Писатель слабел на глазах. Его убивали диабет и болезнь почек. В его дом на Клинах все чаще вызывали скорую. Тем важнее, что, чувствуя себя уже довольно скверно, Лем в конце января 2006 года откликнулся на приглашение российского портала «ИНОСМИ» и согласился ответить на вопросы читателей. Вал обрушившихся восторгов ошеломил его. Он будто вернулся в 1960-е, когда советские читатели ломились на встречи с ним, как на концерт рок-звезды, и спрашивали обо всем на свете. Лем с удовольствием отвечал: «В России я был несколько раз, еще в шестидесятые годы, когда моя первая книга – „Астронавты“ – пользовалась незаслуженной популярностью во всех странах бывшего восточного блока. Меня принимали с невероятными почестями, я имел возможность встретиться со множеством известных художников и ученых. Тогда же я познакомился с Высоцким; он пел мне хриплым голосом свои песни. Ужинал в компании космонавта Егорова, из кармана у него торчали спрятанные от воров „дворники“. Меня тайно пригласили на пиршество в частной квартире, где собрался цвет российской науки. В поезде „Красная стрела“, на котором я ехал из Москвы в Ленинград, на завтрак подавали красную икру и грузинский коньяк. Из российских писателей science fiction мне ближе всех, пожалуй, Стругацкие, особенно их „Пикник на обочине“… Эта книга пробудила во мне своего рода ревность – как будто это я должен был ее написать. Им удалось найти абсолютно оригинальный подход к классической теме SF: посещение Земли инопланетянами. Это потрясающая книга, только ее финал кажется мне натянутым и искусственно оптимистическим»; «Не существует какой-то „хорошей войны“. Интервенция в Ираке казалась мне меньшим злом: нельзя недооценивать совершенно реальной угрозы ядерной войны, спровоцированной непредсказуемым диктатором-фанатиком. Американцы утверждали, что Саддам Хусейн обладает оружием массового поражения. Однако меня вовсе не восхищает концепция Pax Americana: нехорошо, если одно государство будет единолично решать, что хорошо и что плохо для мира. После падения коммунистического блока двухполюсный антагонизм сверхдержав распался на череду локальных конфликтов, которые гораздо труднее контролировать и гасить. Я не ностальгирую по холодной войне, но сегодня вовсе не чувствую себя в большей безопасности»; «Многие годы Польша жила в тени могущественного соседа, которым была Россия. Порой это соседство было тягостным и подавляющим. Сложно удивляться тому, что мы страдаем от своего рода российского комплекса. Потребуется немного времени и смена поколений, чтобы все вернулось в норму. Лично меня страшно раздражает антироссийская риторика президента Качиньского, однако я считаю, что большей части его высказываний не стоит воспринимать серьезно. Я многократно повторял, что непременным условием экономического развития и суверенитета Польши являются добрососедские отношения с Россией. Россия для нас ближе всего как в геополитическом, так и в культурном плане. Нет смысла обижаться друг на друга и ворошить прошлое, за что немалую долю ответственности несут экстремисты с обеих сторон. Поэтому я очень рад, что смог ответить на вопросы российских читателей». Любопытно, что здесь Лем опять, как и в старой беседе с Бересем, сообщил, будто переехал в Краков в 1946 году, хотя в других интервью указывал правильную дату[1390]. Отчего так? Мы не знаем.
9 февраля он продиктовал Земеку текст для «Тыгодника повшехного» «Голоса из сети»: «Я хотел заняться несчастьем, которое готовят для нас братья Качиньские. Крайне правые настроения, которые появились у нас в последнее время, мне решительно не нравятся, и вдруг, как палкой по голове, получаю пятьдесят два сообщения от российских интернет-пользователей, которых один из тамошних порталов пригласил задать мне вопросы»[1391]. Конечно, в этой заметке было немало тщеславия («Меня помнят!»), но немало и благодарности («Меня помнят!»). В тот же день Лем почувствовал себя плохо и в очередной раз отправился в больницу, откуда уже не вышел[1392]. 27 марта 2006 года его не стало. «Голоса из сети» стали последней его заметкой. Ею же завершается и последний сборник его публицистики – «Раса хищников».
Послесловие
Человек соткан из противоречий, и Лем – тому ярчайший пример. Чрезвычайно проницательный в области развития цивилизации, он был часто наивен и близорук в политике, идя на поводу у пропаганды и общественных настроений. Свободно путешествующий мыслью во времени и космическом пространстве, он был домоседом и с трудом выбирался даже в Варшаву. Начавший как энтузиаст технического прогресса, в старости он ненавидел компьютеры и интернет. Спортсмен, заядлый лыжник, бóльшую часть жизни он курил, а еще потреблял неумеренное количество спиртного и обожал сладости, что вкупе с сидячим образом жизни привело к хроническому простатиту и диабету, но не помешало дожить до 84 лет. Выросший на литературной классике, он стал корифеем фантастики, которую зачастую писал архаичным языком. Еврей, ставший одним из самых популярных польских писателей в истории, он никогда не приближался к такому статусу в глазах польской критики. Патриот, не слишком обожавший немцев и русских (но восторгавшийся Томасом Манном и Достоевским), он завоевал признание как раз в России и Германии, а в Польше жил словно в конспирации, скрывая свое происхождение. Наконец, всю жизнь холодно относившийся к религии, он сотрудничал с католической газетой, а его лучшим другом был католический писатель.
