Питер осмелился оглянуться и посмотреть на своих земляков. Маева украдкой взглянула на мужа и успела заметить его умоляющий взгляд. Ох, Питер. Ей хотелось хорошенько встряхнуть этих людей, всех до единого.
– Я стану ей крестным отцом, пастор Кнудсен.
Все головы повернулись к задним рядам. Ганс Бьёрнсен широко улыбнулся и шутливо отсалютовал рукой. Большой, спокойный, уверенный в себе человек.
Облегчение Питера было так велико, что он почти прослезился.
– Tusen takk, друг.
Маева переложила малышку на другую руку. Ей вдруг стало еще неуютнее, еще тревожнее. Разве можно довериться этому человеку после всего, что случилось? Разве сможет он стать покровителем и защитником для ее дочери? Примет ли он Лейду такой, какая она есть? Маева представила, как это будет. Им с Питером придется терпеть его непременные визиты, прятать от него странности Лейдиной внешности, осторожничать в собственном доме и постоянно трястись, заметит он что-нибудь или нет, а если заметит, то устоит ли перед искушением поделиться хорошей историей со своими приятелями-рыбаками. Лейда под постоянной угрозой… О боги, нет. Она мысленно умоляла Питера, чтобы он посмотрел на нее, чтобы он увидел ее безмолвный протест, но все было тщетно.
Пастор откашлялся, прочищая горло:
– Благодарю вас, герр Бьёрнсен. Теперь же я обращаюсь к оркенским женщинам. Есть среди вас добрая христианка с отзывчивым сердцем, которая стала бы крестной матерью для… для…
– Лейда… – прошептала Маева. – Ее зовут Лейда.
Пастор на секунду опешил, его неизменно радушная улыбка чуть дрогнула.
– Лейды… дочери Питера Альдестада?
Женщины молча таращились на него. Неуступчиво и угрюмо. Биргит Вебьёрнсдоттер, сидевшая в третьем ряду, нахмурилась и прошептала на ухо дочери, причем прошептала так громко, чтобы Маева услышала наверняка:
– Питеру надо было назвать дочку Кларой, в честь покойницы-матери. Бедняжка перевернулась в гробу.
– И Марен Иннесборг. И ее бедный ребеночек. Да, мам? – В притихшей церкви слова прозвучали, как гром среди ясного неба.
Маева прикусила губу изнутри. К щекам прилил жар.
– Моя сестра, Кёрсти Бьёрнсдоттер, станет ей крестной матерью, – громко проговорил Ганс.
Пастор снова прочистил горло:
– Вот и славно. Она сейчас здесь?
Ганс покачал головой:
– Она поехала в гости к тетке, но уже дней через десять должна вернуться. Как только она вернется в Оркен, я сразу ее приведу расписаться в книге крещения.
Питер кивнул с благодарностью, мысленно умоляя пастора продолжать церемонию.
Пастор Кнудсен пробормотал себе под нос:
– Так обычно не делается, но в виде исключения… – Он опять обратился к оркенским женщинам: – Я уверен, что вы все поддержали Маеву добрым словом, молитвами и sengemat, fløtegrøt, kjæring suppe[52].
Согласно традиции, в первые дни после родов молодой матери полагалось лежать в постели и набираться сил, а соседские женщины навещали ее и приносили еду, чтобы ей не приходилось готовить самой.
Маева вновь прикусила губу. Женщины все так же угрюмо молчали.
Пастор продолжил, как бы не замечая глухой тишины:
– Помолимся за это дитя, каковое Господь принимает в свои любящие объятия, новую душу, пришедшую в мир для служения Иисусу Христу, нашему Господу и Спасителю, до конца ее дней на земле и в вечной жизни за гробом. Сим совершаю крещение Лейды Питерсдоттер, посланной нам Божьей милостью в безграничном Его милосердии. Святою водою смываю с нее все грехи, и святость Господня дарует ей благодать и прощение, и очистит от скверны и пятен…
Лейда заворочалась.
– «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись»[53].
Маева нервно теребила крошечную рукавичку, пришитую к рукаву Лейдиного крестильного платья. Как по команде, собравшиеся в церкви оркенцы склонили головы и закрыли глаза, слушая слова пастора.
Маева стояла с высоко поднятой головой. Капелька пота сорвалась с ее виска и упала прямо на щечку малышки. Лейда сморщила личико и заворочалась еще сильнее. Маева почувствовала, как у нее по ноге потекла струйка чего-то теплого и густого. Она плотнее сжала ноги, зная, что это кровь. Открой глаза, Питер.
Лейда тихонько захныкала. Маева качала ее на руках и шептала:
– Тише, тише.
Но малышка не успокоилась, а, наоборот, громко расплакалась.
Пастор Кнудсен продолжал молиться, повысив голос, чтобы его не заглушал плач ребенка. Питер по-прежнему не открывал глаз. Маева покачивалась из стороны в сторону, убаюкивая Лейду, но та кричала все громче и громче. Наконец пастор промолвил:
– Аминь.
Питер открыл глаза. У Маевы горели щеки, кожа на руках сделалась бледно-желтой с зеленоватым отливом.
– Поднесите дитя для очищения святой Божьей водой.
Маева шагнула вперед на дрожащих ногах. Питер встал рядом и приобнял ее за плечи, чтобы поддержать.
