Чжихён, которая шла позади, на пару секунд удивленно остановилась перед пустыми аквариумами, а потом быстро вышла из лаборатории и спросила:
– Им надо было спасаться, а они успели подумать об этих созданиях?