Третья группа с "Кротом" и огнемётами "Дракон" встала у внутреннего входа. Стальной заслон.
– Не толпиться! Шаг в ногу! Сильные – слабым помогите! – команды солдат звучали чётко, без паники. Успокаивающе.
– Они... близко очень... – прохрипел Ленн, цепляясь за "Гризли", заглядывая через плечо в черноту гермошлюза. Глаза – белые от ужаса.
Рорк слышал. Сквозь гул эвакуации пробивалось:
Ш-ш-шурррш... Ш-ш-шурррш... Как мокрая тряпка по полу.
Бульк... Бульк... Горло великана.
Скр-р-режжж... Когти по металлу изнутри вентиляции.
Нарастало. Быстро.
– Арт! – Рорк не орал. Голос – низкий, как гудение трансформатора. Он вскинул "Жало", целясь в самую большую решётку. – "Драконы"! По вентам! ЖГИ!
Бойцы арьергарда дёрнули курки.
Р-Р-Р-Р-Р-ХА-ХА-ХА!
Реки огня хлынули в шахты. Воздух вспыхнул жаром и смердящим смрадом горелой плоти. Из некоторых шахт – пронзительный ВИИИЗГ! Что-то чёрное, пылающее, вывалилось, забилось в предсмертных судорогах. Солдаты доложили очередями. Тик-та-та-та-та.
Но шуршание не стихло. Стало громче. Яростнее. Решётки заходили ходуном, выгибались изнутри.
– ЛЕЗУТ! – завопил огнемётчики, пятясь назад, шланг "Дракона" плюясь огнём. Его забрало было забрызгано едкой слизью, шипящей на броне, но он не отступал, поливая шахту огнём, будто мстил за что-то личное. – "Крот"! Дави гадов!
«Крот» взревел. Оператор дёрнул его к стене с решётками. Слепящая белая игла плазмы рванула в самую большую шахту. Бронесплав вздулся, лопнул ливнем раскалённых брызг. Из дыры – новый ВИЗГ. Но из соседних шахт уже вылезли.
Щупальца. Острые. Хитиновые. Рвут решётки. Клешни щёлкают. Здесь.
– Рорк! – голос Келла взрезал эфир. – Последние носители – загружены! Зеки – на выходе! Нам ТУТ КИРДЫК! Твари – ОТОВСЮДУ!
Сержант кинул взгляд на блок "Сигма". Пламя лизало стены. Чёрные, многоногие тени выкатывались из менее повреждённых шахт, игнорируя ожоги. Сороконожки-мутанты? Хитин лоснился в огне, как мокрый асфальт под фарами. Фасеточные глаза сверкали багровым – десятки крошечных кровавых фонариков. Искривлённые мандибулы щёлкали, будто ножницы гиганта. Кислотная слюна шипела на раскалённом полу, оставляя дымящиеся язвы. Одна тварь рванула к старику, спотыкающемуся на обломках. Тра-та-та! Лазерные лучи солдата ПСР изрешетила хитин – брызги едкой слизи, но тварь лишь дёрнулась, как кукла на нитках, и поползла дальше. Ещё три уже ползли по потолку, оставляя слизкие, блестящие дорожки.
– Арьергард! – Рорк не кричал. Приказ был холодной иглой в гуле боя. – "Крот" – на гермошлюз! Залп – на максимум! "Драконы" – огненная завеса! Остальные – к выходу! БЕГОМ, БЛЯТЬ!
Оператор "Крота" дёрнул рычаги. Слепящая белая нить плазмы ударила не в тварей, а в сам проём гермошлюза, ведущий вглубь станции, к "Омеге". Металл вздыбился, закипел, взорвался внутрь оглушительным СКР-Р-РУХОМ!, заваливая проход раскалёнными, дымящимися глыбами. Огнемётчики давали последнее: Р-Р-Р-Р-Р-ХА! Море напалма захлестнуло подступы к завалу, отсекая пылающим валом.
– Отходим! – Келл подхватил под руку девчонку с пустым взглядом, почти волоком потащил к пролому. Солдаты арьергарда отступали короткими перебежками, поливая огнём выползающих из-под обломков и прорывающихся сквозь пламя тварей. Хитин звенел под пулями, кислота брызгала на броню с шипящим псссс-с-с!
