Дмитрий не дрогнул. – Не лгал...
– Обещал! – Вскрикнула девушка перебивая. Палец ткнул почти в грудь, – «Трофеи – ваши. По праву крови и стали». Твои слова!
Начальница охраны обвела взглядом ангар, голос набрал силу: – Где доля? Отдана уродам! — произнесла Бейли, плюнув на пол между ними, – Слова твои – дерьмо собачье! Пустой звон!
Тара шагнула ближе. Жар дыхания, виски и кровь, – Ты – ничто в броне. Флаг без корабля.
Абсолютная тишина. Гул вентиляции замер. Бойцы ПСР застыли. Лица каменные. В глазах – яростное согласие. Дмитрий стоял окаменев. Слова били в броню, искали щель.
Бейли провела окровавленной рукой по подбородку, оставляя тёмную полосу. Ухмылка стала шире, опаснее.
– Знаешь что, мальчик? – Слово прозвучало унизительно, сладко — ядовито, – Может, смотаться домой? В позолоченную «Куколку»?
Женщина махнула рукой, – Уничтожение Мирта... – Пауза. Наслаждение. – ...передать достойному? — взгляд Тары скользнул по идеальному, мертвенно-бледному лицу юноши, – А то ведь... — начальница охраны медленно оглядела молодого человека с ног до головы, – ...засранец с позолотой... – Шёпот язвительный, но несущийся по тихому ангару: – ...может удариться о ржавый угол. Или... – Взгляд упал на кулак. – ...о собственную трусость. Больно бьёт, командорчик.
Бейли развернулась спиной. Медленно. Преднамеренно. Демонстративно. Жест окончательного презрения. Рана дёрнула, спина выгнулась от боли, но походка осталась вызовом – тяжёлой, неуклонной.
– Уберите хлам с моего дока! – Приказ прогремел через плечо оцепеневшим техникам. – Найдите медика, который не дрожит! А то и его спишем в «непригодные материалы»!
Дмитрий стоял. Неподвижный. Статуя из гнева и льда. Кровь со жвала сочилась между пальцев, капая алыми сгустками. Запах железа и звериной ярости висел шлейфом. Он чувствовал взгляды: ПСР (ненависть), техников (страх), раненых (боль), своих «Оруженосцев» (сомнение). Десятки пар глаз, как раскалённые иглы, впивались в спину. Фигуры ПСР были напряжены, взгляды упорно отведены – не вызов, а молчаливый приговор. Кейл смотрел в пол, челюсти сжаты до хруста – немое обвинение.
Молодой человек рефлекторно сжал кулаки. Ярость вырвалась. Он шагнул вперёд, рука рванулась, пытаясь схватить окровавленный пояс, притянуть, утвердить контроль. Боль, усталость – пальцы лишь скользнули по гладкому нейлону, оставив алые полосы.
– ПЫТАЕШЬСЯ, БЛЯДЬ?! – Рёв Тары взорвал тишину. Она развернулась молниеносно. Кулак, стальной комок ярости, помчался к рёбрам.
Дмитрий повернулся, подставляя броню. Недостаточно быстро. Костяшки врезались не в бока, а в мягкую точку под грудиной. "УХ!" Воздух вырвался стоном. Зрение затуманилось белыми искрами. Острая, оглушающая боль согнула пополам.
Рефлекс. Ботинок хлестнул вперёд – прямо в забинтованное бедро.
Дмитрий промахнулся. Тара отпрыгнула назад с призрачной ловкостью. Раненая нога подкосилась, но ярость подпитывала движение. Её рука сомкнулась на лодыжке, как дюрасталевые тиски. Ни колебаний. Ни пощады. С гортанным рычанием, смешавшим боль и торжество, она рванула на себя и вверх.
– Пора полетать!
Мир перевернулся. Ящики, лица ПСР, красные огни – мелькающий калейдоскоп. Палубная обшивка взлетела вверх. Дмитрий врезался спиной в пол – броня скрежетала, высекая искры. Удар содрогнул кости, глухо гудел в черепе. Звёздные вспышки заплясали перед глазами.
