***
Мерцающая голограмма Сайласа Торна, искажённая яростью, в мертвенно-голубом свечении, дёргалась перед Дмитрием. Сквозь иллюминатор апартаментов — лился сине-багровый отсвет NGC-4414, выхватывая тень грузового дрона, скользящего к станционным докам. Воздух в помещении был отравлен: едкий запах озона от перегревшейся аппаратуры смешивался с терпким ароматом элитного терранского виски, недопитый стакан стоял как обвинение. Роскошь люкса казалась мраморным склепом. Где-то вдалеке взревел и тут же смолк аварийный сигнал, фоном шипели помехи, а хронометр отсчитывал секунды с назойливостью предсмертной капели. На столе царил хаос: разобранный энергоблок меча, тюбик смазки, замасленная ветошь. Плазменный пистолет лежал в зоне досягаемости. Парадный мундир рода был скомкан на полу. К креслу, его последнему бастиону, прислонялся силовой меч.
Голова Дмитрия гудела адской симфонией. Он откинулся в кресло. Веки налились свинцовой тяжестью, мышцы челюсти свела судорога, отдававшая болью в скулы. Однако взгляд оставался острым, как отточенная сталь. Уголки губ дрогнули, намекая не на улыбку, а на оскал лезвия.
-Сайлас. Приятно видеть. Похоже, мы... достигли взаимопонимания, — прозвучал голос юноши, нарочито ровный, почти монотонный. Он подчеркнул отсутствие инцидентов на банкете Ланари и похвалил дисциплину людей Торна, назвав это ценным качеством.
Ответом стал взрыв белого шума на проекции. Когда изображение стабилизировалось, Торн пылал. Лицо побагровело, седые щетинистые волосы встали дыбом. На левом виске резко выделялся старый белёсый шрам. Морщины, словно трещины злобы, обрамляли рот. Узкие глазки полыхали подозрением, а в скуле, казалось, пробежала мелкая дрожь. Голос мужчины, хриплый, словно напильник по кости, прорвался сквозь треск, превращаясь на высоких нотах в визгливый писк: — Взаимопонимания?! Молодцами?! Харканс, хватит нести чушь!
Толстый палец яростно ткнул в пустоту, —Кейл! Твой этот бронированный увалень! Он клятвенно заверял! Человек должен был быть здесь! Наш человек из «Обсидианового Рассвета»! Тот, кто чует нечисть в каждой светящейся капле! Где он?! Где наша точка опоры в этом муравейнике отбросов?!
Дмитрий остался непоколебим. Подобие улыбки застыло, но в глазах зиял космический вакуум, холоднее глубин пространства. Он поднял руку — плавно, но с неоспоримой властностью. Даже голограмма Торна будто закоченела.
-Стоп, — одно слово, прорезавшее шипение подобно пуле, —Твоё присутствие здесь я терплю, Сайлас. Узрев в нём... определённую пользу. Пока твои затеи не пересекаются с моими целями, — мелькнула микропауза, каждое слово падало с весом гири, — Но если что-то мешает...— взгляд молодого человека скользнул мимо голограммы к плазменнику на столе. Язык на мгновение прилип к пересохшему нёбу.
Затем взгляд вернулся к пылающему голографическому лицу, —Я устраняю помеху. Без колебаний. Без предупреждений, — юноша подчеркнул, что «Обсидиановый Рассвет» сохраняет оперативную значимость в рамках текущей миссии по противодействию угрозе Мирта, —Пока ваши действия не выходят за очерченные рамки. Вот... условия нашего взаимодействия. Недвусмысленные, — Дмитрий выдержал паузу, явно давая Торну шанс вклиниться, но железная хватка ледяного взгляда заморозила любую попытку речи на месте, —Понятно?
Тишина повисла густая, тягучая. В виске Дмитрия отбивался пульс, синхронный, с мерзким тиканьем хронометра. Голограмма Торна дёргалась в статической ряби. Наконец, сквозь треск прорвалось ворчание, где злоба уступила место концентрированному яду: —Полезны... Партнёры... — Торн фыркнул прямо в микрофон, — "Допустим, Харканс. Работаем по твоим лекалам. Пока, —вновь пауза. Глаза мужчины, будто раскалённые буры, пытались просверлить Дмитрия сквозь искажения связи.
— "Но коль скоро мы столь полезны, столь... партнёры... — Слово «партнёры» он вышвырнул, словно гнилую кость. — "...может, ослабишь удавку? Твои цепные псы у каждой щели! Воздух перекрывают! Доверие подрывают! Не по понятиям!"
Поза Дмитрия оставалась неизменной. Рука, застывшая после властного жеста, теперь покоилась на подлокотнике. Кончики пальцев отбивали ритм по холодящему дюралю. Метроном. Тик-так. Тик-так. Взгляд — непроницаемый ледяной бастион.
-Удавка преждевременна, Сайлас, — юношеский голос сохранял ту же мертвенную ровность, но с подспудной стальной жилой. Голова едва заметно наклонилась. Сине-багровый луч скользнул по скулам, отточив их резкость.
— "«Фронтир» — не детская забава, Торн, — каждый слог обрушивался с тяжестью кузнечного молота, — А вы... — по губам скользнул призрак усмешки, холодной, как межзвёздный вакуум, — ...всё ещё осваиваете азы передвижения здесь, не наступая на чужие хвосты или щупальца. Контроль сохраняется. Это не удавка. Это... узда." Пальцы его левой руки судорожно сжались, будто вжимая в ладонь незримые вожжи. Зловещая пауза.
— Чтобы не сорвались в бездну раньше срока. И меня за собой не потащили, — вновь микропауза, взгляд превратился в бурав, вонзающийся в мерцающий образ, — Когда подтвердите способность приносить пользу без лишнего гвалта и ксенофобных воплей в зонах Конкорда... тогда обсудим.
