ец мой княжили в Переяславле, а не в Курске; живой не пойду из своей волости, а если убьешь меня, вспомни, Святополк тоже убил Бориса и Глеба, но долго ли после того сам княжил?» Приступы Ольговичей к Переяславлю были отбиты. В то же время Изяслав Мстиславич отбился от своих соперников на Волыни. Всеволод помирился с Мономаховичами, так что по смерти Андрея не отдал Переяславля кому-либо из братьев, а перевел сюда Вячеслава Туровского. Тогда родные и двоюродные братья, обманутые в своей надежде на богатые волости, соединились и подняли брань на Всеволода. Но за последнего вступились сами Мономаховичи. Эта междоусобная война, опустошавшая Южную Русь, была окончена только при посредстве князя-инока. Еще жив был Николай Святоша, двоюродный брат Ольговичей и родной Давидовичей.
Всеволод вызвал Святошу из монастырской келии и послал уговаривать братьев к миру; тот успешно выполнил это поручение. Таким образом, Всеволод сумел до самой смерти (1146 г.) удержаться в Киеве благодаря своей политике разъединения. Он то помогал Ольговичам против Мономаховичей, то последним против первых; Ольговичей ссорил с Давидовичамй, а Мономаховичей-племянников — с Мономаховичами-дядями.
Такая узкая политика самосохранения не замедлила принести свои плоды в отношениях Киева к Русским областям. Постоянно занятый собственною безопасностью великий князь все менее и менее мог оказывать влияния на другие области, особенно на те, которые были отдалены от него и по самому географическому положению. Меж тем как Чернигов, Смоленск, Волынь еще принимали непосредственное участие в судьбах Киева, на северо-востоке начинали жить своею особою политическою жизнью земли Суздальская и Рязанская, а на севере Новгород приобретал право призывать князей из той или другой ветви княжеского рода, по своему усмотрению и все более ослаблял свои связи с Киевом. На северо-западе Полоцкая земля с возвращением собственных князей окончательно выделялась из общего состава Руси. На юго-западе такою же особою политическою жизнию начинала жить Русь Червонная, или Галицкая.
В последней области явилась в то время замечательная личность, которая положила основание сильному княжеству Галицкому. То был Владимирко, сын Володаря Ростислави-ча. Володарь и брат его известный слепец Василько, оба умерли в 1124 году. Сыновья не наследовали от своих отцов их дружбы и согласия. Честолюбивый, предприимчивый Владимирко воспользовался потом смертью родного брата и двух двоюродных, чтобы захватить в свои руки обе наследственные волости своего рода, т. е. Перемышльскую и Теребовльскую. Только небольшой удел Звенигородский оставался еще за его родным племянником, Иваном Ростиславичем. Владимирко утвердил свою столицу в городе Галиче на берегах Днестра, и с тех пор Червонная Русь стала называться Галицким княжеством, Галицией. Много ума и ловкости нужно было, чтобы укрепить и расширить это княжество, отовсюду окруженное сильными и враждебными соседями, каковы угры и поляки на западе и русские соперники на востоке. Галицкий князь, бесспорно, владел теми, хотя и не всегда похвальными чертами, с которыми являются в истории некоторые основатели или двигатели государственной силы. Он умел найтись при всех затруднениях и извлечь пользу из всякого столкновения своих соседей; но зато не стеснялся в выборе средств; клятвы и договоры были для него только делом политики, и он забывал о них, как скоро миновала надобность. С уграми, смотря по обстоятельствам, он был то союзником, то врагом. Соперничество между Мономаховичами и Ольговичами, возникшее из-за Киевского стола, представило ему удобный случай не только вполне освободиться от некоторого подчинения Киеву, но и расширить свое княжество на счет соседних волынских городов. Последнее обстоятельство заставило великого князя киевского Всеволода Ольговича в 1144 году предпринять поход в Галицию с сильною ратью, в которой участвовали Ольговичи, часть Мономаховичей и еще наемные Половцы. Владимирко с своей стороны получил помощь от угров.
Обе рати сошлись под Звенигородом; их разделяла небольшая речка Белка. Всеволод велел навести гати, переправился через речку и зашел в тыл неприятельскому войску, так что отрезал его от сообщения с Галичем и Перемышлем. Галичане пришли в уныние, опасаясь за свои семейства. Тогда Владимирко прибег к своей дипломатической ловкости. Он вступил в переговоры не с самим великим князем, а с его братом Игорем и взял последнего за самую чувствительную струну, послав сказать ему: «Если помиришь меня с своим братом, то после его смерти я помогу тебе сесть в Киеве». Игорь действительно принялся усердно хлопотать в пользу галицкого князя и уговорил Всеволода заключить мир. Противники съехались вместе и по обычаю утвердили мир крестным целованием. «Многоглаголивый» (по выражению летописи) Владимирко отделался от опасности уплатою 1400 гривен серебра, которые Всеволод добросовестно разделил между своими братьями и союзниками.