Тишина. Глубокая, оглушающая. Затем – хаос:
Инженеры замерли – сварочные горелки шипели в потухшей искре.
На лицах — наёмниках Аманды, появились ухмылки, рассекали грязные лица. Резкий свист.
Сержант Кейл рванул вперёд, подняв дробовик. – ОТСТАВИТЬ, БЕЙЛИ! – Голос хриплый от ярости и беспомощности.
Тара не двинулась. Стояла, обрамленная мраком ниши. Алая струйка стекала по ноге. Грудь тяжело вздымалась. Глаза горели ярче прожекторов, впиваясь в Дмитрия. Игнорировала Кейла. Голос прорезал тишину, как мономолекулярное лезвие: – Тронь ещё раз, Харканс, – выплюнула, ссадины на костяшках сочились кровью, – и скормлю твой позвоночник шлюзу.
Женщина повернулась – обмякшая, тяжёлая. Боль прорывалась сквозь ярость, хромота усилилась. Схватила бутылку Solstice Bolt. Долгий, размеренный глоток. Ледяной взгляд не отрывался от его глаз.
– Медик! – Проревела, всё ещё глядя на него. – Помогите подняться лорду командующему. А то пачкает пол.
Кейл опустил дробовик. Лицо – каменное. В глазах – буря. Шагнул к Дмитрию, протягивая руку. – Командир?
Молодой человек лежал. Рёбра кричали. Каждый вдох – нож. Гордость кровоточила. Ноготь впился в ладонь до крови. Тень Тары, тяжело хромающей к медотсеку, маячила долго... Не оглянулась.
Софи (нейронный шёпот, ледяной): Медтревога: перелом нижней грудины. Сканирование, анальгетики класса 4. Командир Бейли сжала ожерелье из моляров при ударе. Ухмылка: 7% удовлетворения. Доминирование пересмотрено. Публично.
Дмитрий встал на ноги, игнорируя боль и руку Кейла. Ангар – мертвенно-тихий. Только вой далёких горелок.
– Сержант, рот закрой и не лезь, – рявкнул на оруженосца, голос – наждак по металлу.
Кейл резко отпрянул. Челюсти сжаты до побеления костяшек. Немое, кипящее неодобрение.
Взгляд молодого человека упал на Тару, собиравшую силы у края света. – А ты, что только на это хватает? – Ледяной вызов. – Швырять начальство? Не удивительно, что твои люди погибли в секторе Дельта.
Провокация сработала. Мгновенно. Ярость вспыхнула в глазах ярче горелок. Бейли зарычала, низко, животно. Рванулась к нему, игнорируя хромоту, боль в топливо. Шаги – агония и обещание расплаты. Ящики грохотали, отшвырнутые.
Когда между ними оставалась пара метров, рука Дмитрия метнулась вниз. Нащупал на палубе комок – спутанные провода, стружку, промасленные тряпки. Швырнул в лицо.
Мусор распался в полёте. Чёрная гидравлика, острая стружка, липкие тряпки – хлестнули в глаза, покрыли волосы гадостью. – ГААА! УБЛЮДОК! – Взревела от ярости женщина. Зажмурилась, руки полетели к лицу.
Дмитрий не медлил.
Юноша подскочил, рванул к ней, используя слепоту. Удар нацелен точно в окровавленное бедро – жестокий, калечащий.
Промахнулся. Она извернулась в гневе. Агония придала движению дикую силу. Костяшки лишь скользнули по краю повязки, разорвав её. Свежий багровый цвет расцвёл на серой ткани.
Бейли не видела, но чувствовала Харканца рядом. Занесённый кулак, слепой, яростный, готов проломить висок.
Дмитрий успел. Удар. Жестокий. Низкий. Кулак, сжатый в камень, с силой поршня устремился вверх. Встретил мягкое, податливое сопротивление, отдача прошла по запястью.
"ГУХ-" Глухой, влажный звук, как удар по мешку с песком.
