Отсюда уже хорошо видно море, такое огромное. У причала стоят два больших корабля, их паруса вяло висят. Ветер есть, но он совсем слабый. Дорожка сужается в ниточку, толпа поредела. Здесь почти нет людей. Мы проходим мимо сгорбившейся старухи, плетущей коврики и корзины, мимо старика, который вырезает фигурки из деревяшек, выброшенных морем на берег. Папа приподнимает шляпу, но не останавливается, чтобы поговорить со стариком и старухой. Мы идем на вершину холма по извилистой дорожке, к самому последнему шатру. Он стоит так близко к краю обрыва, словно сейчас рухнет в море.
Шатер очень маленький и отличается от остальных; все его стороны плотно закрыты, что внутри – не видать. Стены шатра сделаны из узорчатых ковров, шкур животных и кусков вышитых тканей. На скрюченной ветке у входа крепится вывеска, на ней нарисована королева, сидящая на троне. В одной руке она держит змею, в другой – полумесяц. У подножия трона вихрятся красные, оранжевые и зеленые языки пламени, огонь лижет ей ноги. Под вывеской висит колокольчик из стеклянных сосулек – звенит на ветру. Вход закрыт пологом из бусин на нитях.
Папа указывает на них:
– Войдем внутрь? Выберем тебе подарок на день рождения.
Да! И тут раздается тихий перезвон.
– Этот голос я узнаю повсюду. Питер Альдестад. Наконец ты пришел! – доносится из шатра мелодичный, певучий голос.
Я смотрю на папу, но он уже раздвигает занавес из бусин. Мне почему-то больше не хочется прыгать на месте.
– Надо ли напоминать тебе, Хильда, что уходишь все время ты, а не я?
– Конечно, во всем виновата моя жажда странствий!
Папа улыбается, снимает шляпу. Я оглядываюсь, пытаюсь понять, с какой стороны доносится голос, но вижу только разноцветные ткани и блестящие камушки – на стенах, на полу, на потолке. Весь шатер сияет, будто сундук с сокровищами. Я вздыхаю и медленно поворачиваюсь на месте. Мне хочется все осмотреть, все потрогать.
– Нравится, мой крольчонок?
– Это самое-самое красивое место на свете, папа.
Откуда-то из глубин маленького шатра доносится женский голос:
– Она совсем на тебя не похожа, Питер… но у нее точно такое же чувство прекрасного, как у тебя.
– Да, так и есть, Хильда. Так и есть.
– Подойди ближе, девочка… я хочу на тебя посмотреть.
Из-за тканей и шкур появляется женщина, словно соткавшись из воздуха. Я невольно делаю шаг назад. Она одета в слои синей ткани; длинные юбки волочатся по земляному полу, из-под юбок видны кончики босых ног. Папа подхватывает ее на руки и кружит на месте. Ее смех сливается со звоном бусин и колокольчиков, покачивающихся на ветру. Папа ставит ее на землю и отступает на шаг, чтобы ее рассмотреть. Он по-прежнему держит ее за руки.
– Давно мы не виделись, да?
Она хихикает и кивает. Потом они оба оборачиваются ко мне, вспомнив, что я тоже здесь. Женщина машет рукой, чтобы я подошла ближе. Машет медленно, настороженно, словно боится, что я убегу. Я прячу куклу за спину и стою на месте, глядя на женщину. Папа тоже глядит на нее, его глаза как-то странно блестят. Я гадаю, откуда он ее знает. Гадаю, что сказала бы мама, если бы узнала, как ведет себя папа в присутствии этой женщины. Я прищуриваюсь и пытаюсь посмотреть на нее другими глазами.
Она очень странная, не такая, как все остальные женщины, которых я видела раньше. И совсем не такая, как мама. Она невысокого роста, у нее мягкая, теплая с виду кожа, похожая на мед. Она вся состоит из округлых изгибов: пышные бедра, круглые щеки, пухлые губы, полная грудь. Ее волосы ниспадают до талии копной распущенных черных кудрей. Я знаю, что это грубо и некрасиво – вот так откровенно разглядывать человека, но не могу удержаться. Она тоже глядит на меня, у нее черные глаза и красные губы, как спелые ягоды. Я прижимаюсь в папиной ноге. Он подталкивает меня вперед. Она протягивает ко мне руки, у нее кольца на каждом пальце, на запястьях – браслеты из бечевки и кожи. Я не хочу к ней подходить, но все-таки подхожу.
– Ох, Питер. Она настоящая красавица, как ее мать, надо думать. Хотя сразу видно, что она не такая, как все.
– Точно как и ее мать.
– Значит, вся в мамочку. – Она указывает пальцем на мою куколку. – Это кто тут у нас? У нее есть имя?
Я не хочу отвечать, но мой язык меня предает:
– Нет, это просто dukke. Мне ее сшила мама.
Она прикасается к волосам моей куколки, сделанным из красной пряжи.
– Очень мило. – Она говорит так, будто это нисколько не мило. – Кстати, как поживает твоя жена?
– Я поэтому и пришел. Мне нужна помощь, Хильда. Кажется, началось то, чего я боялся.
Она пристально изучает мое лицо. Что-то переменилось. Она хватает меня за руку и вдруг срывает с меня перчатку. Я пытаюсь выдернуть руку, но женщина держит крепко. Ее совершенно не удивляет моя синяя кожа, она проводит ногтем по линиям у меня на ладони, раздвигает мне пальцы. Трет большим пальцем отросшую перепонку. Мне все-таки удается выдернуть руку, и я прячу ее в волосах моей dukke. Женщина отдает папе мою перчатку. Он мнет ее в кулаке.
