Лекс.
Лицо – мертвенно-серое, восковой оттенок, как мел, в разводах копоти и свежей, алой крови, струйкой, вытекавшей из носа, заливавшей подбородок и шею, капавшей на терминал. Каждая капля шипела на горячей поверхности, оставляя чёрные, дымящиеся точки. Она не замечала.
Её дыхание стало пузырящимся хрипом, будто в лёгких кипела вода. Каждый вдох давался с надрывным бульканьем, выносил алые пузыри на губы.
Комбез – прожжён в нескольких местах, края обуглены. Левая рука... болталась жутко, неестественно. Сломана. Наверняка. Но глаза... За этими треснувшими, как паутина, линзами нейрошлема – горели. Нечеловеческим, лихорадочным огнём. Пальцы – судорожно, бешено – впились в портативный терминал, летая по сенсору с жутковатой, сверхчеловеческой скоростью, будто управляемые отдельным, умирающим разумом.
Кабель тянулся от него к импланту у виска, пульсируя тусклым синим светом, как больная жена. Казалось, жизнь Лекс буквально вытекала по нему в станцию.
Искры от повреждённой панели лизнули её руку, оставив чёрные подпалины на коже – она даже не вздрогнула. Её взор был прикован к экрану с фанатичной, почти безумной концентрацией, отражая мигающие строки кода, как последний свет во вселенной.
— Мос-стик... – Лекс закашлялась, алые пузыри выступили на губах. Она плюнула, не глядя, – В хлам... разъ... ебан...
Дрожащая, несломанная рука подняла терминал, тыча им в груду дымящегося, искрящего хлама – туда, где раньше гордо стояла центральная консоль.
– Но... точка... – она всхлипнула, лицо исказила гримаса боли, но пальцы продолжали бегать по сенсору с лихорадочной, паучьей скоростью, — Жи-ва... Чу...вствую... Пульс... сети... - Её взгляд, мокрый от боли, но невероятно острый, впился в Бейли, – Пять... минут... Канал... откроем... – Выдохнула, как обещание. Или молитву.
Тара взглянула. Не просто увидела – ощутила всей кожей этот апокалипсис в миниатюре.
Горы исковерканного металла, переплетённые провода, мёртвые экраны. Потолок трещал как корабль на мели, сыпались не осколки, а целые плиты обшивки. Искры лились непрерывным, шипящим потоком, шипя на фиолетовых лужах из разорванных тварей и собственной крови Плута-2. Воздух – густой, едкий коктейль из гари, озона, палёной плоти и сладковатого химического смрада, плавящихся биосхем. Резал лёгкие.
Тишина? Нет. Визг уцелевших сирен слился в один безумный, непрерывный, режущий мозг белый шум. Где-то хрипели раненые стражи. Трещал осыпающийся потолок. Звенело в ушах. Станция агонизировала под ногами, пол вибрировал, как палуба тонущего корабля.
В единственном зрячем глазу бушевал ураган. Ярость. Чистая, первобытная. Требовала броситься сейчас же в эту чёрную дыру, найти Скорпио, размазать его плазмой по стенам проклятого коридора. Добить паука. Инстинкт мстителя рвал поводья.
Но потом... взгляд соскользнул. На Лекс.
Хрупкая, дёргающаяся от каждого вдоха фигурка. Мертвенно-серая, восковая бледность под слоем сажи и крови. Рука, беспомощно болтающаяся – явно перелом. Но эти пальцы... Они жили своей жизнью, сканируя терминал с фанатичной преданностью. А глаза... В них не было страха. Только непоколебимая, почти безумная вера: Сделаю. Должна.
Прошлое сдохло. Её же слова, брошенные Скорпио, ударили её же саму обухом. Особенно сейчас. Здесь, среди руин.