– Готова ли ты, Лейда Питерсдоттер, отринуть всякое поганое идолопоклонство и очиститься в вере во имя Отца, и Сына, и Святого Духа?
Маева растерянно посмотрела на мужа. Как можно спрашивать у младенца такие вещи?
Питер громко проговорил:
– Она готова.
Маева открыла рот, но тут же закрыла, не издав ни звука. Ты уверен?
Пастор зачерпнул кубком воды из крестильной купели, стоявшей у алтаря, и вопросил, подняв кубок над головой:
– А вы, Питер с Маевой, родители Лейды Питерсдоттер, готовы ли вы отринуть всякое поганое идолопоклонство, черную волшбу и нечистую силу – и держать души свои в чистоте перед Господом Богом, и наставлять в вере и благочестии вновь народившуюся христианскую душу?
Маева еще крепче прижала к себе Лейду, которая уже рыдала взахлеб, горько и безутешно. А если я сейчас скажу…
Питер ответил за них обоих:
– Мы готовы.
Нет.
Пастор шагнул вперед, держа перед собой кубок со святой водой.
– Будьте добры, расстегните ребенку рубашку. – Он окунул пальцы в воду.
Маева встревоженно взглянула на Питера. Он молча кивнул, указав взглядом на серебряные застежки на Лейдином платьице. У Маевы дрожали руки, но после первой застежки она кое-как справилась с дрожью.
Пастор окропил водой грудь и лицо малышки. Она продолжала реветь во весь голос, извиваясь в руках у Маевы.
– Сим совершаю крещение Лейды Питерсдоттер, во имя всего святого по Божьей милости, здесь в Оркене, сегодня, второго ноября. Лейда Питерсдоттер, рожденная… – Он шепотом обратился к Питеру: – В какой день она родилась?
Маева заметила, как дрогнул взгляд мужа. Если раньше он держался уверенно, то теперь растерялся. Малышка издала громкий упрямый крик. Да, Лей-ли, кричи…
А потом ручка малышки вырвалась из рукава, крошечный синий кулачок взметнулся вверх. Маева услышала, как кто-то ахнул. Она подняла взгляд и увидела Ганса, застывшего с открытым ртом.
Она быстро засунула дочкину руку обратно в рукав и застегнула застежки.
Кнудсен откашлялся и повторил свой вопрос, теперь громче:
– Ее дата рождения?
Маева почувствовала, как из нее вытекает еще больше крови.
– В октябре… – У нее подогнулись колени.
Питер успел подхватить малышку, когда Маева упала без чувств.
Маева очнулась и первое, что увидела, – встревоженное лицо Питера, склонившееся над ней. Она быстро села и поняла, что все прихожане поднялись со скамей и глядят на нее, вытянув шеи, хотя глядят явно не для того, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. Она была для них просто диковинным зрелищем, вечным поводом для пересудов, несмотря на все ее усилия казаться обычной, такой же, как все. Пастор Кнудсен стоял рядом с ней на коленях. Висевший у него на шее деревянный крест легонько качался и задевал ее щеку.
Смущенная всеобщим вниманием Маева кое-как поднялась на ноги. Убрала под чепец рыжий локон, выбившийся из косы.
– Все хорошо, милая? – спросил пастор, глядя на нее с искренним беспокойством. Он выставил руку вперед, чтобы Маева могла на нее опереться, если возникнет необходимость.
Маева быстро кивнула и потянулась, чтобы забрать Лейду у Питера.
– Да, все хорошо.
Мне нужно на воздух.
Пастор опустил голову, в его прозрачных голубых глазах явно читалось сомнение. Питер приобнял Маеву одной рукой, защищая ее – и себя – от любопытных взглядов оркенцев.
Необъяснимая ярость – злость на мужа – захлестнула ее с головой. Она нервно пробормотала, запинаясь на каждом слове:
– Я… у меня слабость… мне нечем дышать… это все от волнения.
Питер добавил:
– Наверное, ее укачало в повозке. Может быть, ей еще рано выезжать из дома.
Пастор словно очнулся от оцепенения и засуетился.
– Да, пожалуй. Нам надо еще сделать запись в приходской книге. Но я думаю, это можно отложить до следующего воскресенья.
Маева заставила себя улыбнуться.
– Нет-нет. Лучше все сделать сегодня. Мы проделали такой путь… Будет жаль, если все было зря.
Пастор обратился к женщинам:
– Нашей молодой матери надо выйти на свежий воздух. Кто-нибудь сможет проводить фру Альдестад во двор, пока мы завершим регистрацию крещения?
Маева сосредоточилась на малышке, чувствуя себя голой, отверженной и беззащитной. Спустя какое-то время, показавшееся ей целой вечностью, хотя на самом деле прошло лишь несколько секунд, Биргит Вебьёрнсдоттер слегка подтолкнула дочь локтем. Унна нехотя поднялась, теребя пальцами кончики своих длинных косичек.
Кнудсен хлопнул в ладоши:
– Вот и славно. Takk skal du ha, юная Унна.
Маева прижимала к себе Лейду и легонько качала ее на руках. Не для того, чтобы успокоить малышку, а чтобы успокоиться самой и унять досаду. Ей даже не верилось, что она так не вовремя лишилась чувств. Если бы она так не тревожилась –