Пилот Пиркс, Ийон Тихий, Трурль и Клапауций – все эти герои, рожденные воображением Лема, стали одними из самых узнаваемых персонажей фантастической литературы. По модной нынче тенденции автору следовало бы, наверное, свести их где-нибудь вместе, но это было невозможно, ведь они жили в параллельных мирах: Пиркс – в научно-фантастическом, Ийон Тихий – в мире социальной фантастики, а Трурль и Клапауций – в гротеске. Каждый из них обеспечил польскому писателю место в истории, а уж в совокупности они сделали Лема едва ли не самым оригинальным и многогранным фантастом среди всех коллег по цеху. А ведь кроме приключений этих героев, Лем написал еще «Эдем», «Возвращение со звезд», «Насморк», «Фиаско», «Глас Господа», «Рукопись, найденную в ванне», «Солярис», «Больницу Преображения» и т. д., причем на основе двух последних книг сняты выдающиеся фильмы (хотя Лем этого и не признавал). А еще были монографии, одна из которых – «Сумма технологии» – знаменита не меньше его художественных вещей. А еще были «Мнимая величина» и «Абсолютная пустота» – литературные эксперименты, плотно набитые потрясающими идеями.
И всего этого могло не быть. Попадись Лем в одну из бесчисленных облав, которыми прочесывали оккупированный Львов, он сгинул бы в лагере смерти. Случайно ли, что одним из редких счастливцев, кому удалось спастись в том аду, оказался будущий всемирно известный фантаст? «У Бога нет ничего случайного», – сказал бы его сосед по Кракову Иоанн Павел II, сам едва выживший под оккупацией. «Бог и есть порождение случайностей», – ответил бы Лем.
Случайно ли, что два самых знаменитых поляка в XX веке жили в одном городе в одно и то же время? Их жизни – как отражение трагической истории Польши той эпохи: оба прошли через ужасы и отчаяние, оба превратились в фигуры глобального масштаба, вот только один нашел опору в вере, а другой – в светском гуманизме. Почти ровесники, с примерно схожим опытом (межвоенная Польша – Вторая мировая война – социалистическая Польша – Третья республика), со схожими этическими ориентирами, какие разные они сделали из этого выводы! Мир глазами поляка-католика сильно отличается от мира глазами поляка-атеиста еврейского происхождения, даже если эти люди обитают по соседству и наблюдают одни и те же события. Но это один и тот же мир, просто показанный с разных сторон, как те программы, что анализировали цивилизацию Энции в «Осмотре на месте».
Создавая эту книгу, я пытался донести до читателя все богатство переживаний польского интеллигента еврейского происхождения, попавшего в жернова истории. В силу специфики биографического жанра по большей части это был взгляд изнутри, не позволивший показать грандиозную сложность польской истории и культуры. Кому-то, например, может остаться непонятной навязчивость, с которой Лем раз за разом обращался к теме католицизма (советские фантасты ведь не были одержимы темой православия). И это не удивительно, поскольку моя книга раскрывает лишь одну сторону польского самосознания. Другая, не менее важная описана в биографии Иоанна Павла II[1393], где те же самые исторические события и явления показаны под иным углом зрения. Две эти работы сочетаются как те половинки банкнот, которые используют на встречах герои шпионских романов. Иоанн Павел II верил, что XXI век станет весной христианизации, которая охватит всю планету. Лем опасался, что именно так и будет. Пусть даже не христианизация, но исламизация или вообще взрыв религиозных чувств отбросят цивилизацию назад. Он, и не мечтавший об освобождении родины от коммунистов, ужаснулся, когда это случилось, поскольку спустя какое-то время место одних догматиков заняли другие, только более архаичные. Но разве это не отвечало его пессимистическому взгляду на мир? Разве он не доказывал, что человек не меняется, а род людской обречен? Что ж, ему довелось убедиться в своей правоте. Не каждому визионеру так везет.
Библиография
Архив внешней политики Российской федерации (АВП РФ)
Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ)
Центральный архив Министерства обороны Российской федерации (ЦА МО РФ)
Archiwum Akt Nowych (AAN)
Archiwum Instytutu Pamięci Narodowej (AIPN)
Hemmerling Z., Nadolski M.