Дмитрий не стал дожидаться возражений. Рука как выстрел! — метнулась к консоли голопроектора. Движение — отточенное, беспощадное. Палец — резко! — ударил по виртуальному тумблеру.
Щелчок! Костяной сухости. Шипение — оборвалось на вздохе. Мерцающий призрак Торна схлопнулся, поглотив багровую ярость. В роскошной капсуле воцарилась могильная тишина. Лишь гул станции да противное тиканье хронометра нарушали покой. Сине-багровое сияние NGC-4414 заливало помещение, отливая Дмитрия в статую из альбастра и космического льда.
Он замер. Секунды растягивались в вечность. Пальцы всё ещё касались панели. Глаза — стальные, измождённые — уставились в пустоту, где секунду назад висел Торн, но видели иную картину: запутанную сеть опасностей, где «Обсидиановый Рассвет» — лишь ядовитое насекомое, балансирующее на остриё между «нужностью» и «ликвидацией». Усталость вырезала глубокие тени под глазами, но в уголках губ застыло леденящее, словно хельгирская мерзлота, удовлетворение. Власть. Его. Удавка, именуемая уздой, затянута ровно настолько, чтобы душить, но не убивать. Пока.
Со скрипом кресла молодой человек откинулся глубже. Плечи ныли от зажатости, словно тащили планетоход. Рука потянулась к стакану. Янтарное виски, оставшееся недопитым, булькнуло, разрывая тишину. Глоток. Огонь прошёлся по гортани. Ядовитые попутчики… Неизбежная дань войне с Миртом, — пронеслось в измотанном сознании.
Глава 18. "Триста Секунд до Змеиного Ключа".
NGC-4414 распласталась за бронированным стеклом – развороченная губа вселенной, сочившаяся сажей и багрянцем. Синеватый отсвет давил на люкс, наполняя пространство морозным сиянием. Каждый отдалённый грохот битвы где-то вдали... резонировал в подрёберной пустоте. Ярость выжгла дотла, усталость источила до костного мозга. В бокале виски колыхалось в такт едва уловимым, мерзким вибрациям, сотрясавшим палубу. Фиолетовое свечение голограммы Софи – призрачное пятно – мерцало под кровавыми сполохами боевой трансляции. Кадры: всепожирающая плазма, рушащиеся конструкции, искажённые гримасы солдат... Стерильность каюты утонула в инфернальных тонах. Триумф. Оскалом. Когтями. Воздух пропитали озон, гарь... и тот приторный, знакомый до тошноты шлейф далёкой гибели.
Тепла не хватает... – сорвалось в шёпот. Он вперил взгляд в ничто. Женского прикосновения... ласки... да и плоти, куда же без неё. Призрачные щупальца сдавили виски. Юноше требовалось тепло. Осязаемое. Живая плоть. Ощущение зубов, впивающихся в плечо. Безоговорочная капитуляция. Жажда – звериная, физиологическая, ответ на это месиво смерти.
– Софи, где Минди? – Голос прозвучал хрипло, натянуто, как тетива, и дело было не только в виски.
Голограмма Софи вспыхнула ярче – синева заиграла почти... кокетливо. ИИ доложил бесстрастно, но с явной, мрачной усмешкой в подтексте: —«Физиологические показатели: госсекретарь Шон забаррикадировалась в кабинете». Рядом с основным боевым экраном материализовалось окно: ОФИС МИНДИ – РЕАЛЬНОЕ ВРЕМЯ. Настоящее шоу нервного коллапса.
Массивный стол из дюрасталя – грохот! – втиснут под ручку двери. Жалкая защита. Кристаллические планшеты разбросаны, словно осколки после бури. Дисплеи мертвы или в снегу. И в центре безупречно чистого стола... матово-чёрный футляр. Гравировка – сжимающийся кулак Империи Дравари. Не вскрыт. Зловеще отсвечивает в дрожащем свете одинокой лампы. Минди Шон – прижалась спиной к дальней стене, колени подтянуты к груди. Серебристые волосы, обычно собранные в безупречный шлем, рассыпались прядями по расстёгнутому пиджаку. Все её тело сотрясали конвульсивные спазмы.
Софи наложила биометрические данные поверх изображения. Цифры пульсировали багровым:
СЕРДЦЕ: 154 → ТУК-ТУК-ТУК! | ДЫХАНИЕ: Прерывистое, поверхностное | АДРЕНАЛИН: Критические значения | НЕЙРОАКТИВНОСТЬ: Зафиксированы аномальные паттерны возбуждения. Статус: Несанкционированные. Интенсивность: Максимальная. Фоновый показатель: Доминирующая паническая реакция.
– Анализ вокализации: бормотание о "Форме G-74b... тройных уплотнителях... нарушениях закупочного регламента..." и... – Софи сделала паузу, нарочито приглушив голос, – ...зафиксированы отчётливые звуковые паттерны, классифицируемые как всхлипы. Корреляция: 98.7% с визуальной фиксацией на объекте "Контейнер Сигма-7". Уровень фокусировки: Критический. – Холодный сарказм сквозила в самой формулировке.
Харканс провёл пальцами по переносице, пытаясь выдавить усталость. Тщетно. Внутренняя пустота разверзлась ледяной пропастью. Слишком много кончин за этот цикл. Требуется жизнь... Или уродливая имитация. Нечто, что можно согнуть. Сломать. Заставить трепетать под пальцами, подобно станции под ударами извне. Власть над пульсом, дыханием, болью – единственное спасение от всепоглощающей смерти за иллюминатором. Голографическая фигура Софи приблизилась; «дыхание» покрыло инеем край его стакана.