Тара втянула воздух. Глубоко. Он обжёг лёгкие, маслянистой тягучестью требуя усилий. Сжала кулаки так, что костяшки побелели, а ногти впились в ладони до крови. Боль в бедре, простреленном ещё в начале этого ада, вспыхнула новым, ослепительным костром. Она игнорировала её. Как зов ярости. Выпрямилась. Когда заговорила, голос был низким, хриплым, но он пробил грохот и визг, как нож - масло. Приказ. Не терпящий обсуждения.
-Расчистить подступ. Прикрыть! – рявкнула Бейли в сторону Плутов, голос низкий, как скрежет брони по камню. – Плут-1! Плут-2! Огонь на любое шевеление! Ни одна крыса не подойдёт к хакерше! Усвоили?!
Плут-1 (ирокез, лицо в крови, один глаз заплыл) выплюнула сгусток. Глаза полыхали чистой ненавистью – к Скорпио, к ситуации, ко всему. Она рванулась было к зияющему пролому, туда, где скрылся убийца командира. Но... взгляд Тары. Ледяной. Командный. Железный. Как забрало опустилось. Плут-1 скрипнула зубами так, что, казалось, эмаль посыплется. Резко кивнула, — Есть! – Её пистолет-пулемёт затрещал длинной, яростной очередью в сторону коридора, откуда уже доносились приглушённые крики и лязг брони – подкрепление стражей подходило. Тра-та-та-та-та! Звук рвал оглохшие уши.
Плут-2 не сказал ни слова. Просто рванулся к груде хлама над точкой доступа, как зверь на добычу. Его «Мандибула» – эта здоровенная вибропила – взвыла пронзительно, как разъярённый циркулярный демон. Не резала – вгрызалась в переплетение балок и оплавленного пластика. Скриип! Скриип! Хрум! Металл скрежетал, провода рвались с искрами, будто фейерверк для психов. Искры сыпались градом, обжигая броню, оставляя чёрные точки на уже изодранном комбезе. Он работал неистово. С надрывным рычанием, с каким-то отчаянным, звериным упорством загнанного в угол волка, который знает – или сейчас, или никогда. Но послушного. Приказу. Таре.
Бейли присела на корточки рядом с Лекс, заслонив её спиной от тёмного пролома и летящего хлама. Рывком выдернула из разгрузки мёртвого стража потрёпанную аптечку. Пальцы, липкие от крови и копоти, ковырялись в ней. — Где бьет сильнее всего? – выдохнула Бейли коротко, сдавленно, вскрывая упаковку автоинъектора с болеутоляйкой. Голос хрипел, как напильник по ржавчине.
Лекс захлебнулась кашлем, пытаясь вдохнуть, — Рёбра... – просипела она, лицо побелело ещё больше, – Дышать... ад... Рука... фигня, пофиг... – Её несломанная рука дёрнулась в сторону терминала, кабель от которого нырял под груду мусора, куда Плут-2 вгрызался, как маньяк.
— Канал... почти... нащупала... Вот! — дрожащий палец ткнул в экран, где мигала еле видимая иконка – крохотный огонёк в цифровых джунглях станции, — Защита... Скорпио... поставил... Хитро... гад... — лицо свело судорогой, но пальцы заплясали по сенсору с лихорадочной, почти сумасшедшей скоростью, — Ломаю... щас...
Тара всадила автоинъектор Лекс в шею. Пшшш! Хакерша вздрогнула всем телом, глаза закатились на секунду, потом прояснились. Дыхание стало чуть глубже, но боль всё равно читалась в каждом мускуле, в жилке на шее.
— Пять минут. Точняк. – бросила Тара, не глядя, вскидывая подобранное «Жало» и плюясь короткой очередью в тёмный проём, где мелькнула тень. ФШИИЬ-ФШИИЬ! Силуэт ахнула и шлёпнулась. – Не больше.