– Похоже, ты прав, Питер. Но что я могу сделать?
– Ничего сложного я не прошу. – Он откашливается, прочищая горло. – Но сначала Лейда выберет себе ткань на новое платье. Ко дню рождения.
– Вот как? Сколько тебе лет, девочка?
– Почти восемь.
Я наблюдаю за ней, жду, как она отзовется на мои слова. Я думала, что они произведут на нее впечатление, но, кажется, получилось наоборот.
– Ох, Питер, как летит время! Если старые сказки правдивы, ее время и вправду уже на исходе.
Папа снимает шляпу, чешет в затылке.
– Я знаю… но не знаю, что делать.
Она указывает на стул. Папа послушно садится. Она теребит в пальцах сверкающий камень, висящий у нее на шее, потом встает на одно колено передо мной. Ее ожерелье колышется, словно плывет в воздухе. Я вижу, что это черная бабочка, застывшая в стекле.
– Я ждала встречи с тобой, малышка. У меня есть для тебя подарок.
– Для меня? Но откуда вы знали, что я приду?
– Я тебя видела в воде.
– Я смотрю в воду все время. Но вижу только песок. Иногда рыбку.
Она смеется и поднимается на ноги.
– Забавно, правда? Ведь я вижу то же самое. – Она походит к стене из тканей и раздвигает их, словно полог. – Надеюсь, тебе понравится мой подарок.
У меня внутри все обрывается, но вовсе не от восторга. Я сомневаюсь, что мне понравится ее подарок.
– Иди, Лей-ли, не бойся. Хильда сделает тебе подарок на день рождения. Разве это не здорово?
– Но почему, папа? Она меня даже не знает.
Папа встает со стула.
– Извини, Хильда… она недоверчива, как ее мать.
– Нет, Питер, она правильно делает, что осторожничает. Я для нее чужая.
– Иди, Лейда. – Папа подталкивает меня к стене из тканей. Хильда мне улыбается. Но только губами, в ее глазах нет улыбки. Мои ноги вдруг наливаются тяжестью.
– Жди здесь, дитя. Сейчас я отдам тебе подарок, а потом мы с твоим папой немножко поговорим, да?
Она исчезает за пологом из тканей и шкур. Папа подмигивает мне, но я вижу, что он весь вспотел.
– Тебе жарко, папа?
Он вытирает пот со лба тыльной стороной ладони.
– Нет, все в порядке.
Я ему не верю. Стою, покачиваясь на пятках, смотрю по сторонам. Смотрю и вдруг вижу множество глаз, глядящих на меня из складок материи.
– Что это? Почему здесь повсюду глаза?
Он смеется, целует мне руку:
– Все хорошо, малышка… они же мертвые.
Я не понимаю, что в этом хорошего.
Он показывает на пару глаз высоко на полке:
– Видишь… сипуха… Просто чучело. Вовсе не страшное.
Я подхожу ближе. Серо-бурая сова сидит на ветке, с которой свисает отрез синего шелка. Я медленно выдыхаю, чуть успокоившись.
– А вот и подарок!
Хильда держит в руке крошечную клетку, сплетенную из тонких прутиков. Я подхожу ближе – любопытство все-таки берет верх. Клетка пуста.
– Но там ничего нет… Или есть?
Сверкнув глазами, она наклоняется ко мне:
– Хороший вопрос. Тебе надо запастись терпением, чтобы узнать ответ. Видишь крошечный кокон на ветке? Следи за ним очень внимательно. И уже совсем скоро, может, еще до твоего дня рождения, из него выйдет прекрасное существо, самое красивое на свете.
– Бабочка. Я вижу их постоянно.
– Лейда! – Папа пожимает плечами, виновато глядя на Хильду.
Она смеется:
– Все хорошо, Питер. Она умная девочка, это видно. – Она вручает мне клетку. – Ты думаешь, будто знаешь, что там внутри, но подожди – и увидишь. Может быть, это будет бабочка. Может быть, нет. Может быть, это настолько загадочное существо, что ты даже не можешь его представить. А теперь выйди наружу, возьми подарок с собой. Смотри внимательно, нет ли каких изменений – волшебство уже начало действовать.
Я смотрю на кокон и не понимаю, что там может быть еще, кроме самой обыкновенной бабочки.
– Лейда, что надо сказать Хильде?
Я смотрю на папу. У него по виску стекает капелька пота.
– А как же материя, папа? Для моего платья на день рождения.
Хильда хлопает в ладоши:
– Конечно! Вы же за тем и пришли. Выбирай, милая, что тебе больше понравится. Можешь выбрать все, что захочешь.
Я широко раскрываю глаза:
– Все, что захочу?
Она стоит, раскинув руки.
– Все, что захочешь.
Проходят минуты, я брожу среди тканей и шкур, среди длинных веревок, завязанных в узлы с вплетенными в них птичьими перьями, бусинами и камушками. Я тяну за веревку – с тринадцатью узелками – колокольчики звенят, пока я их считаю.
Хильда говорит:
– Это не для детей.
Я хмурюсь, не понимая, зачем нужны колокольчики, если в них нельзя звонить. Хильда уводит меня в другой конец шатра, где я утыкаюсь лицом в какой-то пушистый мех. Она смеется, но тянет меня прочь. Папа топчется на месте, скрестив руки на груди. Я не знаю, что выбрать: тут столько всего! Я мечусь по шатру, словно курица по сараю. Наконец Хильда заставляет меня остановиться и протягивает мне отрез мягкой зеленой ткани.