Рорк пробежал через ад последним. Краем глаза – "Гризли" с Ленном на плечах. К нему рванулась объятая пламенем тварь. Солдат развернулся на бегу, едва удерживая равновесие, всадил два кроваво-красных плазменных заряда прямо в сборище фасеток. ПШ-ПШ! Чудовище рухнуло, задев клешнёй его ногу – броня "Барса" взвыла от коррозии, но выстояла.
И вот они. На краю. За спиной – пылающий, скрежещущий, визжащий ад "Сигмы". Перед ними – мерцающая голубая стена "Кокона", а за ней – чистый, резкий свет штурмового катера, белые халаты, стерильный холодок.
– Переход! – Рорк пропустил вперёд "Гризли" с Ленном, Келла с девчонкой, последних бойцов. Обернулся. На долю секунды. Одна тварь, с обгоревшим боком, но невероятно быстрая, рванула к нему, клешни щёлкнули в сантиметре от забрала.
Рорк не целился. Развернулся. Выстрел. БА-БАХ! Взрыв. Не оглядывался. Шаг. Ещё шаг. И он пересёк мерцающую синеву "Кокона".
Тишина. Абсолютная. "Кокон" отрезал рёв преисподней, как нож. Остался только звон в ушах. Воздух. Чистый. Пронизывающий холод. Резал обожжённые дымом лёгкие, как лезвие. Сладковатый запах антисептика и озона.
Свет. Ослепительно-белый. Стерильный. Резал глаза, привыкшие к багровым отсветам пожаров.
За спиной "Кокон" мерцал, отражая искривлённые тени тварей, бешено бросавшихся на невидимый барьер. ГЛУХОЙ УДАР чего-то тяжёлого – и тишина снова.
Шлюз зашипел, захлопнулся. Щелчок. Герметично. Они были на борту абордажных катеров.
Ровный гул двигателей. Тихие голоса медиков: — Дайте адреналин! Жгут выше!
Стоны раненых. Прерывистое дыхание выживших зеков. Сидят на полу в тёплых серых одеялах. Глаза – пустые. Шоковые. Грязь, кровь на лицах – жуткий контраст с белизной катера.
Рорк сорвал шлем. Вдохнул. Полной грудью. Воздух впился в лёгкие – чистый, ледяной, с привкусом меди и антисептика. Обожгло. После вони "Сигмы" – как глоток водки после пожара. Спину пронзила дрожь – адреналин сдавал, оставляя ватность в коленях и мелкую трясучку в пальцах, спрятанных в перчатках. Он прислонился к холодной, гладкой как лёд стене катера. Металл зябко просачивался сквозь броню, напоминая о космическом холоде за бортом.
Взгляд сержанта упал на Ленна. Геолога уже укладывали на антиграв-носитель. Медсестра втыкала капельницу в жилистую руку. Бледная. Глаза мужчины нашли Рорка. Не пустые уже. Глубокие. Как колодцы, полные тяжёлой, немой воды. Слёзы катились по щекам, смешиваясь с копотью и грязью, оставляя белые дорожки. Губы шевельнулись. Беззвучно. Но Рорк прочёл: "Спасибо." Или "Почему?" А может, и то и другое.
Сержант кивнул. Коротко. Жёстко. Не для утешения. Для подтверждения: Да. Выжил. Пока. Рука в бронеперчатке непроизвольно сжалась в кулак. Мелкая дрожь. Не от холода. От сдающего адреналина и той стальной пружины внутри, что наконец-то разжалась. Он чувствовал каждую царапину на броне, каждый грамм въевшейся копоти и кислоты как вторую кожу.
Он оттолкнулся от стены. Шагнул к ближайшему коммуникатору – матовой панели на стене, мерцающей холодным синим в слишком белом свете. Палец в бронеперчатке ткнул кнопку шифра. Писк. Связь с мостиком "Карнака".
