Подкрадываться так близко уже не было смысла, заметят, они сейчас настороже. Забрался на сосну, вынул из кармана монокль и принялся наблюдать. Паника в лагере царила неслабая. Главарь раздавал пинки и подзатыльники налево и направо. Двое принялись читать следы моего отхода и подозвали главного. Посмотрев на то, куда тыкали пальцем эти двое, он отошёл и что-то начал объяснять ещё одному типу, периодически тыкая пальцами ему в лоб. Тот молча сносил истерику главаря, затем кивнул, подозвал ещё троих, и вместе с первыми двумя следопытами они двинулись по моему следу в глубь леса. В лагере осталось четверо, включая главного. Если я всё правильно рассчитал, то вскоре их станет на четыре урода меньше. Нужно только выждать момент. Наконец командир успокоился и стал указывать оставшимся на трупы товарищей. Те, подхватив топор, пошли расчленять бывших друзей. Правильно, чего еде пропадать. Пока они были заняты делом, я спустился с сосны и начал подкрадываться к будущим покойникам. В руке на этот раз я сжимал «стечкина» с навинченным на ствол глушителем. Пробравшись на свою первую позицию в кустах, взял на прицел главного, который сидел в отдалении от троих мясников. Наблюдая за движением топора, я выжал свободный ход курка пистолета, затаил дыхание и, как только топор коснулся ноги уже второго покойника, надавил на спуск. Раздался щелчок механизма пистолета и звук выстрела, который был не громче хлопка духовой винтовки. Главарь уткнулся лицом в колени и начал заваливаться набок, светя развороченным затылком. Троица мясников, занятая своим грязным делом, даже не обернулась. Я взял на прицел второго и придавил спуск. Снова лязг механизма, приглушенный хлопок, и падальщик валится на землю в обнимку с отрубленной ногой мёртвого товарища. Вот тут оставшиеся двое уже поняли: что-то не так. Пока один с топором начал озираться, второй рыбкой нырнул в кусты. Владельца топора я подстрелил, уже поднимаясь из кустов. Выстрел оказался смазанным, и пуля угодила ему в грудь. Крик взбудоражил округу. Пришлось в спешном темпе добить кричащего и оставить затею с гонкой за скрывшимся в кустах людоедом. Теперь нужно сваливать, наверняка группа преследователей сейчас повернула назад в лагерь. Да и оставшийся в живых падальщик, скорее всего, присоединится к ним. Я достал фотоаппарат и сделал пару снимков лагеря, залитого кровью и усыпанного трупами. Осталось семь. И теперь уже я в роли преследуемого. Треск сзади я услышал спустя полчаса. Всё, меня вычислили! Что делать? Как оторваться? Мысли начали метаться в голове. Адреналин попал в кровь, и я, уже не таясь, ломанулся по лесу. Сзади послышались первые выстрелы, пули свистнули в опасной близости и защёлкали по деревьям. Пришлось петлять, как заяц. Впереди замаячила поляна. Я припустил в обход, на открытое пространство бежать себе дороже. Вдруг пришло понимание, что преследователи перестали бежать следом и даже не стреляют. Вот сейчас не понял, что не так? Я притормозил и присел за дерево, прислонившись к нему спиной. Осторожно выглянув, увидел своих преследователей. Они, сбившись в кучу и осторожно озираясь, пятились прочь от поляны. Присмотревшись к ней повнимательнее, я заметил слабое марево. Так, с поляной всё понятно, там кислота. Но почему они так испуганы? Почему прекратили преследовать? Ведь я не стал на неё выбегать. Мысли пролетели в голове за долю секунды, а я уже навёл прицел «стечкина» на одного из преследователей. Щёлкнул механизм затвора, и он сложился пополам. Пуля угодила в живот. Жить будет, но ранение очень болезненное.
– А-а-а, – заорал раненый, – сука, он меня подстрелил!
И в этот момент до меня дошло, почему падальщики так себя вели. Со стороны поляны в сторону орущего метнулись две смазанные тени. Визг умирающего мгновенно разнёсся по округе. Остальные бросились врассыпную и начали пальбу из всех стволов. Пули и картечь рвали кустарник и стволы деревьев, а две тени метались среди стрелявших людоедов. Жертвы начали падать как подкошенные.
– Вот это скорость, – восхитился я в голос, – да что же это такое?!
В этот момент последний из стрелявших почти в упор всадил заряд картечи в одну из теней. В воздух разлетелись брызги чего-то тёмного, и стрелявшего обдало с головы до ног. Туша по инерции снесла его на спину, и он заверещал. Не закричал, а именно заверещал и забился в агонии под тёмной тушей. И тут я увидел, как от него поднимается тёмно-красный дым, а сам он тает, как кусок снега.
– Твою мать, – выругался я, – да что за хрень тут творится?!
На лес опустилась тишина. Я начал озираться: где вторая тень? Осторожно поднявшись, я решил взобраться на дерево и едва успел вскарабкаться на пару метров. Автомат, закинутый за спину, зацепился за обломанную ветку. Я опустил взгляд, чтоб отцепиться, и увидел это.