Граждане Галича были недовольны строгостью и самовластием своего князя и попытались отложиться от него. Они воспользовались временем, когда Владимирко уехал на охоту; послали в Звенигород за его племянником Иваном Ростиславичем и посадили его у себя на стол. Владимирко, не теряя времени, собрал войско и осадил Галич. Во время одной вылазки Иван Ростиславич был отрезан от города; он пробился сквозь неприятелей и бежал к Дунаю, откуда степью пробрался в Киев к Всеволоду Ольговичу. Галичане еще некоторое время оборонялись, но наконец принуждены были отворить ворота. Владимирко казнил злою смертию многих участников мятежа, а Звенигородский удел племянника взял себе и, таким образом, утвердил полное единовластие в земле Галицкой. Но великий князь Киевский не желал подобного усиления Галиции. Он вступился за изгнанного племянника и снова собрал многочисленную рать, призвав на помощь князей Черниговского, Переяславского, Смоленского, Туровского, Владимирского и диких половцев. Поход, предпринятый зимою, на этот раз был неудачен. Дожди согнали снег и произвели распутицу. Рать добралась кое-как до Звенигорода, осадила его и сожгла внешний острог. Многие граждане, вероятно, желавшие снова иметь своим князем Ивана Ростиславича, сошлись на вече и рассуждали о том, что надобно сдать город. Но воевода Владимирков, какой-то Иван Халдеевич, оказался человеком решительным и энергичным. Он схватил троих главных зачинщиков смуты, велел каждого разрубить пополам и выбросить их трупы за городскую стену. Этот поступок устрашил остальных заговорщиков, и с того дня жители отчаянно оборонялись; они отбили все приступы и потушили пожары, произведенные осаждавшими. Всеволод должен был снять осаду и уйти назад. Неудаче этого предприятия способствовало также болезненное состояние великого князя, окончившееся вскоре его смертию.
В обоих походах Всеволода Ольговича на Галицкую Русь принимали участие поляки, в качестве союзников великого князя Киевского. В Польше около того времени произошли великие перемены, которые надолго задержали развитие польского могущества; что в свою очередь способствовало безопасности русских пределов с этой стороны. В 1139 году скончался король Болеслав III Кривоустый, последний представитель эпохи Болеславов, эпохи возрастания и величия Польского государства. Кривоустый с успехом продолжал дело своих предшественников: он удачно воевал с чехами и немцами и отбился от притязаний Германской империи на ленную зависивость Польши. Замечательна в особенности борьба его с языческими племенами поморских славян, против которых он предпринял многократные походы, действуя в союзе с датчанами. Ему удалось овладеть землями лютичей и ратаров и утвердить здесь христианскую церковь. Эта борьба с язычниками имела характер крестовых походов, подобных тем, которые совершались тогда на восток королями и рыцарями Западной Европы. Завоеванием Поморья Болеслав Кривоустый вознаградил потерю некоторых земель, например, Червонной Руси и Моравии, завоеванных Болеславом Храбрым и утраченных его преемниками. Кривоустый был женат на Сбыславе, дочери Святополка II Михаила. Это родство дало полякам повод вмешиваться в дела Руси по смерти Святополка в пользу его потомства; но при таких князьях, как Владимир Мономах и сын его Мстислав, подобное вмешательство не имело обыкновенно никакого успеха.
У польских князей, как на Руси и в Чехии, еще сильны были родовые обычаи, вытекавшие из понятия, что каждый член княжеской семьи имеет право на удельное владение. Рядом с этими обычаями и там видим постоянное стремление старшего князя к полному подчинению себе младших или просто к единовластию. Так, Болеслав Кривоустый долго боролся со своим мятежным братом Збигневом, наконец вероломно схватил его, велел ослепить и заключить в темницу. Но сам он перед смертию разделил королевство между четырьми сыновьями, ничего не назначив только пятому, самому младшему из них Казимиру (впоследствии прозванному Справедливым). Старший Болеславич Владислав II, получивший главный город Краков и Силезию, по характеру своему не был способен внушить братьям уважение к своему старшинству. Но его супруга Агнесса, дочь австрийского маркграфа и племянница императора Конрада III Гогенштауфена, не хотела терпеть самостоятельность младших князей, и, побуждаемый ее упреками, Владислав вздумал смирить их оружием. Тогда проявилось то значение, которое успели уже приобрести себе польские вельможи и духовные сановники. Из личных и сословных видов они приняли сторону младших братьев; Владислав был лишен своего королевского удела и изгнан из Польши. В этих междоусобиях принял участие и великий князь киевский Всеволод как свояк Владислава II, потому что дочь его Звенислава была за старшим сыном краковского короля, Болеславом Высоким. Два раза русские полки ходили в Польшу на помощь Владиславу и добились только того, что братья (Болеслав Кудрявый и Мечислав Старый) уступили ему четыре города. В свою очередь и польский король помогал Всеволоду Ольговичу в его борьбе с Владимирком Галицким. Впоследствии, уже по смерти Всеволода, Владислав II сн