Питер кивнул и закрыл окно.
Маева подняла брови.
– Er du klar?[45] – Она задумалась, помнит ли Питер, как он задал ей тот же самый вопрос перед купанием в бочке, почти год назад, когда она почти не говорила на его языке. С тех пор столько всего изменилось. Простой житейский вопрос вдруг налился тяжестью, преисполнился нового, гнетущего смысла.
Питер не ответил. Глядя мимо нее, он указал на мокрую пеленку, лежавшую на полу. Маева быстро ее подняла и затолкала за изголовье кровати.
– А наша дочь? – Внешне Питер казался спокойным, но его выдал дрогнувший голос.
– В надежном месте. Ее не найдут.
Он коротко кивнул и нахмурился. Он не спросил у Маевы, откуда она могла знать о приходе нежданных гостей. Спрашивать было не нужно; она обладала странными способностями, недоступными его пониманию. Хвала богам.
– А Ганс? Он не…
– Он не скажет ни слова.
Маева не разделяла его уверенности, но не стала высказывать свои опасения. Она подошла к мужу и крепко поцеловала его в губы. Потом отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза:
– Все будет хорошо. Доверься мне.
Он сжал ее плечи.
– Тебе я доверил бы жизнь. – Он медленно пошел вниз по лестнице, давая ей время на подготовку.
Она подошла к колыбельке и маленькому сундучку, где лежала вся детская одежка. Сгребла с полки все грязные и чистые детские вещи и затолкала их за изголовье кровати – к первой грязной пеленке. На стуле в углу лежала испачканная кровью соломенная подушка, на которой Маева сидела всю последнюю неделю. Маева перевернула подушку и с облегчением вздохнула: нижняя сторона была чистой. Она еще раз оглядела комнату, чтобы убедиться, что ничего не упустила, и услышала, как Питер открывает дверь. Она натянула платье на животе. Живот все еще выпирал, но, возможно, не так убедительно, как ей бы хотелось. Но Иннесборг, наверное, не станет приглядываться слишком пристально? Она вышла на лестничную площадку. Встала, прислушиваясь к мужским голосам, доносившимся внизу.
– Питер Альдестад.
– God morgen, магистрат. Примите мои искренние соболезнования.
Маева резко втянула носом воздух. Питеру лучше было бы промолчать. Она наблюдала, как отреагирует Иннесборг. Он внезапно снял шляпу и встал рядом с пастором, который явно чувствовал себя неуютно и нервно теребил в пальцах крест, висевший у него на шее. У него за спиной неловко топтались двое парней, долговязых и неуклюжих. Потом Маева увидела еще одного человека, одетого в черное, как и все остальные. Он обернулся и глянул вверх, словно почувствовав, что за ним наблюдают. Якобсен. Окружной врач. Маева безотчетно прикрыла руками живот.
– Takk skal du ha, Альдестад. Случилось большое горе. Не хотелось бы думать, что к этому как-то причастны ты сам и твоя молодая жена.
Питер запальчиво проговорил:
– Как такое возможно, герр Иннесборг? Я, как всегда, был на пристани. А моя бедняжка жена так и вовсе не выходит из дома, готовится к родам.
Маева ждала. Все трое гостей неловко переминались с ноги на ногу, озадаченно поглядывая друг на друга.
Пастор откашлялся и проговорил тихим голосом:
– Прошу извинить за вторжение, но по деревне уже ходит новость о рождении ребенка. Я уверен, что будь это так, вы появились бы в церкви в ближайшее воскресенье. Для обряда крещения… – Он сконфуженно пожал плечами. – Но магистрат посчитал необходимым провести расследование сегодня. С учетом трагедии, постигшей его семью, я счел своим долгом его сопроводить.
– Пастор, вы будете первым – после нас с Маевой, конечно, – кто узнает о рождении нашей доченьки… или сыночка. Но, как вы видите сами, ребенок еще не родился. Хотя должен родиться уже со дня на день. – Питер обратился к доктору: – Видимо, скоро мы вас позовем.
Якобсен, щупленький коротышка, снял шляпу, словно собираясь заговорить.
Но Иннесборг его опередил:
– Нам необходимо допросить твою жену. Где она?
Маева на цыпочках вернулась в спальню и легла в постель.
– Она наверху, отдыхает. У нее небольшое кровотечение.
Умный муж. На протяжении нескольких недель у нее время от времени открывались кровотечения – с того самого дня, когда она упала на крыльце, – и не прекратились и после рождения дочери. Если нежданные гости потребуют осмотра, они наверняка найдут кровь, но теперь они предупреждены, и это не станет для них неожиданностью.
– Кровотечение перед родами? Тревожный знак и для матери, и для ребенка. – Доктор Якобсен, сам того не подозревая, сыграл на руку Питеру с Маевой. Питер с ним согласился.
– Да, нам так и сказали. Наша соседка, фру Тормундсдоттер, посоветовала, как быть. Она велела жене не вставать с постели до самых родов. – Возникла неловкая пауза. Потом Питер добавил: – Нам сказали, что вы поехали к больному в соседнюю деревню, доктор, поэтому нам пришлось обратиться за помощью к соседке.
Маева услышала, как Иннесборг закряхтел и сердито проговорил:
– Не произноси имени этой heks.