Красные глаза, горб загривка, чёрная щетина шерсти и огромные бивни. Это кабан? Самый обычный кабан? Никаких видимых мутаций нет, хотя… От туши поднималось слабое марево, как от кислотной поляны. Кабан, уставившись на меня, открыл пасть, в которой я разглядел извивающийся язык. Внезапно он замер, и из него в мою сторону вылетела прозрачная струя, которая, попав в ствол дерева рядом со мной, брызгами попала мне в бок. Куртка мгновенно задымилась, и я почувствовал сильную боль. Казалось, что в меня плеснули раскалённым металлом. Который почему-то не хотел остывать, а жёгся всё сильнее и сильнее. Я закричал от боли и едва не сорвался вниз. Едва успел скинуть автомат и перевалился на мощную ветку. Выхватив из бокового кармана рюкзака флягу с водой, я начал поливать дымящуюся рану. Боль отступила. Недолго думая, я закинул ногу на ветку и влез на неё верхом. Быстро скинул рюкзак, СВД бросил поверх него и, придерживая всё это одной рукой и отрывая пуговицы, стал скидывать с себя куртку. Та продолжала дымиться, и жгучая боль уже начала возвращаться.
С момента первого плевка прошло едва полминуты, а кабан уже опять открыл пасть и выцели-вал меня своим змееобразным языком. Бросив ему в пасть снятую куртку, я заёрзал по стволу ветки, задом пытаясь отползти под защиту густой хвои. Плевок кабана завяз в брошенной куртке. А у меня появилось ещё тридцать секунд. Я решил, что нужно использовать шанс, морщась от боли в боку, я отпустил рюкзак в свободный полёт и схватил СВД. Навёл ствол в сторону мутанта и надавил на спуск. Выпущенная практически в упор пуля калибром 7,62 попала кабану в раскрытую пасть. Голова монстра дёрнулась, он замер и, постояв так несколько секунд, завалился набок. Земля вокруг него намокла и начала дымиться.
– Чужой, мать его, – прошипел я, корчась от боли.
И едва успел закончить фразу, как с треском свалился на землю, больно приложившись копчиком об ствол ветки, на которой сидел. Кислота, попавшая на ствол, сделала своё дело и проела ветку толщиной с две моих ноги всего за минуту.
Корчась от боли, я начал поливать жгущую рану на своём боку. Через дыру, которую проело кислотой, виднелись рёбра. Подобрав рюкзак, я достал из него старую военную аптечку и вколол себе обезболивающее. Прямо рядом со страшной раной. Бочина вмиг онемела, и острая боль начала отпускать. Приложив к ране перевязочный пакет, я примотал его к себе бинтом. Быстро сфотографировал всё, что осталось от побоища на поляне, подобрал оружие и, насколько было возможно, быстро пошёл в сторону Бочкарей.
На окраину деревни я вышел глубоко за полночь. Еле передвигая ногами, подошёл к первому попавшемуся дому и заколотил в дверь. Как эта дверь открылась и всё, что было потом, я уже не видел. Организм почувствовал, что можно расслабиться, и отключился.
Боль! Ноющая, тянущая боль! Хочется пить. Что происходит? Что за голоса вокруг?
Я попытался открыть глаза. Тяжело. Ну их, лучше так.
– Дайте воды кто-нибудь, – попросил я, но не услышал своего голоса, хотя уверен, что говорю. – Эй, кто-нибудь, дайте попить.
– Кажется, он пришёл в себя, – раздался чей-то голос в голове, – точно, смотрите, он губами шевелит. Может, ему водички дать?
Ну наконец-то здравая мысль посетила чью-то голову. Ко рту поднесли что-то мокрое и холодное. Я попытался сделать глоток и закашлял. Немного отдышавшись, я отхлебнул ещё и опять поперхнулся. Да, лёжа пить то ещё удовольствие. Ещё одна попытка открыть глаза. Вроде бы удачно, только вот перед глазами всё плывёт. Вроде чьё-то лицо надо мной.
– Ты кто? – прошипел я. – Где я?
– Тихо, успокойся, ты в Бочкарях, – ответило пятно.
Я закрыл глаза и опять провалился в темноту.
Боль! Опять эта боль! Я застонал.
– Вон, живой он, – опять этот голос. – Я же вам говорил, что живой он!
– А ну отойди, – прозвучал знакомый голос. – Сумрак, ты слышишь меня? Сумрак?!
Кто-то со знакомым голосом склонился надо мной, и я почувствовал на себе пристальный взгляд. С трудом разлепив глаза, я пытаюсь сфокусировать зрение.
– Фантом, – прошипел я, – дай попить, друг.
– Сейчас, сейчас, потерпи, – засуетился тот. – Эй, как тебя, дай воды, человек пить хочет.
Ко рту поднесли кружку. Фантом приподнял мою голову, и я наконец смог сделать нормальный глоток. Вода прохладной струёй провалилась по пищеводу. Наконец я смог допить бездонную кружку. Хорошо, что она такая большая. Хорошо-о-о.
– Ну ты как же так-то? – спросил Фантом. – Как ты умудрился-то так попасть?
– Их было двенадцать, – прошипел я, немного начиная приходить в себя, – двенадцать, слышишь. Я положил их всех.
– Положил он, – передразнил меня дядя Женя. – Ты за каким хреном в кабанье логово полез?! Я вообще удивлён, что ты жив остался.
– Я не знал, я убрал половину, они за мной бежали, я не знал.
– Не спеши, герой, – остановил меня Фантом, – тихо, отдыхай, потом расскажешь.
Что-то небольно укололо в плечо, и я провалился в темноту.
На этот раз очнулся я не от боли, хотя она ещё присутствовала, но уже не была настолько сильной. Я открыл глаза, попробовал оглядеться. Голова кружилась, сразу же начало мутить. Ладно, потом посмотрю.
– Эй, есть кто живой? – позвал я, на этот раз голос, хоть и слабый, но уже голос.