Голос его вырвался – пропахший дымом, гарью и кровью 'Сигмы', но обточенный до лезвия:
– "Горн" – "Молот-1". Блок "Сигма" – чист. Груз... – он замолчал на миг, взгляд скользнул по сидящим на полу фигурам в серых одеялах, по носителям со стонами, – ...груз на борту. "Омега"... – Пауза. Внутри – не тишина. Какофония ада 'Сигмы' звенела в костях, вбитая часами боя: Р-р-р-р-ха-ха-ха! огнемётов. ВИИИЗГ! плазмы 'Крота'. ЩЁЛК! клешнёй в сантиметре от шлема. Бульк... Ш-ш-шурррш... из темноты. И крики. Освобождённых. Умирающих. Дикий смех той женщины с 'Жалом'. – "Омега" гуляет. Твари на воле. Прорвались в "Сигму". Оставили им... горячий привет. Идём к "Дельте". Рорк – отбой.
Он отпустил кнопку. Облокотился на панель, закрыл глаза. Тикала капельница у Ленна. Звук – неприлично громкий, стерильный, чужой после грохота 'Громил'. Открыл глаза. Стерильный свет. Белые халаты. "Гризли" тёр рукавом забрызганный кислотой наплечник, матерился под нос. Келл раздавал термоодеяла, его лицо – усталая маска. Ленн смотрел в потолок, слёзы текли в уши. Рука снова сжалась. Дрожь.
Глава 15. "Музей Предателя".
Тишина после доклада Рорка? Растворилась. Просто съёжилась в этом проклятом, статикой пропитанном воздухе. Тара Бейли чувствовала Ледяную усталость, да. Победа. Но горечь сверху – как подгоревшая корка. Твари. В «Омеге». На свободе. Прощальный подарочек от Скорпио. Её взгляд, тяжёлый, будто свинцом налитый, упёрся в Ирокез. Та впилась в терминал, лицо – зелёная маска в свете экрана. Левый глаз – синюшная слива под пластырем. Жуть.
– Ирокез. – Голос Тары вырвался, как ржавая пила, – Прочеши. Всё. До последней пылинки. Каждую щель. Найди его нору. Архив. Бункер. Ту самую чёрную дыру, куда смылся. – Она рванулась вверх, игнорируя этот чёртов укол в бедре – там, где фиолетовая корка крови на броне треснула, сочилось. – Пока его твари шастают по «Омеге», мы выкурим крысу. Его секреты. Мне. Сейчас же.
Ирокез? Молчала. Только пальцы забарабанили по сенсору быстрее, злее. И уголок глаза дёрнулся – микроскопический тик усталости или ярости. Экран взорвался шифрами, схемами вентшахт, мёртвыми протоколами. Минута. Ещё. Тишину резал только треск убитой электроники и собственного, пробитого дыхание. Тяжёлое.
А потом – бац! Экран залило алым. Координаты. Сектор «Тета-7». Глухомань. Прямо под реакторной грудой. Там, где сканы глохнут от помех. Крыса хитрая, чёрт бы её побрал.
– Бинго, шеф. – Ирокез выдохнула, голос – натянутая струна. Ткнула пальцем в пульсирующую точку на карте, – Нора. Прикинулась дохлой вентиляцией. Энергия – чёртова жила. Связь – паутина из тьмы. Там. Сто пудов.
Тара не сказала спасибо. Рванула вперёд. Игнорировала укол – корка крови лопнула окончательно. Игнорировала ватные ноги, звон в ушах. Секреты Скорпио. Его грязные схемы. План «Б». Важнее крови, усталости, которая давила, как свинцовый плащ. Тяжело.
– Плуты! – Её голос рубанул тишину как топор. – За мной! Ирокез – точка! Связь держи!
Плут-1 (тот самый, с синяком под пластырем вместо глаза) вскинул свой автомат, дёрнул затвор. Лязг, – За тобой, Кап.
Плут-2 (громила с «Мандибулой», бедро в кровавых бинтах) буркнул: – Ведём. – Лицо – каменное. Ни боли. Ни мыслей. Работа и точка.
Коридор? Ха. За дверью мостика – не коридор. Геенна огненная. Аварийки мигали, как нервный тик, швыряя дёрганые тени на покорёженные стены, заляпанные чем-то липким и тёмным. Воздух – густой замес: гарь, озон, сладковатая вонь тухлятины (откуда, блин?!), и под всем – едкая химия, глаза ест. Провода трещали где-то. С потолка капало. Вода? Или хуже. Где-то далеко – БУММ. И… тяжёлое безмолвие. Такое, что аж страшнее крика.