Питер тут же принялся извиняться:
– Прошу прощения… я не хотел никого оскорбить. Мы с женой соболезнуем вашему горю. Маева? – громко позвал он. Чтобы ее предупредить.
Иннесборг на него шикнул:
– Я сам поднимусь к ней. Если у нее кровь, ей нельзя вставать с постели. Нам не нужно других трагедий.
Маева села на постели и нервно расправила одеяло, ожидая, что придет один магистрат. Но следом за Питером по лестнице поднялись все трое. Питер держался спокойно, но его выдавал напряженный, встревоженный взгляд. Маева протянула ему руку, и он сжал ее в своих ладонях, присев на краешек кровати. Маева чувствовала, как дрожат его пальцы, но больше никто этого не заметил. Свободной рукой она поправила свою длинную косу, молясь про себя, чтобы Иннесборгу по-прежнему нравились ее рыжие волосы.
– God morgen, пастор Кнудсен, герр Иннесборг, доктор Якобсен… какой нежданный визит. Что привело вас в наш дом? – Сахар и мед, подумала она.
Питер поспешно ответил:
– Герр Иннесборг пришел расспросить нас о нашем ребенке.
Маева улыбнулась милой улыбкой, положив руку на свой круглый живот.
– У меня тоже есть вопросы… Но малыш не отвечает.
Пастор рассмеялся, явно признательный Маеве за эту шутку.
Иннесборг хмуро прищурился.
– Ходят слухи, что ваш ребенок родился еще неделю назад. Ганс Бьёрнсен это подтвердил.
О нет. Я так и знала. Боль, отразившаяся на лице Питера, была такой сильной, что Маеве самой было больно на это смотреть.
– Он не сказал, что ребенок родился, – заметил пастор Кнудсен. – Если память мне не изменяет, он сказал, что не знает…
– И здешние женщины утверждают, что роды наверняка принимала эта… эта… heks. – Последнее слово Иннесборг произнес, скрипнув зубами от злости.
Маева старательно изобразила изумление. Питер еще крепче сжал ее руку.
– Да, она к нам приходила, но только раз. Чтобы подсказать, как унять кровотечение.
Иннесборг шагнул вперед и склонился над нею, как ястреб, высматривающий добычу.
– Это незаконная практика, женщина. У нее нет разрешения на вспоможение при родах.
Питер покачал головой и поднял руки, словно защищаясь:
– Мы ей не платили, просто спросили совета. Она знает средство…
Иннесборг встрепенулся:
– Какое средство? Чары и заклинания? Она творила волшбу, чтобы остановить кровь? Может, справлялась по черной книге?
Маева знала, что нельзя ни единым словом упоминать Хельгину книгу записей – сборник рецептов целительных снадобий и практических советов по лечению хворей, вероятно, доставшийся ей от матери или бабушки. Эти люди наверняка сочтут его дьявольской магией и колдовством.
Она натянула одеяло до самого подбородка.
– Нет, она не творила волшбу. Если только вы не считаете колдовством чай из тысячелистника и женскую болтовню. – Магистрат нахмурился. – И, как вы видите сами, я еще не родила. – Маева обняла свой живот поверх одеяла. Живот выпирал круглым холмиком.
– Кровотечение почти прекратилось, – сказал Питер. – Когда Мае становится лучше, она встает и наводит порядок в доме – верный знак, что ее время уже на подходе, как мне говорили другие мужья.
Иннесборг стиснул зубы. Маева так и не поняла, что отразилось на его лице, злость или горе. Он произнес тихим голосом, в котором явственно слышалась угроза:
– Нам придется ее осмотреть, Питер. Ты сам понимаешь. Мы должны быть уверены.
Все замерли, словно окаменели. У Маевы перехватило дыхание. По спине пробежал холодок. Она поймала взгляд мужа, растерянный и беспомощный.
Пастор мягко проговорил:
– Подождите внизу, Питер. Это конфиденциальное дело между Богом и законом.
Маева еле сдержалась, чтобы не схватить Питера за руку. Мы пропали. Она послала ему взгляд, полный ужаса и мольбы.
Он поднялся на ноги.
– Господа, я прошу позволения остаться. Я не могу бросить жену одну, когда ее подвергают подобному унижению. Я должен быть рядом.
Иннесборг посмотрел на Маеву, перевел взгляд на Питера и опять на Маеву. Затем неохотно кивнул.
Маева сумела перебороть страх, хотя сердце билось в груди испуганной птицей. Питер стянул с нее одеяло и нерешительно посмотрел на нее, прежде чем потянуться к пуговицам на ее ночной рубашке. Маева кивнула, стараясь удержать слезы, уже подступившие к глазам. Она сама расстегнула рубашку дрожащими пальцами и обнажила раздутый живот. Спине стало жарко, ладони вспотели. Ее всю лихорадило, во рту пересохло. Ей казалось, что стены смыкаются и грозят ее раздавить.
Кнудсен смущенно закашлялся. Иннесборг подошел ближе и уселся на краешек кровати. Маева заметила на одеяле пятнышко крови. О господи, нет. Она потерла пятнышко пальцем.
– Прошу прощения за кровь. Кажется, чай, который мне дала Хельга, не особенно помогает.
– Конечно, не помогает, – пробормотал Иннесборг. – Старая сука вообще ничего не знает.