Мостик содрогался, как в лихорадке. Казалось, сама стальная махина станции агонизировала под ними. Потолок трещал зловеще, сыпались новые осколки, как слёзы гиганта. Искры лились непрерывным, шипящим потоком. Визг сирен слился в один безумный, невыносимый вой, режущий по нервам. Воздух загустел до состояния киселя – дым, гарь, сладковато-тошнотворный дух горелой плоти и плавящегося пластика. Дышать было больно.
Плут-2 взревел – нечеловеческим, хриплым воплем усилия и ярости. Его «Мандибула» с последним скрежетом и лязгом вырвала наконец последнюю, упёршуюся балку. Под ней, в облаке пыли и искр, обнажилось нечто. Искрящая, изуродованная, покрытая шрамами панель серверного узла. Кабели торчали во все стороны, как обожжённые щупальца спрута.
— Доступ! – прохрипел он, едва отпрыгнув от новой очереди стражей, которая прошила обломки рядом, подняв фонтан искр. Плут-1 ответила яростным, длинным залпом из своего пистолета-пулемёта, пригвоздив врагов к полу у входа. Тра-та-та-та-та-та!
Лекс всхлипнула – звук, странный смесь боли и дикого торжества. Она швырнула терминал к панели: чпоньк! – магнитное крепление сработало. Её пальцы, окровавленные и дрожащие, запорхали по интерфейсу с невероятной, паучьей ловкостью. Казалось, она слилась с машиной. Кровь из носа – алая, жидкая – струйкой вытекала на терминал, шипела, оставляя дымящиеся чёрные точки. Она не замечала.
— Поехали... – прошептала она, и в этом шёпоте было больше силы, чем во всём мостике. Её взгляд прикован к экрану с фанатичной, почти безумной концентрацией. Кабель от импланта пульсировал тусклым синим – как больная вена, выкачивающая жизнь.
Тара прижалась спиной к груде обломков рядом с Лекс, сканируя хаос через прицел «Жала». Плут-1 (ирокез) перезаряжала ПП, лицо – искажённая маска ярости и боли, левый глаз – синяя, мокрая слива. Но правый горел ледяной решимостью. Плут-2 присел на корточки у серверной панели, его «Мандибула» наготове, сканируя подходы, рана на бедре сочилась фиолетовым на фоне алых брызг.
Воздух гудел. Визг сирен слился в один сплошной, режущий мозг белый шум. Где-то близко завыл раненый. Пахло озоном, горелой плотью и сладковато-металлической химией.
— Четыре минуты, червяк! – Голос Тары прорвал грохот, низкий, как скрежет брони по камню. Бейли всадила Лекс второй автоинъектор – пшшш! – прямо в грудь, сквозь разорванный комбез. Не глядя, плюнула короткой, точной очередью из «Жала» в мелькнувшую алую каску стража у дыры в шлюзе. ФШИИЬ-ФШИИЬ! Шлем взрылся кровавым туманом. – Или мы все сдохнем здесь. Включай!
Лекс вздрогнула от инъектора. Алые пузыри лопнули на её губах. Но пальцы летали. По сенсору, по кабелям, вживляя волю в умирающую станцию. Экран терминала вспыхнул каскадом багрового кода. – Ломаю... – рваный выдох. – Ща... щас...
Над ними, в клубах искр и дыма, станция «Карнак» завывала свой последний реквием.
Глава 14. "Кровь на Золотом Коде".
Мостик станции. Он уже не трясся – выл. Глухим, податным гулом, будто гитарная струна на последнем издыхании перед щелчком. Каждый удар снизу, из кишок станции, вгонял вибрацию прямо в кости. Зубы клацали, как костяшки домино. Над серверной панелью – дыра. Не просто дыра, а зияющая харя, плюющаяся осколками и чёрной, едкой гарью, которая смешивалась с паром от лопнувших трубок. Искры? Не те приличные искорки. Они дёргались, как конвульсирующие мухи, шипели и дохли в лужах масла и… ну, вы поняли. Сирены. Один сплошной визг, врезающийся в мозг, как тупое сверло. Белый шум конца света. Просто ад.