Потом форма тучи изменилась.
Теперь это было что-то вроде гигантского чёрного смерча, который возносился над вершинами самых высоких скал. Зацепившись основанием за невидимого противника, смерч кружился километровым мальстремом, голубовато переливаясь при своём сумасшедшем вращении.
Никто не произнёс ни слова; все понимали, что таким образом чёрная туча пытается смять силовой пузырь, в котором, словно зёрнышко в скорлупе, спряталась машина. Рохан краем глаза заметил, как астрогатор уже открыл рот, чтобы спросить стоящего рядом с ним главного инженера, выдержит ли силовое поле, но не спросил. Не успел. Чёрный вихрь, склоны скал — всё исчезло в долю секунды. Казалось, на дне ущелья вспыхнул вулкан. Столб дыма, кипящей лавы, каменных обломков, наконец — огромное, окружённое вуалью пара облако возносилось всё выше. Пар, в который, наверное, превратился журчащий поток, достиг полуторакилометровой высоты, где парил зонд. Циклоп привёл в действие излучатель антиматерии. Никто из стоявших в рубке не шевельнулся, не произнёс ни слова, но никто не смог сдержать чувства мстительного удовлетворения; оно было неразумно, но это не уменьшало его силы. Казалось, что, наконец, туча нашла достойного соперника. Всякая связь с циклопом прекратилась с момента атаки, и теперь люди видели лишь то, что через семьдесят километров вибрирующей атмосферы доносили ультракороткие волны телезонда.
О битве, которая разразилась в замкнутом ущелье, узнали теперь и те, кто был вне рубки. Часть команды, которая разбирала алюминиевый барак, бросила работу. Северо-восточный край горизонта посветлел, словно там должно было взойти второе солнце, более яркое, чем то, которое висело в небе; потом это сияние погасил столб дыма, расплывающийся тяжёлым грибом. Техники, управляющие работой телезонда, вынуждены были увести его от огня схватки и поднять на четыре километра — только тогда он вышел из зоны резких воздушных потоков, вызванных взрывом. Скал, окружающих ущелье, косматых склонов, даже чёрной тучи, которая из них выползла, не было видно — экраны заполнились кипящими полосами пламени и дыма, перечёркнутыми параболами сверкающих осколков; акустические индикаторы зонда передавали непрекращающийся грохот, словно значительную часть континента охватило землетрясение.
То, что чудовищная битва всё ещё не кончилась, было удивительно.
Уже через несколько десятков секунд дно ущелья, всё, что окружало циклопа, должно было приобрести температуру плавления, скалы оседали, падали, превращались в лаву. Её багровый светящийся поток уже пробивал дорогу к выходу из ущелья, находящемуся в нескольких километрах от места схватки. Какое-то мгновение Хорпах раздумывал, не испортились ли электронные выключатели излучателя; казалось невозможным, чтобы туча продолжала атаку на такого страшного противника, но изображение, появившееся на экране, когда зонд по новому приказу поднялся ещё выше, достигнув границы тропосферы, доказало, что он ошибается. Поле зрения теперь охватывало около сорока квадратных километров. На этой изрытой ущельями территории началось странное движение. Со скоростью, которая из-за отдалённости точки наблюдения казалась небольшой, с покрытых тёмными потёками склонов скал, из расщелин и пещер выплывали всё новые и новые чёрные клубы, поднимались высоко вверх, соединялись и, концентрируясь, стремились к месту схватки. Какое-то время могло казаться, что обрушивающиеся в её центр тёмные лавины задавят атомный огонь, задушат его, погасят своей массой, но Хорпах хорошо знал энергетические резервы чудовища, сделанного руками людей. Сплошной, оглушительный, ни на секунду не умолкающий гром, рвущийся из репродукторов, наполнил рубку. Одновременно три языка пламени километровой высоты навылет пробили массив атакующей тучи и стали медленно вращать её, образовав что-то вроде огненной мельницы. Циклоп, по неизвестным причинам, начал пятиться и, не прекращая борьбы, медленно отступал к выходу из ущелья. Возможно, его электронный мозг считался с опасностью окончательного разрушения склонов, которые могли обрушиться на машину. Она, конечно, выбралась бы и из такого положения, но всё же рисковала потерять свободу манёвра. Так или иначе, но борющийся циклоп старался выйти на свободное пространство, и уже было непонятно в кипящих водоворотах, где огонь его излучателя, где дым пожара, где обрывки тучи, а где обломки обваливающихся скал.
Казалось, битва приблизилась к кульминации.
Но в следующий момент произошло нечто невероятное.
Экран вспыхнул, засверкал страшной ослепляющей белизной, покрылся оспой миллиардов взрывов, и в новом приливе антиматерии оказалось уничтоженным всё, что окружало циклопа. Воздух, обломки, пар, газы, дым — всё это, превращенное в жёсткое излучение, расколов надвое ущелье, замкнуло в объятия аннигиляции тучу и вылетело в пространство, словно извергнутое самой планетой. Какой-то обломок, очевидно, зацепил зонд, несмотря на то, что он находился теперь в тридцати километрах от центра катаклизма. Связь не прервалась, но качество изображения резко ухудшилось, экран густо покрылся помехами. Прошла минута, и, когда дым немного осел, Рохан, напрягая глаза, увидел следующий этап борьбы.