Весь импульс, ярость исчезли в миг. Глаза мгновенно остекленели, тело обмякло как тряпка. Цвет отхлынул – кожа стала мертвенно-серой, восковой. Женщина согнулась пополам, как сломанный нож, голова почти коснулась колен. Руки впились в пах – пальцы скрючились, впиваясь в ткань комбинезона, суставы побелели. Не кричала. Лишь давилась булькающими, клокочущими хрипами, смешанными с кровавыми пузырями слюны у рта. Левая нога дёргалась в бессильном пинке, голова моталась, затылок глухо стучал о палубу. Судороги прокатились по телу. Живот судорожно дёргался.
Дмитрий не колебался. Наклонился, движения точные, экономичные. Твёрдый кулак в перчатке коротко дёрнулся вперёд – прямо в переносицу. Хруст – сухой, как ломающаяся ветка. Кровь фонтаном брызнула из расплющенного носа, залив подбородок и комбинезон алым. Прежде чем рухнуть, она получила открытой ладонью по уху. Голова дёрнулась, как у марионетки.
Юноша выпрямился во весь рост, тень, накрыв содрогающуюся фигуру. Голос ровный, громкий, резал тишину, обращаясь ко всему ангару: —Ты шваль охуела! Это моя станция!
Тара не устояла на ногах и рухнула на пол. Дмитрий сел на Бейли и нанёс ещё несколько ударов в лицо. Женщина вернулась в клубок вокруг источника боли. Задыхалась. Булькающие хрипы. Дёргалась в такт пульсирующей агонии. На замасленной палубе – лужа: кровь, слюни, зелёные осколки Solstice Bolt, гидравлическая жидкость.
Ангар – гробовая тишина. Шок. Даже наёмники Аманды перестали ухмыляться. Один перекрестился скрытно. Молодой боец охраны, которого держали товарищи, зарыдал – глухо, бессильно. Женщина-сварщик выронила горелку. Резкий лязг эхом прокатился.
Дмитрий встал, – Медика! – Голос разрубил тишину, как удар топора. – Уберите этот хлам с моего дока. И отмойте. Выглядит как дерьмо собачье.
Медики бросились. Их фельдшер, "Док", обычно невозмутимый, на этот раз не глядя на Дмитрия, резко отвернулся, сосредоточившись только на Таре, его руки дрожали не от спешки, а от сдерживаемой ярости.
Молодой боец ПСР с перевязанной головой рванулся вперёд с воплем: "БОСС!" – но товарищи схватили, зажали рты. Молодой прикусил костяшку до крови – немую клятву.
Ирокез, девушка из "Плутов", не сводя ледяного взгляда с Дмитрия, медленно, с усилием оторвал от рукава потрёпанную нашивку "Фронтир" – ту самую, что Тара вручала каждому новичку. Бросил в лужу крови и грязи у ног юноши. Молча.
Плут с Мандибулом, незаметно сжал в кулаке обшарпанную нашивку отряда – стилизованным вороном, клюющим череп. Пальцы впились в ткань, костяшки побелели. Не клятва мести – приговор.
Когда Тару переворачивали на носилки, тело обмякло. Глаза закрыты – от света, от позора. Глубокий озноб сотрясал даже после укола.
Уносили. Антигравы зажужжали. По толпе прошёл гул – глухой, звериный, сдавленный страхом. Кто-то из наёмников Аманды громко сплюнул: "Фронтирское спасибо".
Дмитрий разжал кулак. Тёплый, липкий жвало лежало на окровавленной ладони.
-"Трофей", – прошипел он себе под нос, с отвращением, но с дикой удовлетворённостью.
Аманда оттолкнулась от иллюминатора мостика. Ни тени эмоций. Взгляд скользнул по окровавленной, залитой грязью фигуре на носилках, затем – к Дмитрию. Как бухгалтер, оценивающий резко упавший в цене актив.
– Командор Харканс. Мостик. Сейчас. — голос Аманды, разнёсшийся через громкоговоритель, резал тишину, ровный и непререкаемый, как приговор.