Если бы атакующими были живые существа, избиение, которому они подверглись, наверное, уже заставило бы следующие друг за другом шеренги повернуть вспять или хотя бы остановиться у ворот огненного ада. Но мёртвое боролось с мёртвым, атомный огонь не угас. И тогда Рохан в первый раз понял, как должны были выглядеть битвы, когда-то разворачивавшиеся на пустынной поверхности планеты Регис III, битвы, в которых одни роботы сокрушали и уничтожали других. Нечто подобное здесь уже явно происходило. Мёртвая, неуничтожимая, закристаллизованная, зафиксированная солнечной энергией память биллионной тучи должна была содержать сведения о подобных схватках. Именно с отшельниками-одиночками, с бронированными гигантами, с такими вот атомными мамонтами должны были сотни веков назад драться эти мёртвые капельки, которые казались ничем рядом с пламенем всё уничтожающих разрядов, пробивающих навылет даже скалы. То, что сделало возможным их существование и стало причиной гибели огромных чудовищ, чьи плиты были распороты, как ржавые лохмотья, и размётаны по всей огромной пустыне планеты, — это была именно какая-то неправдоподобная, не имеющая названия отвага, если можно применить такое слово всего лишь к кристалликам чёрной тучи…
А она продолжала атаку.
Над её поверхностью на всём обозреваемом сверху пространстве теперь слегка выступали отдельные, наиболее высокие пики. Всё остальное, вся страна ущелий исчезла под разливом чёрных волн, мчащихся концентрическими кольцами со всех сторон горизонта, чтобы рухнуть вглубь огненной воронки, центром которой являлся невидимый за огненным трепещущим щитом циклоп. Энергетические возможности гиганта были практически неисчерпаемы, но, по мере того как продолжалась аннигиляция, несмотря на мощные защитные средства, несмотря на антирадиационное покрытие, малая часть звёздных температур всё же воспринималась излучателем, возвращалась к своему источнику, и внутри машины должно было становиться всё жарче и жарче. Ни один человек уже давно не выдержал бы внутри циклопа. Наверное, керамитовая броня уже вишнёво светилась, но люди видели под куполом дыма только голубой сгусток пульсирующего огня, который медленно полз к выходу из ущелья, так что место первой атаки тучи осталось на расстоянии трёх километров к северу, обнажив свою ужасающую, спёкшуюся, покрытую слоем шлака и лавы поверхность…»{90}
34
Спасательная экспедиция провалилась.
Экипаж «Кондора» погиб ещё до появления «Непобедимого», а экипаж «Непобедимого» теперь сам понёс серьёзные потери. И «циклопа» пришлось уничтожить, поскольку столкновение с «мушками» привело к нарушению работы его электронного мозга. Попытка Рохана спасти людей, подвергшихся нападению «мушек», тоже завершилась неудачей. Вывод, к которому он пришёл в результате своей не слишком удачной спасательной операции, был не менее поразителен: эти «мушки», с которыми «Непобедимый» пытался бороться, давно уже, оказывается, стали частью природных сил планеты, а потому людям следует отступить, ведь нельзя же наказывать стихийные бедствия за причинённый ими ущерб. Пытаясь отыскать потерявшихся людей своей группы, Рохан много часов провёл в царстве грозных чёрных «мушек» и понял, наконец, что именно связывает человека и «природу», пусть даже в таком странном исполнении.
Чувство красоты.
Красоты безмерной, единой.
«Сидя под большим изломом, Рохан услышал надвигающееся издали тяжёлое гудение тучи. Странно — он совсем не испугался. Его отношение к туче в течение одного дня удивительно переменилось. Он знал, во всяком случае, думал, что знает, что именно он может себе позволить — как альпинист, которого не пугают смертельные трещины ледника. По правде, Рохан сам ещё не очень хорошо разобрался в происшедшей в нём перемене, его память даже не отметила, в какой именно момент он заметил мрачную красоту чёрных зарослей, переливавшихся всеми оттенками фиолетового цвета. Но теперь, рассмотрев чёрные тучи — а их было уже две, они выползли из обоих склонов ущелья, — он даже не шевельнулся, не пытался спрятаться, прижимая лицо к камням. В конце концов, положение, которое он занимал, не имело значения, если только маленький аппаратик ещё работал. Сквозь материал комбинезона он коснулся кончиками пальцев круглого, как монета, донышка и почувствовал лёгкие толчки. Рохан не хотел испытывать судьбу и уселся удобнее, чтобы лишний раз не менять положения.
Тучи теперь занимали обе стороны ущелья.
В их чёрных клубах происходило какое-то странное упорядоченное движение, они сгущались по краям, образуя почти вертикальные колонны, а их внутренние части вытягивались и сближались всё больше. Казалось, какой-то гигантский скульптор с необыкновенной быстротой формировал их невидимыми движениями. Несколько коротких разрядов пронзили воздух между ближайшими точками туч, казалось, рвавшихся друг к другу, но каждая осталась на своей стороне, вибрируя центральными клубами во всё убыстряющемся темпе. Блеск этих молний был удивительно тёмным, он на мгновение освещал обе тучи — застывшие в полёте миллиарды серебристо-чёрных кристалликов. Потом, когда скалы повторили несколько раз эхо ударов, слабое и приглушённое, обе тучи, дрожа, напрягаясь до предела, соединились и перемешались. Сразу потемнело, как будто зашло солнце, и одновременно в воздухе появились неясные изгибающиеся линии, и Рохан только через некоторое время понял, что это гротескно изуродованное отражение дна ущелья…